Лора, заслышав это, истерично рассмеялась, мол с чего он взял, что ее вообще к еде подпустят? Она и нож‐то в руки брала всего раз в жизни, и вовсе не столовый, а ритуальный, проклятый, чтобы жизни лишить, а не обед состряпать. Ламмас, однако, продолжал настаивать, что все получится.
«Вот увидишь, – говорил он с той самой улыбкой, при виде которой тело сразу невольно чешется во всех местах одновременно, – Наташа тебе доверяет. Ты ведь почетный горожанин! Никто в вопросах доверия не смотрит на характер – смотрят на заслуги. А ты столько разного для города сделала. Так что Наташа сама тебя позовет, людей‐то вдобавок много съедется стараниями вашей Душицы. И вот тогда…»
Ламмас оказался прав. Едва Франц, Джек, Титания и Лора разделились на площади, как последнюю окликнула Наташа, размахивая вафельным полотенцем из-за длинной стойки под навесом, как флагом.
– Эй, Лорочка, Лорочка! Сюда.
Лора оглянулась, чтобы убедиться, что зовут именно ее. Удивительно, как она вообще разглядела ее, сидящую, за спинами прохожих. Несмотря на то что башенные часы только объявили полночь, Призрачный базар уже был набит битком. Желания исполнялись, а кошмары претворялись в жизнь строго с двенадцати часов ночи и до восхода солнца в шесть утра, а значит, у Лорелеи было ровно шесть часов на то, чтобы исполнить поручение Ламмаса и свою мечту.
Или отказаться и от того, и от другого.
Пускай на улице и стояла ночь, но на площади было светло как днем: желтые гирлянды, фонарные столбы с болотными огнями, высокие костры и фары припаркованных поблизости машин. Все светилось, все переливалось болотно-зелеными, янтарными, жемчужными и багряными всполохами. Где‐то в толпе мелькала спина Джека, движущегося в сторону Старого кладбища. На плече, поверх черного тренча, вышитого золотом, уже лежала его коса – он призвал Барбару сразу, как вылез из машины, но сделал ее тупой и округлой, чтобы прохожие не напоролись. Даже издали было заметно, как вязкая тень капала с лезвия, точно деготь, но в конце концов и коса, и оранжевая тыква скрылись за шатрами.
Тогда Лора повернулась в противоположную сторону – там шел Франц. В его пальцах дымилась сигарета, протягивая за собой ментоловый шлейф, а на ремне светло-голубых джинсов позвякивали металлические цепочки. Он махнул над головой рукой, будто знал, что Лора смотрит, и, сделав еще одну затяжку, затерялся среди прохожих. Вскоре в поле видимости Лорелеи осталась только Титания: та плавно обходила прилавки торговцев вдоль центральных рядов, направляясь к мостовой, и толпа сама обтекала ее, будто боялась порезаться о подол плиссированной юбки, усыпанной мелкими стразами. Впервые Лора видела, чтобы та одевалась не как охотник – скромно и невзрачно, а как добыча – ярко и вызывающе. Но это тоже была разновидность охоты. Титания не избегала взглядов, а делала все, чтобы приковать их; чтобы на нее оборачивались, отвлекались, роняя сувениры и закуски. Так Тите было проще вычислить тех, кто смотрел иначе, по-другому, не как человек. Или не смотрел вовсе, а значит, человеком тоже не был. Шерстяное болеро подчеркивало глубокий вырез на груди, гранатовое колье – тонкую лебединую шею, а темно-красная помада – благородный фарфоровый тон лица. Скользящие ткани темных, небесных и ягодных тонов ей очень шли. Не чувствуя холода, Титания тем не менее всем своим видом пробуждала желание ее согреть, и даже Лора, держась поодаль, начинала чувствовать, как искрящийся вокруг гламор и феромоны медленно вызывают внизу живота покалывание и желание приблизиться.
Лора тряхнула головой, некоторые пряди выбились из заколок. От такой Титании точно следовало держаться подальше. В тоже время ей с ее коляской не следовало мешаться у туристов под ногами, лучше просто забраться туда, где повыше и виднее. Например, на тот помост, где как раз стоит длинный ясеневый стол между фонарными столбами, застеленный бумажными скатертями. По одну его сторону раскладывали еду, а по другую – готовили. Оттуда Наташа руками и махала – подпрыгивала и металась туда-сюда, будто бы Лора могла не узнать ее, разодетую во все оранжевое, еще и с половниками на поясе.
– Лорочка!
Лора выпустила из пальцев мешочек с семенами, застегнула карман и, тяжко вздохнув, все‐таки покатилась к ней.
– Лора, знаю, тебе еще на сцене выступать, да и приехала ты на базар явно не работать, но… Можешь подсобить, а? Кто же знал, что, когда Душица сказала «много народа на Призрачный базар приедет», она имела в виду настолько много! Мне людей не хватает, даже волонтеров, кого‐то нужно поставить на раздачу, а я тем временем…
– Не тараторь. Что конкретно нужно? – оборвала ее Лора, снова уступив, но лишь потому, что на никакой сцене она выступать не собиралась – из группы Душицы‐то ушла, только вот никто не знал об этом. Лора даже барабанные палочки с собой брать не стала и в сторону сцены с деревянными декорациями как раз на Светлой половине площади, где они из машины высадились, тоже старалась не смотреть.
