Посылаю вам ксерокопию книги, которая вышла задолго до всех известных разоблачений сталинизма. Эту книгу рекомендовал нам в годы войны наш школьный учитель, член партии, чтобы мы поняли необходимость борьбы с большевизмом, старшим, но опасным братом национального социализма. У нас в Дрездене во времена Третьего рейха эта книга лежала в витрине любого книжного магазина.
Сюжет этой книги прост: молодой немецкий коммунист, который поехал строить социализм в Советском Союзе, рассказывает в ней о том, что он пережил с 1924 по 1934 год. Теперь вы поймете, что это не нацистская пропаганда!»
Книга, ксерокопию которой прислал нам в редакцию немецкий читатель, принадлежала перу бывшего коммуниста Карла Альбрехта и называлась «Преданный социализм. Десять лет в роли высшего государственного чиновника в Советском Союзе». Книга была издана в Берлине в 1939 году, то есть при нацистах.
Альбрехт описывал свои впечатления от жизни и работы в Советском Союзе:
«В декабре 1931 года я отправился в места важнейших лесоразработок на Урале в качестве представителя ЦК партии и Совнаркома. Задача: выяснить подлинные причины сбоев во время лесозаготовок…
Тысячи крестьян, у которых отобрали все их имущество, вместе с семьями поселили в землянках. Хотя они находились в лесу и дров было предостаточно, землянки не отапливались. Мне объяснили, что по распоряжению начальства топливо полагалось лишь тем, кто выполнит норму. Но я обнаружил, что в землянках вообще не было печек! У подавляющего большинства крестьян была только легкая летняя одежда — ведь их привезли сюда с юга…
Некоторые из них никогда раньше не видели леса, не говоря о том, что им не был знаком изнурительный труд на лесосеках, а от них требовали выполнения норм, которые не смог бы выработать и опытный лесоруб в Центральной Европе, получающий полноценное питание. Эти несчастные стояли передо мной со слезами на глазах. Они говорили мне о том, что среди них много больных, что их детям грозит голодная смерть…
С подлой изощренностью в этом лагере (одном из многих десятков, расположенных на Урале) сознательно уничтожают согнанных сюда людей, беспощадно обрекая их на голод… По сравнению с этим ужасным существованием самые опасные уголовники в самых нищих тюрьмах мира живут как господа. У них есть крыша над головой, им гарантировано ежедневное питание, а самое главное — они точно знают: когда истечет их срок, они выйдут на свободу.
У этих бывших крестьян ничего этого нет. Они знают, что находятся здесь для того, чтобы мучиться, надрываясь на тяжелейшей принудительной работе, до тех пор, пока не умрут, как скотина, где-нибудь в снегу… Я видел, как безрассудно расточались гигантский труд и энергия, как все приносилось в жертву одной цели — мировой революции, которая должна быть осуществлена путем агрессивных войн. Эти люди умеют только одно — уничтожать. Сталин строит свой социализм на горах трупов погибших от голода и казненных рабочих и крестьян…
Камера в Бутырке, куда меня посадили, была длиной десять метров и шириной семь. В царское время она предназначалась для двадцати четырех человек. Теперь в нее впихнули сто сорок семь заключенных. Сто сорок седьмым был я!…
С содроганием я думал о том, что бы произошло, если бы мне, как «новичку», пришлось бы занять место возле железной параши, до краев наполненной экскрементами. Оба окна из-за убийственных холодов были наглухо закрыты. Переполненная параша распространяла неописуемое зловоние…
Однажды в нашу камеру привели австрийца Франца Бальцера, который работал в Международной рабочей помощи. Через Межрабпом шел широкий сбор одежды, продовольствия и денег для Советского Союза. Хотя немцы после войны сами не ели досыта, они сочли своим долгом помогать голодающим в России. Бальцер же рассказал мне, что собранные деньги на самом деле использовались не для покупки продовольствия и лекарств, а предоставлялись в распоряжение аппарата Коминтерна. Бальцер был свидетелем попоек, которые устраивали руководители Межрабпома в Москве и Ленинграде…
Я бы хотел, чтобы все мои бывшие немецкие товарищи-коммунисты пережили вместе со мной это тяжелое время. Тогда бы они так же, как я, поняли, что их бесстыдно обманывали подстрекатели, находившиеся на содержании у Сталина, — Тельман и иже с ним…»
Немецкие историки, пытающиеся кардинально переосмыслить «непреодоленное прошлое», используют сталинские преступления как оправдание гитлеровских. Они понимают, что нельзя обелять гестапо, войска СС, айнзатцгруппы, которые уничтожали не только евреев и комиссаров, но и целые русские, сербские и чешские деревни, заподозренные в сотрудничестве с партизанами.
Но эти немецкие историки призывают подумать о «солдатах вермахта на Восточном фронте, немецких моряках на Балтике, которые предпринимали отчаянные, стоившие многих жертв усилия для защиты мирного населения Германии от оргий мести Красной армии, от массовых изнасилований, произвола убийц и поголовной депортации».
