– К Евиной тетке, во Владивосток. Она меня на первое время приютила, а там я в институт поступил, общагу дали…
– Но есть что-то, чего вы, я уверен, нам не рассказали. Выкладывайте.
Бабкин недоумевающе покосился на Макара. Он не заметил ничего подозрительного в истории Дидовца, а что волнуется человек – так будешь волноваться, вспоминая, как стал свидетелем убийства друга и сам чудом избежал смерти.
Петя до хруста стиснул пальцы в замок.
– Расскажи им, – тихо попросила Ева.
Он теперь не мог разъединить руки, чтобы вытереть испарину со лба, и капля пота доползла до переносицы, скатилась и повисла на кончике носа. Ева и двое сыщиков уставились на нее.
Петя все-таки справился со своей каталепсией. Допустим, пальцы расцепить не удалось, но он сумел вытереть нос об запястье. В его положении это уже была победа.
Тело, над которым он столько работал, неизменно подводило, стоило событиям пятнадцатого июля всплыть в памяти. После того как Ева посоветовала освоить кое-какие дыхательные практики, стало легче. Он мысленно сосчитал про себя от десяти до одного, глубоко вдохнул и развел ладони.
– Когда я ушел из квартиры, уже стемнело. Я не посмотрел на часы, но думаю, было не меньше одиннадцати. Меня перевязали, напичкали лекарствами – ну, об этом вы уже знаете. Отец и мать Евы хотели, чтобы я остался…
– И никому из взрослых в голову не пришло сообщить в милицию о раненом однокласснике их дочери, – не удержался Сергей.
Дидовец с женой уставились на него и рассмеялись, как будто он отмочил хорошую шутку.
– До вечера город стоял на ушах. Я не мог позвонить отцу Макса – боялся, что его телефон прослушивается. Но мне нужно было предупредить его, чтобы он срочно уезжал из Щедровска. К этому моменту я уже понимал, что произошло. Мансуров решил с помощью своего приятеля унести все деньги и оставить Рябова в дураках. Как он планировал всех нас спасти? Не знаю…
– Почему вы считаете, что он вообще учитывал вас в своей афере? – удивился Макар.
– Вот-вот, – буркнул Бабкин. – Парень взял бы деньги и исчез, бросив вас выкручиваться самостоятельно…
Дидовец покачал головой:
– С точки зрения Антона, мы все были несмышленыши, ничего не понимающие в жизни. Но он чувствовал за нас ответственность. И потом, оставить нас разбираться с Рябовым – это подлость, а Мансуров не был подлым человеком. Злым, жестоким – может быть. Но не подлым. Нет-нет, он предложил бы нам какой-то выход, у него наверняка все было подготовлено… Другое дело, что мы отказались бы. Но в таком случае его совесть была бы чиста. Однако все пошло не так, как предполагалось. Антону и в голову не пришло, что его самого могут обмануть, а еще вернее – не допускал, что такого ценного кадра, как он, используют в качестве пушечного мяса. Рябов и правда не намеревался оставлять нас в живых.
«Разумеется, нет, – подумал Бабкин. – Вас, троих балбесов, убрали бы руками инкассаторов, а уж с ними расправились бы люди Рябова».
– Я дошел пешком до района, где жили Белоусовы, – сказал Петя. – Это заняло у меня больше времени, чем я ожидал.
Он выбирал обходные пути: безлюдные переулки, пустые неосвещенные дворики. Выйдя на трамвайную остановку, Петя прошагал немного по рельсам, спрыгнул на обочину, в темноте прокрался мимо чьих-то заборов и съехал по мокрой траве в овраг.
Узкая полоска речушки, обмелевшей до ручейка, поблескивала под луной. Продираясь сквозь кусты, Петя побрел вниз по течению.
Наташа вот уже неделю гостила у тетки. Это хорошо, думал Петя, туда они пока не сунутся. Но вот дядя Сережа…
Дрожа не то от ночной сырости, не от страха, Дидовец пытался представить, что сказал Рябов, когда ему доложили о срыве ограбления. Как много ему известно? А что, если Мансурова уже схватили? А если застрелили?
Петя, сопя, топал через заросли, забыв о своей ране, выкинув из головы мысли о том, что сделает с ним Рябов, если поймает. Предупредить дядю Сережу, пока до него не добрались рябовские прихвостни, – вот единственное, что было сейчас действительно важно.
Джинсы вымокли до колен от росы. В рубахе и волосах застряли какие-то колючки и царапали кожу. Но самое плохое, что простреленное плечо начало болеть при каждом движении. «Потом, все потом», – мысленно пообещал Петя своему телу. Остановился, задрал голову и, щурясь, отсчитал дома на краю оврага. Он вышел к нужной точке.
Путь наверх дался ему тяжело. Взмокший, измученный Петя, ковыляя, обогнул угол дома Веры Павловны – милейшей тетушки, при каждом удобном случае угощавшей четверых приятелей домашними булочками.