Наташа, услышав какое-никакое согласие, просияла. Они с Лорой не виделись всего несколько дней со встречи на том же рынке, но щеки ее успели впасть, волосы – запутаться и потускнеть, будто она их даже не расчесала, прежде чем прийти. Кашемировое платье хоть и выглядело дорогим, но тоже было мятым, впитало в себя запах пота, который выступил от постоянной суеты. Словом, весь вид Наташи доказывал, что обслуживать целый Призрачный базар даже во имя славы – та еще морока. От этого Лора вдруг почувствовала то, что ненавидела чувствовать больше всего, – искреннее желание помочь.
– Можешь натереть вот это на терке? Только покрупнее.
– Да, без проблем.
– Разложи на подносе все кусочки, пожалуйста. И воткни в каждый шпажку! Чтобы люди руки не пачкали, особенно дети. Они вечно облизывают все подряд…
– Хорошо.
– Ой, ой, тыквенные цукаты уже закончились! Они их что, горстями загребают?! Уилл, ты вообще следишь тут за порядком? Лора!
Лорелея разъезжала вдоль длинного стола, вкатившись не без помощи того самого Уилла – то ли четвертого, то ли пятого мужа Наташи – на деревянную платформу под шатром. С другой стороны выстроилась очередь за бесплатными угощениями – хот-догами с печеной тыквой, тыквенными пряниками, вафлями с беконом (и тоже тыквой, конечно же). Все толкались, тянули руки, будто дорвались до еды впервые за долгие месяцы, и Лора, глядя на все это, понимала, почему Наташа не побрезговала даже ее на подмогу позвать. Благо, что на помосте было просто – только работники кафе и волонтеры. Иногда Наташа и вовсе сама перекатывала Лору с места на место туда, где она нужна была ей больше, и та, засучив рукава свитера, неожиданно для себя окунулась в готовку с головой.
Быть может, потому что это было лучше, чем думать о Ламмасе, парализованных ногах и семенах в кармане. А быть может, потому что от разбитой на краю платформы печки за спиной и газовых конфорок веяло уютным жаром, как в старом домике Лоры на берегу моря, где она провела самые счастливые пять лет. Джинсовая куртка с мехом и теми самыми семенами сползла с нее и перекочевала на спинку инвалидного кресла. Растрепанные волосы лезли Лоре в глаза и рот, а пальцы слипались от растительного сока, сливочного масла, сахара. Лорелея даже успела помочь Наташе замесить пряничное тесто – десяти ведер не хватило – и бахнула туда корицы настолько щедро, что все, кто стоял рядом, расчихались.
Тыквы, голубые свечи и коса,
Мертвецов на улицах слышны голоса.
Ступай за болотными огнями скорей,
Самайнтаун к себе приглашает гостей!
Здесь белладонна – приправа, а не яд,
Надень-ка, дружище, лучший свой наряд!
Туман давно окутал этот край,
Садись, смерть заварит тебе чай.
Лора хмыкнула, заслышав знакомую песню. Все присутствующие знали ее наизусть – это была единственная песня Душицы, но сегодня она звучала иначе. Без барабанов любая мелодия становилась бедной и пресной. Перфекционизм, с которым Лора бралась даже за ненавистные ей дела, едва не покатил ее коляску к сцене, наперекор гордости и здравому смыслу. Пальцы зачесались, будто тоже упрашивали ее взяться за палочки, но вместо них Лора взялась за черпак.
– Просто пригляди, чтобы не убежало ничего, – велела Наташа. – Помешивай иногда, а потом, как подогреется, высыпь еще специй из того контейнера.
– Угу.
Предвидел ли это Ламмас? Знал ли, что Лоре и впрямь представится столь идеальный шанс? Лора из любопытства зачерпнула ложку из котелка и попробовала, растягивая на языке горячий, вязкий вкус. В пунше ощущалась нотка рома, терпкая и согревающая, истинно осенняя, но пряностей и вправду не хватало. Смешать их с семенами не составит труда.
«И вправду, – подумала Лора. – Ничего сложного. Вот только…»
«Что будет с людьми, проглотившими семена? – спросила Лора тогда у Ламмаса, когда он уже оплачивал счет и жеманно вытирался белой салфеткой, хотя за все время в кафе ничего не съел и не выпил. – Они ведь не умрут, правда?»
Что бы Ламмас ей ни ответил, Лора никогда бы ему не поверила. Но от его ответа ничего и не зависело. На самом деле она приняла решение еще в ту секунду, когда услышала, что он может вернуть ей ноги. Нет, даже раньше… В тот самый миг, когда упала на пол своего крошечного домика в приморской деревне с окровавленными руками и такими же ногами, которые разодрала сама, отказываясь верить, что условие ведьмы исполнила, а обещанный дар все равно потеряла. Уже тогда, лишенная мечты, за которую она убила, Лора поняла раз и навсегда: она убьет снова, если потребуется. Она сделает что угодно, чтобы опять ходить и быть человеком – не русалкой и уж точно не калекой.
Эти люди добры к ней, но никто из них не знает, каково быть Лорой. Каково это – страдать.
– Лорочка, пунш готов?
– Подожди минутку, я забыла всыпать гвоздику. Сейчас!
Лора дернула колеса и развернула коляску так, чтобы ее спинкой загородиться от остальных работников кафе. Затем приоткрыла крышку с закипающего пунша, достала из кармана узелок…