Паника нахлынула волной, ноги задрожали, к горлу подкатила тошнота. Она испугалась, что ее состояние передастся спящей девочке, и быстро подошла к улыбчивой девушке в голубой униформе.
– Простите, я ужасно боюсь летать и не хочу пугать ребенка своим состоянием… У вас не найдется места в соседнем салоне? Хотя бы на время.
Место нашлось, правда, возле иллюминатора. Зато никого нет и можно от души тошнить в пакет, не стесняясь и не сдерживаясь… Джессика уселась – напряженная спина, судорожно сжатые колени.
Голова у нее болела изначально, а после прохождения таможенного досмотра заболел еще и живот. Джессика окончательно раскисла.
Десять часов полета. Если ее будет тошнить все это время, то Арману останется только похоронить ее хладный труп – и нет никаких проблем.
Она предусмотрительно – так ей казалось – не ела и не пила перед дорогой, и теперь голова у нее кружилась, а ноги подрагивали. Новые джинсы были жесткими и какими-то чужими, любимые кроссовки натирали пальцы, в висках звенело все громче.
Джессика торопливо проверила наличие специального пакета (в кино она видела, как им пользоваться, хотя все равно – ужас, как стыдно!), пристегнула ремни и зажмурилась.
Через пятнадцать минут после того, как самолет оторвался от земли, девушка решилась открыть глаза и осторожно скосила взгляд в иллюминатор. Ничего интересного. Вокруг одно небо.
Небо. Внезапно ноги у Джессики похолодели, и голову отпустило. Она летит! Над землей, над всеми полями, лесами и морями, над крошечными людьми, над разными странами и континентами, и впереди ее ждут еще более захватывающие приключения, главное из которых – Арман Рено…
– Мисс? Хотите чего-нибудь выпить? Минеральная вода, сок, тоник? Водка, коньяк, джин?
Джессика смотрела на стюардессу, пытаясь понять, что та ей предлагает, но тут рядом плюхнулся сосед, полный и абсолютно лысый дядька с безмятежным выражением лица.
– Берите коньяк. Первый раз летите? Бывает. Я мучился страшно, пока не привык. И представьте, только на пятый раз от добрых людей узнал, что коньяк – лучшее средство. Вообще-то лучше всего начинать еще в аэропорту, но молодой девице это неприлично, а уж в самолете – святое дело. Берите коньяк и возвращайтесь к жизни!
Джессика неожиданно хихикнула и кивнула стюардессе. Та профессионально мило улыбнулась, и через пару секунд на откидном столике перед Джессикой стоял пузатый пластиковый бокал, а на блюдечке благоухал тонко нарезанный лимон.
Интересно, а в какую химическую реакцию вступят синяя и зеленая таблеточки с коньяком?
Джессика Лидделл зажмурилась и лихо опрокинула пузатый бокал в рот.
По горлу полыхнула кипящая лава, дыхание прекратилось, все цвета и звуки стали ярче и звонче, а потом глаза заволокло слезами. Секундой позже в животе заполыхал пожар, ноги и руки сделались странно легкими, а потом Джессика поняла, что ей хорошо. Очень хорошо. Ни живот, ни голова больше не болят, исчез унылый ужас, тело налилось легкостью и бодростью, словно Джессика только что проснулась после долгого освежающего сна. Она всерьез задумалась, не взять ли еще коньяка, но толстяк предостерегающе поднял пухлый палец, видимо, угадав ее мысли.
– Не вздумайте! Древние говорили – ничего слишком. Сейчас вы глотнули живой воды, следующий глоток сшибет вас с катушек. Мой вам совет: завернитесь в плед и спите. Спите, милая барышня.
Джессика хотела расхохотаться ему в лицо – как можно спать, когда многотонная железная конструкция того и гляди навернется с громадной высоты! Тем более что за этим круглым окном – иллюминатор, кажется? – такая красота! Потом накинула на колени плед… и заснула сном младенца.
Когда она проснулась, толстяк куда-то делся, а рядом сидел Арман Рено и задумчиво смотрел прямо ей в лицо. Еще через секунду Джессика поняла, что голова ее лежит у Армана на коленях, потому она и видит его несколько снизу. Барон снисходительно кивнул.
– Я так и знал, что ты выживешь. У ведьмы, как у кошки, девять жизней.
– Что ты тут делаешь? И где Элли?!
– Тс-с! Сюрприз. Идем, если проснулась, только тихо.
Они на цыпочках прошли через салон, остановились в переходе, осторожно выглянули из-за занавески.
Элли сидела, скрестив ножки, и внимательно смотрела в иллюминатор. Ни страха, ни настороженности на ее личике не было, большие темные глаза выражали любопытство и радостное изумление, а розовые губки…
Беззвучно – чудес не бывает – но вполне отчетливо эти розовые губки складывались в два слова, понятных и одинаковых почти на всех языках Земли.
Мама.
Папа.
Элисон на удивление спокойно восприняла появление Армана. Нет, когда Джессика села рядом, она немедленно залезла к ней на колени и уткнулась в девушке в грудь лицом, но уже через минуту отстранилась и посмотрела на Армана серьезными и блестящими глазами. Потом равнодушно отвернулась и стала вновь смотреть в окно.
Так же мирно прошел завтрак. Элли не капризничала, ела все, что принесли, и только однажды привычно закаменела – когда Арман осмелился протянуть к ней руку и стряхнуть крошки кекса с тощей коленки. Однако дикого плача не последовало, и Джессика бросила на Армана взволнованный взгляд. Первый шаг был сделан. Сколько же их еще предстоит?
