– А во сколько к тебе приехать, бабуль?
– Умывайся, собирайся и приезжай. И можешь не завтракать. Я тебя накормлю.
Положив трубу, я тут же принялась собираться. Теперь дурное предчувствие не отпускало. Агния в такую рань уже была на пробежке да еще, видимо, и Харви с собой прихватила. Я наскоро умылась, оделась и выскочила из квартиры.
День стоял теплый и солнечный. По небу неспешно плыли кучевые облака. В такую летнюю безветренную погоду ничего не предвещало беды, но я никак не могла избавиться от тревоги. Баба Женя никогда не была паникершей, а тут с самого утра навела смуту… Скорее всего, разговор будет связан с нашим отъездом. С мамой баба Женя практически не общалась последние полгода, разве что иногда – только по телефону, потому что дочь не одобряла «разгульный образ жизни» матери. Как же я хохотала в тот момент, когда бабуля пожаловалась на эту формулировку. И нового бойфренда бабушки, который был практически ровесником мамы, моя родительница тоже не одобряла.
Наверняка бабе Жене было интересно узнать подробности нашего предстоящего отъезда… Но почему одна лишь я? Дело-то во мне, как выразилась баба Женя.
Я была у двери бабушки уже через полчаса. С гулко бьющимся сердцем нажала на кнопку звонка. Бабуля тут же распахнула дверь. Мы не виделись с мая. За это время баба Женя, как обычно, только похорошела. Молодая, подтянутая, с новой короткой стрижкой. Вот что делает любовь с людьми в любом возрасте. Прямо на пороге мы обнялись.
– Девочка моя, Варюшка, – проговорила бабушка, гладя меня по спине.
– Бабуль, ты так изменилась с этой прической! – воскликнула я. – В самую лучшую сторону. И как хорошо, что мы успели повидаться до отъезда. Я бы с ума сошла, если б с тобой не попрощалась…
Бабушка отстранилась от меня и принялась внимательно рассматривать.
– Ну а ты как хороша, Варюшка! Настоящая красавица у меня.
Мы рассмеялись. Обменялись комплиментами, называется. Как же мне не хватало бабушки. Я вспомнила свои приезды к маме – каждая наша беседа начиналась с того, во что я одета, как похудела-поправилась и как мне это чаще всего не идет…
– Проходи, у меня уже стол накрыт, – пригласила бабушка.
Я быстро разулась и прошла на кухню. На столе стояли сырники со сметаной, горячий кофе, свежие ягоды… Любимая и уютная сервировка с фарфоровыми чашечками от бабули. Я уселась за стол, но к еде пока не приступала. Очень меня интересовало, для чего бабушка вызвала с самого утра, ведь мы планировали встретиться вечером.
Бабушка села напротив и долго на меня смотрела. Внезапно я почувствовала себя виноватой. Что с ней сегодня такое? Сначала улыбается, а теперь хмурится. Я не давала повода на меня злиться…
– Бабуль, ты меня пугаешь, – сказала я. – Что случилось?
– Кофе пей, а то остынет.
Обжигая язык, я сделала несколько глотков.
– И когда ты собиралась рассказать мне, что мама лежала в больнице, партизанка? – спросила внезапно бабуля.
Я чуть кофе не поперхнулась.
– Разве ты не знала? – удивилась я. – Мама сказала, что вы поддерживаете связь. По телефону.
– Только вчера я это выяснила! – всплеснула руками бабуля. – И то случайно, на старую работу забежала…
Моя бабуля, тоже в прошлом врач, уже была на пенсии. Раньше она работала в той же больнице, что и отец. Собственно, бабуля и свела моих родителей, когда папа проходил интернатуру.
– Встретила заведующую, мы разговорились… И тут я узнаю такие новости.
Я растерянно заморгала.
– Возможно, мама не хотела тебя пугать, – предположила я. Новость-то действительно неутешительная.
– Такое не скрывают от родной матери, – отрезала бабуля, – какими бы натянутыми у нас ни были отношения. Твоя мать – эгоистка! Тем более что все обошлось.
– Как это обошлось? – возмутилась я. – Человеку предстоит серьезная операция…
Из-за вечных ссор мамы и бабушки я всегда была словно между двух огней. И мне приходилось время от времени занимать чью-то сторону. Конечно, чаще я была за бабулю, но теперь, когда дело касалось здоровья, мне показалось, что баба Женя слишком легкомысленно отнеслась к маминой болезни. Она просто не видела в больнице… Тогда мама была сама не своя, и при виде нее у меня сердце сжималось.
– Какая еще операция? – вполне искренне ахнула бабуля.
– Неужели тебе не сказали в больнице? – удивилась я. – Маме теперь нужна операция. Наверное, заведующая тоже не хотела тебя волновать…
– Глупости, с чего бы им всем так меня оберегать? Да и какая операция? Конечно, я распереживалась, как узнала, но Галина Степановна меня сразу успокоила. Дала Иркину медкарту, так там ничего страшного не обнаружено… У мамы твоей всегда были проблемы с психосоматикой, еще с детства. Саше надоели ее жалобы, и он попросил обследовать жену на всякий случай. Слава богу, ничего не подтвердилось.
Я так и застыла с чашкой в руках.
– Бабуль, а ты ничего не напутала? – осторожно спросила я. – Как это не подтвердилось?
