– Жениться на нем? – вежливо спросил Дидовец.
Белоусов повалился на спину и захохотал так, что разлетелись голуби.
Антон снова сел на трубу верхом, сцепил пальцы в замок за головой и покачался вперед-назад.
– А ведь кабинет вашего Балканова на первом этаже, верно?
Когда Илья осознал, что предлагает Мансуров, он не поверил своим ушам.
– Забраться в кабинет директора? Антон, ты в себе?
– М-да, странная идея, – сказал Дидовец.
– Честно, Антоха, это уже перебор, – согласился Макс.
Мансуров поднял на них темные глаза и заговорил.
– Это не воровство, – твердо сказал он, – мы ничего не будем брать, вернее, возьмем, но только для того, чтобы проучить Баклана. Зачем нам его компьютер и почетные грамоты или что у него там еще висит?
– Деревянный гусь, расписанный под хохлому, – зачем-то сообщил Дидовец.
Мансуров отмахнулся от гуся.
– Кабинет директора, – продолжал он, – это неприступная крепость, это его центр управления полетами, и если он обнаружит, что там кто-то побывал, он будет сто лет икать от страха. Утащить оттуда вещи – это как харкнуть ему в рожу! Макс, разве ты не хотел бы плюнуть в лицо тому, кто обидел твою сестру?
Белоусов, конечно, хотел.
– Петя, а ты, – спросил Мансуров, – разве ты не хочешь показать Балканову, кто на самом деле главный? Он тебя попрекал лестницей, да? Издевался над лишним весом? Понимаешь, Петя, – сказал Мансуров, – раб – он намного свободнее своего господина, потому что господину есть что терять, а рабу – нечего. Баклан не может залезть к тебе в комнату и обчистить ее. А ты – можешь. Ты свободен, Петька.
Илья снова, как и тогда, когда Мансуров подбивал парней на драку, почувствовал какую-то сонную одурь; с каждой фразой Антон набрасывал на него серебристый «дождик», как на новогоднюю елку, и вскоре лес исчез, а остались только сверкающие бессмысленные финтифлюшки – так, во всяком случае, ощущал Шаповалов.
– А какая связь между идеей свободы и кражей из школы? – язвительно поинтересовался он. – Я что-то в упор ее не вижу!
– А я вижу, – вдруг ответил Белоусов. – Мы не рабы!
Мансуров обрадованно хлопнул его по плечу:
– Сечешь! Мы можем встать с колен, а Баклан так и будет ползать на брюхе!
– И поэтому нужно стырить школьный компьютер?
– Не только компьютер, – серьезно ответил Антон. – Нужно унести все. Он входит утром – а комната пустая! Вообще ничего! И только надпись во всю стену…
Он задумался.
– Ай’л би бэк! – победносно выкрикнул Макс. – Терминатор, сечете?
– Может, лучше «Мене, текел, фарес»? – предложил начитанный Дидовец. – Он все-таки директор, «Терминатора» мог и не смотреть.
Шаповалов поднял на Илюшина усталый взгляд.
– Когда я услышал, как мои друзья обсуждают, что написать на стене, я понял, что меня они больше не станут слушать. Тогда я встал и ушел. Заявил напоследок, что не собираюсь в этом участвовать и им не советую. Мансуров, кажется, только обрадовался моему уходу.
– А остальные?
– Макс растерялся. Петька смутился. Особенно после того, как я сказал, что этим воровством они перечеркнут все, чего мы добились на линейке. Но Антон их как-то отвлек, буквально парой фраз… У него всегда это ловко получалось.
– Вы не поделились с мамой? – неожиданно спросил Макар.
Шаповалов пристально взглянул на него.
– Хотел, – помолчав, сказал он. – Но не стал. Мне было как-то… Плохо мне было, если начистоту. Я все время думал о том, что произошло, и о том, ввяжутся ли Петька с Максом в кретинскую затею Антона или все-таки отступятся в последний момент, и эти размышления, как заевшая пластинка, крутились и крутились без конца. Я изрядно от них устал. Мне хотелось говорить с мамой о чем-то другом, чтобы отвлечься. В школе мы общались как прежде, но это была просто иллюзия, оболочка бывшей дружбы. Так мне казалось. Я ужасно злился на них обоих и не мог понять, почему они поступают как законченные болваны.
– На обоих? – повторил Макар, вопросительно подняв брови.
– Ну да, на обоих… А, вот вы о чем! О Мансурове я думал меньше всего. Даже не сердился ни капли. На ураган или град сердиться глупо.
– Они все-таки привели свой план в исполнение?
– О да! – Илья невесело улыбнулся. – Окна кабинета выходили на дорогу перед школой и были закрыты решеткой. Когда стемнело и движение стихло, ребята подогнали к стене старую разбитую тачку, зацепили крюк за решетку и дали по газам. Решетка вылетела, они выбили стекло и забрались внутрь.
– Для человека, который не участвовал в краже, вы поразительно хорошо осведомлены, – заметил Макар.
Шаповалов отмахнулся:
– Бросьте! Неужели вы думаете, в нашем районе нашелся бы хоть один парень, который не знал, как обстояло дело? Такие новости разносятся быстро. Дурак Балканов сэкономил на сигнализации, понадеялся, что решетки будет достаточно. На следующее утро он, надо думать, пожалел о своей жадности. Мансуров с моими друзьями вынесли все, кроме стола и шкафа. Утащили даже хохломского гуся! Самое смешное, что я оказался прав: славы им это не принесло. Баклан поднял страшный шум, началось расследование, всех опрашивали, и не один раз… Из героев мои товарищи стали виновниками неприятного переполоха.