10
В Париже они остановились на ночь, потому что, честно говоря, чувствовали себя одинаково вымотанными полетом. Отступившая было паника вернулась, и Джессика с содроганием вспоминала кошмарные мгновения посадки. Не стошнило ее только потому, что на этот раз Арман сидел рядом.
На следующее утро такси отвезло их на вокзал, и вскоре за окнами удобного купе замелькала во всей своей красе прекрасная Франция. Цветущие сады, зеленые поля, маленькие городки – и много-много солнца. Бирюзовое небо утопало в расплавленном золоте, и Джессика, привыкшая к серому смогу Чикаго, с восторгом показывала Элли на коровок и овечек, пасущихся вдоль железной дороги.
В Бордо их ждал лимузин, вышедший из которого шофер напомнил Джессике, что она находится в компании феодала. Широкий и кряжистый загорелый дядька с роскошными усами низко поклонился Арману и пробасил:
– С приездом, ваша честь! Я все знаю, буду ехать тихо и молча… Это ангелочек нашего дорогого мастера Франсуа? Какая же красавица…
В голубых глазах гиганта блеснули слезы, и Джессика поняла, что сейчас разрыдается, однако стальные пальцы Армана сжали ее локоть, и она сдержалась.
– Пьер, мадемуазель американка, так что если захочешь обратиться к ней…
– Я понимаю по-французски! И говорю. Довольно бегло, Фрэнк, во всяком случае, меня хвалил.
Изумление и растерянность Армана Рено были слишком редкой достопримечательностью, чтобы не обратить на них внимания. Джессика не удержалась – и показала ему язык.
Элисон самостоятельно и бесстрашно залезла в машину и уселась, напряженно глядя в окно. ЭТИ чужие люди ее совершенно не пугали.
По проселочной дороге они ехали медленно. Вокруг тянулись бесконечные яркие луга, на горизонте вставали зеленые холмы, в ложбине между ними темнели стройные ряды виноградников… типичная природа юга Франции, провинция Бордо, знаменитая на весь мир своими винами и подарившая искусству бордовый оттенок красного, только настоящая, не с картинки туристического проспекта.
Джессика приоткрыла окно и полной грудью втянула ароматный воздух, пахнущий чабрецом и еще миллионом чарующих ароматов.
Ее немного беспокоило только одно обстоятельство: нигде, ну нигде не было видно ничего, хотя бы отдаленно напоминавшего замок. Что это значит?
Небо переливалось всеми цветами радуги, солнце сияло, словно слиток золота, неугомонные жаворонки выводили трели над головой.
Дорога пошла под уклон, потом опять в гору, снова под уклон и снова в гору… Холмы оказались довольно крутыми, но стояли на земле так давно, что сплошь заросли луговыми травами, поэтому все изгибы почвы можно было оценить только на твердой дороге. Джессике в конце концов понравилось мерное ныряние лимузина в низины, она уже с интересом смотрела по сторонам. Арман заметил ее оживление.
– Нравится?
– Очень! Здесь такой воздух… Словно мед! Или вино.
– Я всегда считал это место раем на земле. Я здесь вырос. Хотя тетушка Кло всегда утверждала, что из меня крестьянин, как из козьей задницы валторна.
– Колоритная старушка, должно быть, была твоя тетушка.
– Она не совсем моя и не совсем тетушка. Моей маме она приходится… троюродной бабкой? Или внучатой двоюродной теткой? Толком не знаю. Она нянчила еще мою мать. И потом, почему была?..
Джессика, не дослушав, перебила горячим шепотом:
– Арман, послушай…
– Как всегда, слушаю внимательно.
– Ты ведь не отберешь Элль у меня сразу по приезде?
– Я уже говорил тебе, что хочу для нее только счастья. Поэтому ты здесь, с нами. Ты же ей нужна… пока еще больше, чем я, чем все мы. Ты должна доверять мне.
– Но я… я не могу.
– Знаю. Все впереди. Просто обещай мне, что будешь кусаться только в ответ на мои укусы.
– Еще чего! Я бешенством заражусь!
– Ну что за женщина!
– Ой, речка!
– Совершенно верно. Местные утверждают, что именно это и есть настоящий приток реки Дордонь. Здесь чтут великого бретера.
– Извини, я как-то…
– Темнота! На берегу притока реки Дордонь стоит городок Бержерак, где родился Сирано. Длинноносый, некрасивый – и необыкновенно любимый всеми женщинами Франции.
Речка причудливо изгибалась между невысокими берегами, сплошь заросшими осокой и камышом, весело бежала по своему руслу, гулко журча под старинным каменным мостом, на который сейчас медленно вползал тяжелый лимузин.
А потом был еще один холм, с вершины которого открылся такой удивительный вид, что у Джессики захватило дух.
Сказочная долина простиралась у подножия холма. На ослепительно зеленых лугах реяли белоснежные облачка – стада овец. Вдоль дороги бурно и несколько оголтело цвел шиповник, чьи алые и белые цветы распространяли восхитительный аромат. Бабочки лениво вспархивали из-под колес, чтобы тут же опуститься обратно на теплую мостовую. Вдоль дороги по лугу мчался громадный вороной жеребец, на спине которого весело и бесстрашно размахивал руками маленький босоногий мальчишка…