– Что же я могла напутать, когда своими глазами видела медкарту? Но вы, конечно, должны были сами все мне рассказать…
Я ничего не понимала. Бабушка, заметив мое ошарашенное выражение лица, насторожилась.
– Варюшка, в чем дело?
– Честно сказать, не знаю. Но зачем мне тогда ехать в Америку?
– Как это зачем? Ты ведь хочешь там учиться!
– Чего-о? – протянула я. Час от часу не легче! – Кто это тебе сказал?
Баба Женя совсем растерялась.
– Так сватья сказала, Валентина… А ей – Саша.
– А можно подробнее? – нахмурилась я.
Как оказалось, по версии родителей, новость об их отъезде я восприняла с огромным энтузиазмом. Тут же принялась искать образовательные программы, чтобы продолжить учебу за границей. Бабушек эта информация, кстати, совсем не смутила, ведь они знали, что я человек увлекающийся.
– Но все совсем не так! Что за испорченный телефон?
Я вскочила из-за стола и принялась метаться по кухне. Поверить не могла, что родители могли провернуть такое за моей спиной. Когда я изложила бабе Жене свою версию событий, мы уже обе пребывали в шоке.
– Варюша, сядь и успокойся! – Бабушка подошла ко мне, обняла за плечи и усадила обратно за стол. Теперь и речи не шло о любимых сырниках бабы Жени…
Успокоиться у меня не получалось. Во мне поднималась злость.
– Для чего они это сделали? – негромко повторяла я. – Для чего? Они ведь знали, что я не хочу никуда ехать…
Бабуля сидела рядом и гладила меня по плечу.
– Я ведь даже подумать не могла, что они могут вот так… манипулировать такими важными вещами…
В горле стоял ком. Мне хотелось заплакать, но слезы почему-то никак не лились. Внутри образовались пустота и засуха. Я вспомнила, как мама часто ссылалась на состояние своего здоровья. Каждый раз, когда мы ссорились в мои школьные годы, она жаловалась, что у нее из-за меня подскакивает давление или начинает болеть голова. Один раз даже упала в обморок после нашей крупной ссоры. Помню, я не на шутку перепугалась и винила себя за сказанные сгоряча слова. Да, пожалуй, чаще всего после разговоров с мамой меня преследовало чувство вины… И мама прекрасно знала, на какие болевые точки нужно давить, чтобы на меня воздействовать.
– Для чего она это сделала, бабуль? Для чего?.. – бормотала я.
– Возможно, она просто боится остаться одна, – предположила бабуля. – В чужой стране, без знания языка… Саша ведь все время будет на работе.
– Но это очень эгоистично! – воскликнула я.
– Твоя мать всегда была эгоисткой, – вздохнула баба Женя. – В этом есть и моя вина. Слишком много я позволяла ей в детстве. Мной она манипулировала точно так же… А теперь, когда дочь выросла, а я решила наконец пожить для себя, она снова недовольна…
Теперь мне было понятно поведение папы. Но я не могла взять в толк, как он тоже оказался во всем этом замешан. Допустим, поначалу папа действительно испугался за маму, но потом, когда стало ясно, что ей ничего не угрожает… Узнав реальное положение дел, он продолжал плясать под мамину дудку и подыгрывать ей, водя меня за нос. От отца я такой подлости не ожидала.
Я провела у бабушки весь день. Когда позвонила мама, я тут же выключила телефон. Не желала сейчас даже голос ее слышать. Я лежала на диване и молча пялилась в потолок. Слез по-прежнему не было, как бы я ни старалась их выдавить. А ведь мне казалось, если я заплачу, мне станет намного легче. Бабушка периодически заходила в комнату, целовала меня в лоб, приносила куриный бульон, будто я была больна. А я и на самом деле чувствовала себя разбитой. Период, когда я беспокоилась из-за состояния мамы, дался мне непросто… Но сейчас, когда узнала, что ей ничего не угрожает, я не испытала никакого облегчения. Наоборот, на сердце стало еще тяжелее, чем прежде.
Только к вечеру я нашла в себе силы подняться с дивана и начала собираться домой. Бабушка наблюдала, как я, усевшись на мягкий диванчик в прихожей, долго вожусь со шнурками на кедах. Шнурок завязался в тугой узел, который я тщетно пыталась развязать. В итоге, распсиховавшись, запустила кед в угол и наконец горько разрыдалась.
– Как дальше жить, бабуль? – спросила я, не поднимая головы.
– Все пройдет, все забудется, – проговорила баба Женя, присаживаясь рядом со мной на диванчик. – Ты у меня взрослая, умная, эмпатичная девочка… Ты помнишь те строчки у Есенина, которые я читала тебе?
В грозы, в бури, в житейскую стынь,
При тяжелых утратах и когда тебе грустно,
Казаться улыбчивым и простым —
Самое высшее в мире искусство.
– Поплачь-поплачь, моя хорошая… Не держи в себе. Я всегда с тобой, я рядом.
Бабушка чмокнула меня в висок, а я поднялась и поковыляла за брошенным в угол кедом. У меня получилось заплакать, но легче от этого не стало.
Мне хотелось скорее выбраться из квартиры, чтобы вдохнуть свежего воздуха.
На улицу опустились тревожные синие сумерки. Я включила телефон и увидела несколько пропущенных звонков: от Назара и от родителей. Жалобно шмыгнув носом, я решительно набрала номер папы.