– Почему вы так думаете?
– Потому что, когда есть любимый человек, о нем постоянно упоминаешь в разговоре: «он сказал, мы поехали, мы решили». А Алена не говорила так, потому что муж ей был безразличен. Но в то же время был кто-то любимый, о ком она говорить не могла. Вы знаете, я это только сейчас поняла, когда стала вспоминать.
– Спасибо вам, Света. Мне пора, – я поднялась.
Уже на пороге квартиры Светлана решилась спросить:
– А как ее убили?
– Она была задушена.
– Вот ужас-то! – прошептала Гусева.
Войдя в свой номер, я хотела было позвонить в Питер, Славе, но передумала. Короткого разговора не получится, а завтра опять вставать в полшестого утра. Ничего, около двенадцати я буду в Пулково и, следовательно, при самом плохом раскладе часа в три доеду до него. Нет уж, спать, спать, спать.
Наверное, впервые книжка любимой Устиновой не прочитана уже три дня, на второй странице я заснула.
– Наконец-то! – такими словами встретил меня в дверях Вячик. – Когда ты из аэропорта позвонила, я принялся обед готовить, так все уже остыть успело. Ну, ты что-нибудь узнала?
– И немало! Дай руки помыть, за обедом расскажу.
Пока ела отличную отбивную с картошкой фри, пила кофе с профитролями, я сообщила другу все, что узнала в Чусовом и Перми.
Вячеслав был поражен моим рассказом.
– Похоронить живую бабушку! Зачем?
– Видимо, она хотела, чтобы ее жизнь в Чусовом осталась тайной для Питера, а жизнь здесь – тайной для Чусового. Но надо отдать должное, она все эти годы посылала бабушке деньги и подарки, дважды приезжала, часто звонила по телефону.
– Все равно – это ужасно! Я и подумать не мог… Алена говорила, что никого у нее там не осталось, называла свою родину вшивым городишком.
– Комплекс провинциалки, – констатировала я. – Вообще-то очень милый, спокойный, чистенький городок. А природа в окрестностях – обалдеть! Я пока на электричке ехала, налюбоваться не могла. Река очень бурная и живописная, горы, леса – такая суровая и мощная красота!
– И все же то, что ты узнала, нам практически ничего не дает… – промолвил задумчиво Слава.
– А то, что она была убита так же, как ее мать? А имя папочки – Константин Смердин? Который, между прочим, уехал в Питер. И еще мне кажется, что ключи с зайцем – от квартиры на Большом. Это надо проверить.
– Ты предлагаешь туда поехать?
– Конечно!
– Знаешь, я позавчера так напился, что потом уже в глотку не лезло. Книжки твои не читались, телевизор смотреть не мог, весь день думал: что же теперь делать? Может, лучше самому в милицию пойти, или хотя бы Ермолаеву позвонить? Вдруг на работу уже приходили? Узнать, что у него спрашивали, что он им сказал?
– Ну, узнаешь, и что? Думаешь, следователи с ним своими планами поделились?
– Тогда, может, твоему Николаю позвонить?
– Под каким предлогом? Нет уж, давай сначала на Васильевский съездим, посмотрим. Мы должны использовать все возможности, а потом обратимся в милицию, к тому же Коле.
– Зря я, наверное, ввязал тебя в это дело, – Вячик потянулся через стол и сжал мою руку.
Никогда не испытывала я ничего подобного от простого дружеского прикосновения. На мгновение мне показалось, что мы одно целое, что у нас одно кровообращение, одна жизнь на двоих… Ужасно захотелось обнять, прижать его голову к своей груди…
Нет. Не время. Не сейчас. Я лишь слегка пожала в ответ его руку и сказала:
– И ничего не зря. Бог знает, сколько бы в милиции разбирались. Может, они бы вообще не обратили внимания на письма, а мы благодаря им – вон сколько всего раскопали! И, если честно, мне понравилось играть в детектива. Как будто сама стала героиней своих книжек. Может, это смешно и глупо…
– Нет, не глупо. Что бы я без тебя делал? – он еще раз сжал мою ладонь и встал из-за стола. – Ну что, поехали на Васильевский?
Мы добрались на моем «Форде» до Большого проспекта меньше чем за полчаса. Я прекрасно помнила этот дом, полжизни прожила в двух шагах от него. Добротное пятиэтажное здание сталинской постройки, в прежние времена на первом этаже располагалась булочная. В детстве, когда я приходила туда за руку с мамой, она почти всегда покупала мне свердловскую булочку за двенадцать копеек, которую я успевала съесть по пути домой. До сих пор помню этот вкус свежайшей сладкой сдобы. Сейчас тоже продаются булочки с таким названием, я как-то взяла, но вкус совсем другой. Может, тот был вкусом детства?
На месте булочной сверкал огнями игровой клуб «Вулкан». Усмехнувшись, я рассказала Вячеславу, что здесь раньше было.
– Это что! В том доме на Новочеркасском, где я почти двадцать лет жил, при советской власти работала сапожная мастерская, потом магазин «Счастливый малыш», что-то вроде детского мира, а год назад появилась вывеска: «Секс-шоп. Только для взрослых».
– Вот это цинизм! И ты туда заходил?
– Еще чего! Зато, небось, моя благоверная была там постоянной покупательницей! – скрипнул зубами Вячик.
