Титания вопросительно смотрела на Херна, и тому не оставалось ничего, как объясниться, виновато и по-мальчишески скребя пальцами затылок:
– Извини. Артур… Он действительно не входил в мои планы. Просто пока я прибирался в переулке за кинотеатром, чтобы у тебя не возникло проблем, я подумал, что, раз он уже мертв, то ему не составит труда рассказать побольше о тебе, чтобы я мог, ну…
– Ты был тогда у кинотеатра? – прервала его она. Ее плечи немного расслабились, опустились, когда чувство острой угрозы, но не тревоги, миновало. – И ты призвал Артура, чтобы узнать больше обо мне? Узнать, как мне понравиться? Но… Но зачем ты привел его сюда?
– Я не приводил! – воскликнул Херн и развернулся к нерадивому охотнику, стиснув зубы. – Он сам пришел, наглец! Я велел тебе быть с Лемми, как и остальным. И вправду, почему ты здесь?
Артур Мор сделал шаг в сторону, так, чтобы выглянуть из-за спины Херна и чтобы Титания хорошо его видела. Медленно он поднял руку над кустом, а вместе с ней – отрезанную голову с белокурой копной, кучерявой, как вьюнок. В них зацепились съехавшие очки и маленькие золотые цветочки-сережки. За толстыми стеклами в немигающих глазах отражалось непонимание, а побелевший рот был слегка приоткрыт, но только слегка – очевидно, даже закричать она, Линда, не успела.
Артур потряс ее головой, и кровь закапала ему на брюки из неаккуратно разрубленной шеи.
– Какого… – выдохнул Херн.
Титания не умела испытывать горечь утраты. Вид любого человеческого мяса отзывался чем‐то приторно-сладким, отнюдь не горьким на ее языке. Но мысли это вызывало такие же, какие невольно приходили ей на ум, когда кто‐то из бестолковых лесничих и ловцов топтал и ломал ее детей.
«Растоптать и сломать в ответ. Не забуду. Не прощу».
– Я ему этого не приказывал! – принялся оправдываться Херн. – Титания, послушай…
Слушать она, конечно, ничего не собиралась, как и более находиться здесь. В темноте глаза Титании, сияя, видели все так же хорошо, как днем, а потому голову Линды она рассмотрела и запомнила во всех деталях. Артур держал ее перед собой, как затухший фонарь. Снова хрустнула ветвь, на этот раз под ногой самой Титы.
– Титания!
Херн окликнул ее, но останавливать не стал. Да и не смог бы. В тот момент Тита все для себя решила. Лето, которое на секунду запахло теплом и солнцем для нее, снова ударило в нос солью и железом. Пожухла для нее трава и облетели все деревья, как те вязы, из заточения которых она вырвалась, бросившись бежать обратно в город. Осень, которую она едва не предала, снова заключила ее в объятия и стала ближе всех. Зябкая, непогожая, золотая и ароматная в своем гниении. Во имя этой осени она сожрет лето живьем и сломает Колесо.
Она ни за что не позволит Ламмасу вернуть к жизни таких, как он и Джек.
10Почти мертвое еще живое
Дух, проявившийся таким образом, был, очевидно, злонамеренный. При вызове он оказался весьма злым и недоступным никакому доброму чувству. Однако молитва, кажется, возымела полезное влияние. Но после непродолжительного отдыха беспорядки начались снова [25].
Всю неделю, пока Титания охотилась, Франц от нее не отставал – охотился тоже. Но исключительно из своих корыстных побуждений. Он так и услышал, когда Тита позвала его в гостиную и сообщила, что планирует позаботиться о городе вместо Джека: «Франц, я сама со всем разберусь, а ты до тридцать первого октября полностью свободен. Будь эгоистичным засранцем, занимайся только тем, что нужно тебе! А о нас забудь». И хотя губы ее двигались совершенно несинхронно с этими словами и там промелькнуло имя какого‐то Лемми, который якобы мог помешать им троим спасти Самайнтаун, Франц был уверен, что расслышал все верно. Пока его голова кивала, как у болванчика, а брови хмурились, изображая для Титании умный и сосредоточенный вид, он мечтал о том, как будет кормить собой в земле червей. Ведь…
Джека больше нет. Неважно, временно или навсегда. Взяв на себя его заботы, Титания окончательно дала ему зеленый свет, избавив от опасений и угрызений совести. Да, Джек никогда не перестанет быть для Франца лучшим другом, он по-прежнему уважает его, чтит и все такое, но… Джека больше нет! А значит, некому стоять у него над душой, пытаясь убедить, что жизнь прекрасна, или следить за тем, куда он пошел, и каждый раз приобщать к какой‐нибудь работенке, чтобы от безделья дров не наломал. Теперь Франц может пустить на эти дрова хоть целый лес за Старым кладбищем! И ему не придется объясняться. И прощаться тоже… Словом, не найти времени лучше, чтобы наконец‐то умереть.
«Кармилла. Я должен отыскать Кармиллу».