В сражениях с русскими на Восточном фронте немецкий историк Андреас Хилльгрубер видит «отчаянную защиту от агрессии ради сохранения самостоятельности и статуса германского рейха как великой державы. Немецкие войска на Восточном фронте защищали традиционные области поселения немцев, родину миллионов, составлявших ядро германского рейха».
Но ведь пока держался германский Восточный фронт, в гитлеровских концлагерях продолжалось уничтожение людей! Взаимосвязанность этих процессов историки, ревизующие историю Третьего рейха, видеть не хотят.
Преступления нацистов в их изображении теряют свою исключительность и кажутся ответной реакцией на большевистскую угрозу. Освенцим сжимается до размеров технического новшества и объясняется страхом перед азиатами. Причинную связь между ГУЛАГом и Освенцимом может обнаружить только тот, кто забыл, что уничтожение «неполноценных рас» было обещано еще в первой программе нацистской партии, обнародованной в 1920 году, а завоевание России — в книге Гитлера «Майн кампф», написанной в 1924 году.
Тот, кто вину за Освенцим возлагает на Советы, пишет немецкий историк Вольфганг Момзен, «все еще находится под влиянием пропаганды нацизма. Нацизму удалось в глазах немецкого общества замаскироваться под спасителя от большевизма». Можно подумать, что Гитлер и нацисты не стали бы совершать свои преступления без советского примера. Гитлер и без Сталина был преступником.
В деревне Потемпа (Верхняя Силезия) в 1932 году пять штурмовиков ворвались в дом польского рабочего, принадлежавшего к коммунистам, и на глазах его матери забили его до смерти. Преступников поймали и вынесли им смертные приговоры. Гитлер демонстративно отправил им телеграмму с выражением поддержки:
«Дорогие товарищи!
Ввиду этого чудовищного приговора я чувствую себя связанным с вами безграничной верностью. Ваша свобода с этого момента есть вопрос нашей чести. Борьба против правительства, при котором это стало возможным, наш долг!»
(Тогдашний канцлер Франц фон Папен, заигрывавший с нацистами, уговорил Гинденбурга 2 сентября заменить убийцам смертную казнь пожизненным заключением. В марте 1933 года Гитлер амнистировал убийц и выпустил их на свободу.)
Герд Буцериус, депутат бундестага, вспоминал: «После убийства в Потемпе и этой телеграммы мне (и многим) стало ясно, что Гитлер — преступник. Его книгу «Майн кампф» я прочитал, поэтому я знал: Гитлер принесет нам войну. После Потемпы я понял, что Гитлер — это преступления и убийства. Гитлеру не нужен был пример. Он сам был способен на все и хотел этого».
Другое дело, что после сорок пятого года мало кто из немцев был готов сознаться в том, что читал «Майн кампф», которую дарили на церемонии венчания каждой супружеской паре и из которой каждый мог узнать о стремлении Гитлера завоевать для Германии жизненное пространство на Востоке и уничтожить «неполноценные расы»…
Разгром гитлеровской Германии был крахом не только фашистских концепций переустройства мира, но и трусливых надежд тех, кто, видя преступления режима, полагал, будто несчастья, порожденные фашизмом, обойдут его стороной…
Но человечество было очень разочаровано тем, что после Второй мировой войны не воцарился всеобщий мир на вечные времена. Однако война велась не ради этого. Вторая мировая война велась ради освобождения народов от нацистов. И эта цель была достигнута.
Есть историки, которые полагают, что победа над нацизмом не такой уж праздник, что в результате победы Европа не стала свободнее, потому что Гитлера сменил Сталин. Они считают, что 8 мая — день нового закабаления Восточной Европы и раздела Германии. Но невозможно не признать, что даже в самые тягостные десятилетия, наступившие после войны, люди жили счастливее и свободнее, чем они бы жили, если бы победу одержал Гитлер. Это относится не только к странам Западной Европы, но и к государствам, которые попали в социалистический блок.
Я сошлюсь на слова немецкого писателя, лауреата Нобелевской премии, бывшего солдата вермахта Генриха Бёлля. В «Письме своим сыновьям» он писал: «Вы всегда сможете различить немцев по тому, как они называют 8 мая: днем поражения или днем освобождения. Мы ждали наших «врагов» как освободителей».
Выступая 8 мая 1985 года, президент ФРГ Рихард Вайцзеккер назвал день капитуляции Германии днем ее освобождения. Это важно было услышать от бывшего офицера вермахта, сына статс-секретаря имперского министерства иностранных дел, который в 1942 году подписал документы, отправившие шесть тысяч французских евреев в лагеря уничтожения…
«Мимо Освенцима нам не пройти, — говорит самый, пожалуй, знаменитый сегодня немецкий писатель и тоже лауреат Нобелевской премии Гюнтер Грасс. — Мы не должны, как нас ни тянет, даже пытаться совершить подобный насильственный акт, ибо Освенцим неотделим от нас, является вечным родимым пятном нашей истории и — это благо! — сделал возможным один вывод, который можно сформулировать так: теперь-то, наконец, мы знаем самих себя».