– А вас это не затронуло?
– Нет. Все знали, что я не участвовал в краже. Мансурова и остальных никто не сдал, и расследование заглохло.
Шаповалов встал, подошел к окну.
– Хотите, скажу, что самое паршивое во всей этой истории? – спросил он, открывая створку.
– Они продали украденное и поделили деньги, – сказал Макар.
Илья резко обернулся к нему.
– Откуда вы знаете? Черт возьми, кто вы вообще такой?
– Я частный детектив, – кротко сказал Илюшин. – Ищу любую информацию об Антоне Мансурове, чтобы его двоюродная тетя…
– Хватит! Откуда вы узнали?
– Нетрудно было догадаться. Я бы удивился, если б этого не произошло. Что было делать с украденными вещами? Закопать, что ли? А у Антона был выход на людей, способных тихо продать что угодно. Вы сами мне об этом рассказали. Ваш опасный человек Алеша – ключ к знакомствам Мансурова.
Шаповалов, забыв про окно, вернулся к столу.
– Я узнал об этом от Пети. – Он страдальчески потер лоб. – Дидовец – честнейший парень! Но он взял свою долю… Может, знаете, зачем?
Макар молча покачал головой.
– Он влюбился как цуцик. Ева Полетова! Одно имя звучит как песня. Ее зачислили в наш класс в начале года, и Петька пропал. Он рассказал мне, что на вырученные деньги купил для нее подарок.
– Какой?
– Часы. – Шаповалов не задумался ни на секунду. – Я их видел. Здоровенные, мужские… Не помню марку, но отлично помню, что обратная сторона у них была закрыта не металлической крышкой, а стеклом, и можно было разглядеть механизм. Дидовец выбрал модель на кожаном ремешке, чтобы они не сваливались с ее руки. Я бы никогда не подумал, что девчонке можно преподнести такие странные часы. Не женственные, не изящные. Но Ева была в восторге. Вообще, по-моему, их не снимала. Кстати, любую другую девчонку в нашем классе стали бы за это дразнить, у нас вообще были варварские представления о том, как должна выглядеть девушка. Золотые сережки, разумеется, и цепочка из красного золота! Еву не трогали, потому что она была странная и красивая. Странно красивая, я бы даже сказал.
Илюшин вновь мысленно пожалел, что не успел посмотреть фотографию Полетовой в школьном альбоме и спросил, в чем заключалась странность.
– У нее волосы необычного оттенка, как… – Илья пошевелил пальцами, пытаясь найти точное сравнение. – Как зола! В сочетании с синими глазами это производило сногсшибательный эффект. Ева казалась совершенно безобидной, но однажды я видел, как один парень, старше нас на пару лет, облапал ее, вернее, пытался: положил руку ей на плечо и притянул к себе. Я рванул к ним, но мое вмешательство не потребовалось.
– Что она сделала? – с любопытством спросил Макар.
Шаповалов тихо засмеялся.
– Вы не поверите. Ева подняла руку к волосам очень быстрым движением, – это выглядело так, словно у нее нестерпимо зачесалась макушка, – затем выдернула из прически длинную шпильку и всадила ее этому дегенерату в щеку. Вначале я даже не понял, что произошло! Он завизжал, как свинья, отскочил. Ева потом сказала, что видела этот способ в китайских фильмах, в какой-то ерунде вроде «Крадущегося тигра, затаившегося дракона». Но, понимаете ли, я тоже видел много всяких способов, однако мне и в голову не пришло бы использовать ни один из них. А ей пришло. Нужно учитывать еще один фактор: для того времени в Щедровске ее поступок был абсолютно немыслимым, и не только из-за шпильки. У нас царило пещерное сознание: девчонка не могла защищать себя сама. Она должна была повизгивать, ругать того, кто к ней приставал, могла даже толкнуть или в крайнем случае дать пощечину, но тогда говорили бы, что она «ломается». Знакомо это слово?
Илюшин мысленно усмехнулся.
– Понаслышке.
– «Чо ты ломаешься, как целка?» – гнусаво передразнил Илья. – Тьфу, уроды. Дрались только самые отпетые девчонки, а за остальных должен был заступиться парень или брат, но не отец – отцы призывались в крайних случаях! Никто не мог ожидать от Евы такого жестокого отпора. Знаете, что заорал ей этот козлина, когда смог говорить? «Ты права не имела!» – Он восхищенно покачал головой и повторил: – «Ты права не имела». Жаль, что мне не удалось набить ему морду – он удрал, как только меня заметил.
«Похоже, в Еву Полетову был влюблен не только Дидовец», – подумал Макар.
– Илья, давайте вернемся к вашим друзьям. Что сделал со своими деньгами Белоусов?
– Не имею понятия. Петя разоткровенничался со мной только потому, что его мучила совесть. И еще из-за того, что он остался на обочине. Мансуров очень крепко сдружился с Белоусовым, и Дидовец был третьим лишним. Деньги? Макс мог запросто отдать их отцу на семейные нужды и соврать, что заработал, помогая разгружать машину. Бабло никогда не было для него целью.