Это стало молитвой, с которой Франц ложился на кровать лишь для того, чтобы немного полежать с закрытыми, высохшими от усталости глазами, а затем, лишая себя прелести нежиться днем под одеялом, снова надеть вещи поплотнее, обмазаться солнцезащитным кремом и отправиться в город. До тридцать первого октября оставались считанные дни, а значит, он сильно рискует, если будет тратить время впустую. Ибо вряд ли Кармилла пробудет здесь дольше, чем Ламмас, который ее сюда и привез, а Ламмаса, судя по тому, что Франц понял, только Самайн и интересует. Словом, если все они уедут, не видать Францу холодного поцелуя смерти как своих ушей.
Вот только в Лоре неожиданно проснулся альтруизм, и она тоже согласилась выполнять какую‐то работу во имя «общей цели», будто у Франца и без нее было мало проблем. Теперь ему приходилось возить ее на машине из Светлого района в Темный по несколько раз на дню, хоть и не так часто, как раньше, когда у Лоры еще не разбежались все заказчики или она посещала репетиции. В общем‐то, реально сильных хлопот это не доставляло, и в промежутках между ее вылазками – то куда‐то на окраину тыквенных, заросших клематисами ферм, то в заколоченную бакалею, то в парк аттракционов в тир – Франц снова возвращался к тому, что искал следы Кармиллы по городу и расспрашивал с диктофоном прохожих.
А еще он готовился.
– Ты разве все это уже не перепробовал? – поинтересовался кассир с засаленным бейджиком «Джерри», когда Франц водрузил ему на прилавок целую корзину с медвежьими капканами, цепями, патронами для домашнего «винчестера» сорок четвертого калибра и арбалет со стрелами и наконечниками-гарпунами для них, которые раскрываются, когда достигают цели. Ах, да, сам гарпун он тоже захватил – на всякий случай. Словом, основательно обнес охотничий магазин на перекрестке Роза-лей и Тихого переулка, куда в последний раз заходил в конце сентября, когда прочитал в газете про обсидиан и его опасность для некоторых существ. Ассортимент с тех пор ничем толковым не пополнился, но Францу было достаточно и этого. Вампиров, кроме самого себя, он еще никогда не убивал.
– Это не для меня. На сей раз, – ответил Франц, вытягиваясь через стойку, чтобы получше рассмотреть стеллаж с удочками и наживками, на что кассир Джерри недоверчиво сощурился. Он работал здесь уже двадцать лет, а потому повидал многое, включая Франца в разных его состояниях с разными идеями, к этим состояниям же и приводящими. – А осиновых колов у вас что, нет?
– Уже как лет семь. Забыл? Под запретом же после того инцидента с охотничьей семейкой.
– Точняк. – Франц вздохнул и бросил беглый взгляд на свои руки. Жилистые и со вздувшимися венами, они были не такими тощими, как у Джека, но худее, чем ему бы хотелось. Когда ты постоянно пытаешься покончить с собой, времени на то, чтобы качаться, совсем не остается. Интересно, хватит ли ему сил самому выточить кол? С покупными все было проще… – Ладно. Дай мне тогда вон те штуки на витрине слева. Это же лыжи? Что‐нибудь придумаю.
– Нож надо? Или топор?
– Не, у меня дома их навалом.
– А, ну да.
После того как Франц закинул будущее оружие в багажник, и перед тем как поехать забирать Лору к Лавандовому Дому, поблизости от которого ей зачем‐то приспичило покататься туда-сюда, он заехал еще в одно место, как раз по пути. Вывеска его горела неоном даже в самый солнечный погожий день, а урна на входе лежала опрокинутой. Наружу высыпались скорлупки от фисташек и обертки от мороженого – очевидно, это сделали подростки, самые захожие гости в видеопрокат кассет. Превозмогая брезгливость, Франц прибрался на тротуаре, ведомый голосом Джека, записанным где‐то на подкорке, а уже затем вошел в магазин, размахивая в воздухе еще двумя тяжелыми пакетами.
– Вы что, уже все посмотрели? – удивился продавец, но стопку видеокассет в износившихся картонных футлярах, которые одну за другой достал и передал ему Франц, послушно принял. – Впервые вижу, чтобы кто‐то залпом смотрел такое количество фильмов за два дня!
– Мне нужно еще, – объявил Франц решительно. – Что‐нибудь новое.
– Тоже о вампирах? Боюсь, вы арендовали все, что у нас о них было… Больше ничего не могу предложить.
Задумчиво потеребив в ухе круглую сережку, Франц огляделся, будто надеялся подловить продавца на лжи и сам что‐нибудь найти. Для такого маленького городка, как Самайнтаун, выбор здесь был вполне достойный: чтобы изучить все лабиринты из стеллажей, ушло бы около нескольких часов. Полки пестрели разноцветными корешками обложек, а со шкафов на Франца смотрели постеры последних киноновинок и бумажные указатели, какой жанр в каком углу находится. Из-за бархатной шторки справа, где располагался отдел с фильмами для взрослых, слышались неприличные звуки, завлекающие лучше любой рекламы. Как раз рядом с ним и возвышался стеллаж, предлагающий фильмы ужасов на любой вкус, но, черт возьми, сейчас на пике популярности, как назло, были серийные убийцы, а не вампиры.
Франц потеребил сережку еще раз. От кассет пахло пылью и жженной пленкой, а от самого магазина – попкорном, жвачкой и газировкой, как в настоящем кинотеатре. Пожалуй, это было самое приятное место, которое Францу доводилось посещать за последнее время и которое даже слегка притупляло его желание покончить с собой.