В этот момент позади нее раздались торопливые шаги. Кто-то очень спешил, едва не переходя на рысцу. Она обернулась и замерла, встретившись взглядом с потрясающими серыми лучами, струившимися из-под ресниц Ильи Ганина. Впрочем, лучи эти заструились не сразу. Она успела заметить ожесточенность, сменившуюся странной растерянностью. Что-то холодное и жутко неприятное перебрало каждый ее позвонок. Сердце пару раз дернулось, прежде чем продолжить свой размеренный стук. Илья улыбнулся, заиграв ямочками на щеках, и, приблизившись к ней, слегка склонил голову.
— Интеллектуально развиваешь своего следователя? — осведомился он.
— Откуда ты знаешь? — она никак не могла отделаться от ощущения какой-то неловкости, словно застала человека не в самый подходящий для этого момент.
— Чего бы тебе шататься по коридору во время спектакля? Ты ведь его наверняка уже видела.
— А тебе?
— Да тут такая дурацкая история приключилась… — он замялся, явно смутившись.
«Ну вот, — с тоской подумала она, — заставила человека оправдываться».
— Меня преследует какой-то рок — голубые уверенно считают меня своим. До начала подсел ко мне некий деятель искусств — трудно сказать каких, но при пятнистом шарфе на шее. Мы разговорились. То да се: спектакль — дерьмо, театральный мир в простое, — словом, он ругался на всех, я слушал. Потом потушили свет, и тут я чувствую его теплые пальцы на своей коленке. При всем должном уважении к его мнению я не смог выдержать этот аргумент, ну… и сбежал. Присмотрел место подальше, хотя даже не знаю, может, лучше пойти домой…
— А чего это тебя сюда принесло? — улыбнулась Алена. — Ты-то уж точно видел эту постановку.
— Да… — махнул он рукой. — Тоскливо так стало. Вот говорил, что все равно — буду играть Гамлета или нет, — а оказалось, что не все равно. Тянет. Решил: пойду посмотрю хоть, как другие играют.
Распрощавшись с Ганиным, Алена вернулась в зал.
— Ты даже не представляешь, кого я сейчас встретила!
— У тебя было жаркое свидание с тем парнем, которого приревновала толстуха в буфете? — Вадим страшно обрадовался, что она хоть и под конец акта, но все-таки явилась.
— Лучше, — похвасталась она, — я встретилась с Ильей.
— Ганиным? — он посерьезнел. — Экая новость! Поразительно, но этот человек таскается за тобой повсюду.
— У тебя предубеждение против него, — она погладила его по руке, дабы дать понять этому недотепе — ревность тут совершенно неуместна.
— Только не говори, пожалуйста, что вы случайно столкнулись в коридоре, — он осторожно высвободил руку из-под ее ладони.
— Да нет, конечно! Мы заранее договорились затащить тебя в театр и, пока ты будешь пялиться в темноте на сцену, с вожделением перемыть тебе все косточки, — фыркнула она.
— Значит, речь шла обо мне. Могу представить, как ко мне относятся после закрытия репетиций «Гамлета», — он вздохнул.
— Мы и перекинулись-то парой фраз. В основном поделились сожалением именно по этому поводу. Ганин признался, что очень хотел сыграть Гамлета. Я лично, вообще не понимаю, какой прок от прекращения репетиций!
— Это дает нам время подумать над тем, кто убийца.
— Ну и чего же вы у себя в отделе надумали за неделю? — съехидничала она.
— Мы проверяем каждого, кто был в театре в момент убийства Журавлева. Но вообще-то это секретная информация. Не стоит ее трепать на всех углах, а особенно не стоит передавать Ганину.
— Надеюсь, он вне подозрений, — скривилась Алена. — И вообще, прервать репетиции, на мой взгляд, глупый шаг. Что вы узнали о гуру, например? Могу поклясться, что ничего. И вообще, пока шли репетиции «Гамлета», все подозреваемые были у тебя на глазах. А теперь они сидят по своим домам.
— Вот и пусть посидят, — отрезал Терещенко, — авось кто-то живым останется.
— Ну надо же! — зло зашептали сзади. — По телику одни боевики, в книжках — только детективы печатают, думал, приду в театр, хоть отдохну от этой дури! Так нет, сели и болтают все о том же.
— Простите, — пробормотал Вадим.
В этот момент зал взорвался аплодисментами и загорелся свет.
— У меня создается впечатление, что я все время всем мешаю! — крикнул он Алене.
— Это мания величия, — пожала плечами она.
Фойе театра моментально набилось народом, хлынувшим из зала. Большинство сразу же ринулось к буфетам.
— Не понимаю я этого странного ритуала, — проворчала Алена, — как антракт — так в буфет. Глупость какая-то.
— Это, как ты правильно заметила, — ритуал, что-то вроде шаманского танца, — усмехнулся Вадим, — но лично я бы спустился и покурил.
— Ты куришь?
— Покажи мне детектива, который не курит, — усмехнулся он.
В курилке, расположенной меж двух туалетных комнат, тоже было немало театралов, почитающих табак наравне с искусством. Почитали они никотин очень активно, над головами гудящих в пересудах курильщиков дым стоял коромыслом.