В подъезд мы зашли беспрепятственно, кодовый замок оказался сломан. Возле двери под номером девять остановились и переглянулись. На всякий случай я нажала на кнопку звонка – вдруг там кто-то есть? Подождав минуты три, вставила ключ в замок, дверь легко открылась, и мы проскользнули в квартиру. Вместе со встроенными в потолок лампами зажглась подсветка стильной прихожей-купе. Вячик, не отрываясь, смотрел на вешалку.
– Это Аленина куртка.
Я кивнула, как бы говоря: вот видишь! И поинтересовалась:
– Жена была прописана с тобой? А раньше где?
– Где-то возле Звездной, я там никогда не был. Мы с самого начала встречались только у меня. Она продала ту квартиру.
– Ты что, даже переезжать не помогал?
– А чего там помогать? Она перевезла только одежду и кое-какие мелочи. В ее машину все уместилось.
Пройдя по светлому коридору, мы очутились в просторной комнате. Похоже, стену между ней и кухней снесли во время ремонта. За стойкой, напоминающей офисный ресепшн, располагалась мойка, плита и компактный кухонный гарнитур в стиле хайтек. Остальное пространство представляло собой современную гостиную, с большущим угловым диваном, стеклянным столом, громадным плазменным телевизором на стене, стойкой для аудиоаппаратуры. С общей обстановкой контрастировало только бюро позапрошлого века в углу, да антикварный или подделанный под старину бар на колесиках в виде бочки с откидной крышкой.
Настоящие стальные цепи, навешанные вместо шторы на проем ниши, скрывали две двери. За одной из них оказался обыкновенный стенной шкаф с полками, заставленными всякой хозяйственной ерундой. Открыв другую, мы вначале ничего не увидели. В плотных занавесях на окне не было ни единой щелочки. Вячик нашарил выключатель, и я охнула: не комната, а декорации к фильму в жанре жесткого порно. Золоченая металлическая кровать с черным шелковым бельем, зеркальный потолок, черные стены с зеркалами в золоченых рамах, в простенках между ними развешаны хлысты, плетки, наручники, какие-то сбруи и вовсе непонятные предметы. В углу – нечто, напоминающее дыбу и почему-то громадный блестящий мотоцикл.
– Так вот где получала удовлетворение моя жена… – пробормотал Слава.
Я невольно отступила из странной комнаты, он еще раз огляделся и тоже вышел, затем плюхнулся на диван и тупо уставился в матовый экран телевизора. Я присела рядом.
– Выходит, это была ее тайная квартира, и здесь она встречалась со своим любовником…
– И может, не с одним, – заметил Вячик.
– Ну, знаешь, иметь несколько любовников-садистов! Не так уж много психов…
– Сколько их было, мы, похоже, уже никогда не узнаем…
– Красивое бюро, – решила я сменить тему, подошла к инкрустированному столику и попыталась поднять закругленную крышку. – Закрыто. Может, внутри что-то интересное для нас, какие-нибудь письма, фотографии… Обыкновенный мебельный замочек…
– В детективах такие открывают простой шпилькой, – усмехнулся Слава с явным намеком.
– Ты умеешь? Я – нет. Но в моей сумочке, как у пани Хмелевской, чего только не завалялось, а все потому, что я терпеть не могу менять сумки. У меня их всего две, светлая и темная, и когда надо в соответствии с сезоном поменять сумку, я даже не вытряхиваю все до конца, просто перекладываю необходимое сейчас. Поэтому некоторые вещи болтаются там годами. Не далее, как сегодня, я наткнулась на старый ключ от почты, хотя ящики в нашем подъезде поменяли год назад.
Я нашла в сумке ключик, два раза он провернулся впустую, а на третий крышка открылась. Внутри оказалась небольшая стопка пластиковых папок и два больших фотоальбома. Мы открыли первый. Вот это да! Алена, и обнаженная… в одних чулках… в жутких сбруях… А какие позы! Куда там «Плейбою»! Подобное я лишь один раз в молодости мельком видела: первый супруг провозил контрабандой порнографические журналы на продажу. Стало понятно предназначение некоторых предметов и даже мотоцикла, находящегося в соседней комнате. Вячик резко захлопнул альбом.
– Б..дь! – процедил он сквозь зубы. – Прости, Лер, других слов просто нет!
Я осторожно открыла другой альбом. Вдруг там такое же? Но это были фотографии с курортов. Я перелистывала страницы, Слава рассеянно смотрел мне через плечо и вдруг сказал:
– Стоп! Перелистни назад.
На предыдущей фотографии рядом с Аленой стоял худощавый темноволосый мужчина с большими залысинами. Длинные шорты, свободная рубашка навыпуск, глаза прячутся за темными очками.
Вячик глянул на эту фотографию и стал быстро переворачивать страницы дальше.
– Вот так номер! И обнимаются, и на пляже… Это же Костя Ермолаев, мой компаньон! Фотографии с тех курортов, куда она якобы одна ездила. У нас дома есть такие, только без Костика.
– Костика? Ведь ее папочку тоже звали Костей. Только фамилия его Смердин. Сколько твоему Ермолаеву лет?
Вячик задумался лишь на секунду.
– Год назад в июле сорок справляли. Он еще банкет замылить хотел, говорил, что сороковник не отмечают.