отя идиотская улыбка с немного торчащими клыками, за которой Франц обычно прятал все, что чувствовал на самом деле, едва не треснула.
– Я не прошу вас допрашивать людей и уж тем более искать Ламмаса и пытаться убить его. Наоборот, будьте предельно осторожны и защищайте в первую очередь себя, а не кого‐то, – сказал им поучительно Джек. – Просто приглядывайте за всеми, и если увидите нечто подозрительное или неладное, то сожмите в руке ведьмин камень и подайте сигнал. Запомните цвета: я сожму – загорит пурпурным, Франц – красным, Лора – голубым, а Титания – зеленым.
Франц медленно моргнул и посмотрел на свою раскрытую ладонь, куда Джек вложил им всем по очереди маленький и черный треугольный камешек, похожий на уголек. Прохладный и гладкий наощупь, с округлыми краями, он замигал тусклым рассеянным светом в такт услышанному, сменяя один цвет на другой по кругу.
– Лора, – обратился к ней Джек, и Франц заметил краем глаза, как та едва не выронила свой камень, крутя его в пальцах. – Ты ведь не против поучаствовать? Это, правда, может быть сложно… М-м… Из-за передвижения…
– Все нормально. Справлюсь.
Лора энтузиазма не высказывала, но и не спорила, сдалась быстро, а это тоже было подозрительно. Франц прищурился, но промолчал. Что же с ней такое?
– Чем ярче будет гореть определенным цветом, тем ближе этот человек, – продолжил инструктировать Джек, пока все распихивали камешки по карманам. – Не телефоны, конечно, но потеряться нам не даст. Хотя эти камни нынче даже дороже стоят. Торговцы накануне базара цены дерут, как незнакомо кто! Я полдня потратил, чтобы их по приемлемой цене найти. Г-хм, так вот. – Джек поднял покатые плечи, будто растягивая ткань рубашки, в которую приоделся, на этот раз нежно-голубую, но тоже с воланами, как и все в его гардеробе. – Раз мое Чувство нынче бесполезно, уповать остается только на глаза. А на Призрачном базаре соберется в три раза больше людей, чем живет в Самайнтауне, поэтому и глаз нужно много. Я просто нутром чую, что Ламмас готовит что‐то! Не просто так ведь еще с десяток трупов из городских моргов пропали вчера.
– Так может стоит предупредить Ральфа? – предложил Франц, тактично не заметив, как на словах о трупах исконно молчаливая и сдержанная Титания вздохнула полной грудью. – Попросить выставить больше полицейских, среди них большинство ведь как раз его медведи… Они сильные ребята.
– Ральф отпадает, – отрезал Джек. – Не спрашивай.
– А остальные жители города? Помнишь, как тридцать лет назад существовал Совет, где каждый желающий мог свой вид представить? Пока все они, правда, не переругались и не залили кварталы кровью… – подхватила Титания, но Джек почти тут же прервал и ее:
– Они просто жители. Может, и не-люди, но, как люди, хотят покоя и безопасности. Что я им скажу? «Защищайте город, потому что сам я не справляюсь?» Многие и так напуганы. Им будет проще уехать, чем против кого‐то выступать. – Франц невольно замычал в знак согласия, смущенно вспомнив о том, что это было и его первой мыслью тоже, когда они спиритический дом обсуждали. – Да и у Ламмаса помощников больше, чем я думал. Возможно, среди горожан они тоже есть. Не хочу, чтобы кто‐то сегодня пострадал. Призрачный базар должен пройти спокойно – вот наша цель, а уже завтра… Завтра будем думать, как нам выпроводить Ламмаса с его свитой из Самайнтауна.
Все кивнули, даже Лора. Карта города в Крепости была лишь одна – та самая, дорожная, какие на автовокзале всем новоприбывшим раздают, – и Джек разложил ее на столе поверх чайной посуды, а затем принялся тыкать пальцем, поясняя, кому какая часть базара достается. Лоре и Титании было поручено следить за самым его сердцем – главным пешеходным мостом и двумя примыкающими к нему половинами площади, где сосредоточие торговцев и шатров. Поскольку Титу в это время года стоило держать подальше от вязовых лесов, уточнил Джек мимоходом, наружную часть Темной половины площади и путь до Старого кладбища на себя возьмет он сам. Францу же оставалась наружная часть половины Светлой с улицами до Пьяного квартала и парка развлечений.
Не считая того, что охватить такую большую территорию им вчетвером еще надо было постараться, план выглядел идеально.
Наверное. Франц в планах никогда не разбирался, если честно.
– Джек, – позвала Титания, когда все четверо хорошенько отдохнули в своих комнатах и, дождавшись глубокой темноты, начали собираться в путь. – Можно с тобой поговорить?
Франц в этот момент поправлял свою кожаную куртку, обновлял старые пластыри на лице и расчесывал волосы, с которых уже начала слезать пепельно-черная краска. Он чувствовал особую радость по поводу того, что наконец‐то сможет не прятаться под капюшоном на базаре от солнца и пощеголяет прической. Лора же ждала на улице, впервые собравшись быстрее всех, и Франц собирался пойти заводить машину, но притормозил в проеме арки, когда услышал:
– Ты не обязан нести это бремя один, Джек…
– Так я ведь и не один. Я попросил и вас тоже ухо востро держать.