— Мне не хочется здесь топтаться. Тем более что я не курю, — заявила Алена, разворачиваясь на сто восемьдесят градусов.
— Можно подумать, твой замечательный Ганин не курит, — явно обиделся Вадим.
— Это его личное дело, — парировала она, не собираясь ему уступать. — Я тебя подожду в фойе.
Он сказал бы еще что-нибудь, скорее всего едкое, но не успел. Дверь мужского туалета распахнулась, и на пороге появился тот самый господин, из-за которого Алена повздорила в буфете с толстухой в бордовом. По виду этого господина можно было, не напрягаясь, догадаться, что он секунду назад пережил самое значительное потрясение в своей жизни. Ширинка на его брюках была расстегнута, и оттуда торчал кусок нижнего белья в зеленый горошек. Кроме того, нижняя челюсть господина практически упала на грудь, руки его лихорадочно шарили по ребрам в поисках чего-то спасительного, может быть, кармана пиджака, в котором хранился валидол, а согнутые в коленях подрагивающие ноги больше всего напоминали сейчас букву X.
Такое явление не могло не привлечь всеобщего внимания. Курильщики уставились на несчастного с едва скрываемым сарказмом во взоре. Разговоры моментально стихли. В создавшейся паузе господин с расстегнутой ширинкой издал тихий звук, похожий на скрип открывающейся двери, петли которой забыли смазать еще в прошлом веке, и, растерянно оглядев публику, робко позвал:
— Лидусик…
Дама, затянутая в бордовое, возникла из гущи народа и принялась пробираться к своему обожаемому сокровищу, расталкивая всех локтями.
Глаза господина наполнились отчаянием.
— До чего же мужики докатились, — шепнула Алена Вадиму, — уже и штаны сами разучились застегивать.
— Ну, не все же такие, — хмыкнул тот, бросив недоверчивый взгляд на собственные брюки.
— Лидусик, — громко проныл господин, — там… — он вяло махнул рукой в глубь мужского туалета. — Там человека зарезали…
Последнюю фразу он произнес с явным сомнением.
— Что?! — в один голос взревели Лидусик, Вадим и Алена.
И так же разом ринулись в уборную. Дама в бордовом первой пробралась к кабинке, где, по мнению ее спутника, находился зарезанный. Вадиму пришлось по дороге поднимать с полу пару несчастных, которых Лидусик сбила с ног, прокладывая себе путь. Пока они с Аленой прислоняли к стене одного из пострадавших, у кабинок раздался нечеловеческий крик, напомнивший Алене ее детские годы и связанное с ними посещение вольера с орангутангами в Берлинском зоопарке. Она инстинктивно съежилась, как тогда, когда на прутья решетки кинулась огромная обезьяна с точно таким же воплем. Но из-за угла, вопреки ее ожиданиям, вылетел не самец орангутанга, а все та же дама в бордовом. Она истерично отряхивалась и отмахивалась, словно за ней гналось осиное семейство. Столпившиеся у умывальников любопытствующие разом растеклись по стенам, освободив ей дорогу. Лидусик все с тем же непрекращающимся криком выкатилась вон.
— Всем стоять! — взревел Вадим, едва удерживая напор сзади. — Я следователь Московской милиции. Очистить помещение.
— Ага! — громко поддакнула ему Алена. — А я — агент Интерпола. Начинаю стрелять на счет три. Раз, два…
— Твои шуточки! — недовольно буркнул он и рванулся к кабинкам.
— Ну, должна же я объяснить свое присутствие в мужском туалете с моральной точки зрения, — пожала плечами Алена и кинулась следом.
Человек пять, до которых не дошел приказ стоять на месте, последовали за ними.
Картина, которая предстала перед нею, когда она заглянула через плечо Вадима, тут же пресекла желание шутить.
— Фу… — раздалось за ее спиной.
Смотреть действительно было неприятно.
Мужчина лет сорока сидел на полу, закинув голову. Кровь из огромной раны на шее тонкой струйкой стекала прямо в унитаз. Если бы она стекала на пол, там уже давно бы образовалась внушительная лужа, которую, без сомнения, заметили бы намного раньше. Похоже, что мужчина успел потерять значительную часть крови. По крайней мере, Алена подумала, что из столь внушительной раны кровь должна бы хлестать фонтаном. Видимо, так оно раньше и было — на белой рубашке мужчины появилось что-то вроде красного жабо. Убийца оказался предусмотрительным, расположив тело жертвы в угоду уборщицам. Для них тут особенных забот не намечалось. Вадим указал Алене на листок бумаги, приколотый французской булавкой к рукаву убитого. Потом он нагнулся и тихо прочел:
Быть или не быть, вот в чем вопрос.
Достойно ль смиряться под ударами судьбы,
Иль надо оказать сопротивленье
И в смертной схватке с целым морем бед
Покончить с ними?
ГАМЛЕТ
Разумеется, послание было выполнено в том же стиле, что и все предыдущие — вырезанный текст из книги, приклеенный на лист белой бумаги.
— Иди, вызывай оперативников, — вздохнул Терещенко.
— Мне предстоит это делать второй раз, — недовольно буркнула Алена.
— Ну, хочешь, я пойду звонить, а ты тут покараулишь?
— Вопрос решен, — она растолкала любопытствующих и вылетела вон из уборной.