– Пока мы держим востро ухо, ты держишь острую косу. Это не одно и то же. Я могу пойти туда, ты помнишь? Я могу позвать их, я могу помочь. И тогда мы с тобой вдвоем уж точно…
– Нет, Титания, нет. Не вздумай. Оставайся в центре города, что бы ни случилось. Не ходи на Старое кладбище, к вязовым лесам. Хорошо?
На этом, очевидно, разговор их был окончен, потому что неожиданно последовавшая за тем тишина хлестнула Франца по лицу, как пощечина, и он поспешил уйти, почему‐то чувствуя себя неловко, будто снова случайно поставил в видеомагнитофон кассету с «Эммануэль». Его каждый раз удивляло, что Титания, умея вгрызаться мужчинам в глотки, при этом не умеет спорить – по крайней мере, с Джеком. Ему она всегда была послушна, точно листья холодам, и даже Франц переставал ощущать себя таким уж верным псом на ее фоне. Особенно сейчас, когда поручение Джека он, может быть, и планировал исполнить, но вовсе не ради него и даже не ради Самайнтауна, а ради себя. Ведь если на Призрачном базаре и правда соберется весь народ и если Франц будет неустанно его перебирать, то он наверняка снова ее увидит.
Он найдет Кармиллу и узнает, за что она обрекла его на вечные страдания.
– Чувак, двадцатый век уже заканчивается, мы через два года в двадцать первый вступим, а ты будто застрял в семнадцатом! Хоть бы раз принарядился… Сегодня ведь такой важный день!
– Какой? День, когда мы снова будем огребать?
– Ого, обычно ты более оптимистичен.
– Судя по тому, что случилось в Лавандовом Доме, и тому, насколько ты не собран, Ламмасу не составит труда снова обвести нас вокруг пальца. И еще, пока не забыл, загляните по возможности к мамбо или жрицам каким, если встретятся по пути, хорошо? Авось удастся разузнать что‐нибудь о Ламмасе. Дел непочатый край, Франц, так что, прошу, сосредоточься.
– Не могу! Твои чертовы рюши…
– Это называется «воланы».
– Да какая разница, как они называются, если выглядят как девчачьи рюши! Клянусь, я две недели назад у бабки такие в троллейбусе видел, причем она была уже больше мертва, чем жива.
– Пресвятая Осень! Обещаю, я разрешу тебе самому мне костюм на День города выбрать, только отстань от моей одежды!
Лора слушала препирания Франца и Джека вполуха, но за те полчаса, что они по пробкам ехали до базара, успела вспомнить, почему избегает ездить с ними двумя в одной машине. Из этой тройки милее всего ей была Титания, и то лишь потому, что всегда молчала, зная, что человеческая речь даже спустя сорок лет не самая сильная ее черта. Она только крутила головой от окна к окну, сидя сзади рядом с Лорой, но взгляд ее был рассеянным, отсутствующим. Глаза и впрямь огромные, как у совы, и будто по-совиному же смотрели откуда‐то сверху или даже из другого мира. Острые кончики ушей, режущие водопад черных волос, впервые забранных на затылке обсидиановым гребнем, смешно подергивались, как у кошки. Интересно, слышала ли Титания, как где‐то на задворках Самайнтауна назревает очередная катастрофа? Как кто‐то вновь лишается конечностей, а кто‐то оживает вместо того, чтобы обрести покой? Звон монет, отсыпаемых в ладони лодочников, и плакальщиц, поющих на берегу Немой реки?
Слышала ли Титания, как быстро у Лоры бьется сердце от страха?
«Ты в порядке?» – спросил ее Франц тогда в Крепости, и Лора не знала, что ему ответить, если только отвечать неправду. Нет, однозначно, нет. Ей стоило невероятных усилий не сломаться, не выдать это ни одним мускулом лица, когда он, заглушив машину на парковке, дождался, пока Джек с Титанией вылезут на улицу, а затем перегнулся к ней через спинку кресла, сверкая георгиновыми глазами.
– Слышала, что Джек сказал? На людях всегда будь и камень далеко не убирай. В этот раз за тобой Титания присмотрит. Не скучай без меня, икра рыбья!
– И не собиралась.
Едва Лора очутилась посреди гуляния на центральной площади в инвалидном кресле с тяжестью на груди и еще более неподъемной тяжестью в левом кармане джинсовой куртки, все стало только хуже.
Пальцы перебрали маленький бархатный мешочек, перевязанный шнурком. Внутри шуршали семена – молочно-белые, похожие на рис. Лора помнила, какие они на цвет и запах – сладко-медовые, будто переспелые фрукты, – и даже какие они на ощупь – жесткие, сухие, но безупречно гладкие. Она не раз развязывала мешочек дома, заглядывала в него, затем завязывала обратно и отодвигала на расстояние вытянутой руки. Но уже спустя полчаса бралась опять… И теперь лелеяла в ладони, имея власть над Самайнтауном куда большую, чем Лоре когда‐либо давала дружба с Джеком, ее чертежи или даже ее голос.
«Просто высыпь мешочек в еду, которую будут раздавать на Призрачном базаре, – сказал ей Ламмас тогда в кафе, когда она, отупленная сладкими обещаниями и горячим шоколадом, еще не осознавала в полной мере, во что ввязалась и насколько трудно это будет. – Наташа говорила, что выиграла тендер, или как там это называется… Словом, будет угощать горожан на площади из городской казны, делать рекламу своему кафе. Кажется, она собиралась варить тыквенный пунш…»