Калитка у Белоусовых была приоткрыта, во дворе стояла незнакомая машина. У Пети упало сердце. «Опоздал!»
Пригибаясь к земле, он подбежал к ближнему окну, распахнутому настежь, осторожно выпрямился и заглянул внутрь.
В комнате, освещенной лампой, стояли друг напротив друга Сергей Яковлевич и Мансуров. Белоусов-старший тяжело опирался обеими руками о стол. Даже через стекло Петя заметил, что Антон бледен, как покойник.
– …я не знал, что так выйдет… – бормотал он, пошатываясь, но не сходя с места. – Если бы я знал, я бы никогда…
– Где Максим? – глухо спросил Белоусов. – Что с ним случилось? ЧТО ВЫ НАДЕЛАЛИ?
– Мы здесь ни при чем! Это Рябов, он нас обманул! Мы не знали, что у них оружие… То есть, что они палить начнут, они сразу стали стрелять, без предупреждения!
Белоусов что-то замычал и замотал головой, словно пьяный. Его расплющило невидимым грузом, прижало к столу. Кулак взметнулся и опустился на стол.
– Макси-и-и-м!
– Дядя Сережа! Я вам буду вместо сына! – срывающимся голосом выкрикнул Мансуров.
Белоусов очень медленно поднял голову и выпрямился.
– Ты-ы? – изумленно протянул он. – Кто… кто ты такой? – Он подался вперед, всматриваясь в юношу, будто и впрямь видел его впервые. – Ты – кто? А?
– Я – Антон! Ваш Антон!
– Не смей! – страшно взревел Белоусов, и Петя втянул голову в плечи. – Ты не мой, понял? – Он слепо двинулся на Мансурова, сжав кулаки. – Как твой поганый язык повернулся… Где мой сын? Сволочь ты, подлец, что ты с ним сделал? Где Максим?
Мансуров отступил на шаг.
– Я пытался… – выдохнул он. – Клянусь, я пытался его… Но ничего не получилось… Дядя Сережа, нам нужно уезжать, я вас спасу, вы мне как родной, я вас столько лет… Ну, пожалуйста, что вам стоит, вы же добрый человек, я знаю, дядя Сережа… Я всю жизнь один… – Он всхлипнул и схватился за виски. Губы у него прыгали. – Один! Только с вами начал жить! Как будто семья, свои… поедемте со мной, я знаю место одно, надежное место, нас там не отыщут, хоть сто лет будут искать, а вы на меня всегда можете положиться, я же как сын вам, правда? Теперь, когда Макса нет… Будем с вами вместе, как семья…
Петя уже не мог понять, о чем Мансуров плаксиво умоляет мужчину напротив: чтобы тот признал его за сына или согласился уехать вместе с ним. Он перевел взгляд на Белоусова и поразился отвращению, исказившему его лицо.
– Ты – дрянь! – выплюнул тот.
– Я не виноват! Дядя Сережа!..
– Дрянь! Подлец! Впутал… Максим из-за тебя… А теперь… – Он выцеживал слова по одному, и паузы между ними были страшнее самих слов. – Отдай сына! Где он?
Чудовищным усилием воли Мансуров овладел собой. Глаза его блеснули, он выпрямился.
– Собирайте вещи. Я вас отвезу. За Наташей заедем по дороге, только не звоните…
Услышав имя дочери, Белоусов молча бросился на него. Петя думал, он вцепится Антону в горло, но тот схватил его за плечи и принялся трясти со страшной силой, хрипя:
– Убийца! Убийца!
При каждом толчке голова Мансурова бессильно запрокидывалась назад, как у куклы. В какой-то момент Пете показалось, что Антон потерял сознание, но тот внезапно странно механическим движением протянул руку, сомкнул пальцы вокруг ножки настольной лампы и обрушил ее на голову Белоусова.
Петя в ужасе вскрикнул, но его заглушил протяжный долгий стон. Сергей Яковлевич отпустил Мансурова и поднес ладони к глазам. Из рассеченной головы хлестала кровь, как вода из родника, она залила его лицо и рубаху; кровь была даже на столешнице, за которую он в конце концов ухватился левой рукой, тыльной стороной правой вытирая глаза. Петя не мог понять, как Белоусов держится на ногах. Он сделал шаг назад, набрал воздух в легкие, готовясь заорать и позвать на помощь.
Но не успел.
– Я бы лучше собаку усыновил, чем тебя, – раздельно, с необычайной четкостью выговорил Белоусов.
Мансуров размахнулся, на этот раз обхватив ножку лампы двумя руками, замер на долю секунды, напомнив Пете теннисиста, собирающегося отбить сложную подачу, – а затем ударил снова.
Отец Макса упал и больше не шевелился.
Воздух со свистом вышел из Пети, как из проколотого воздушного шарика. Мансуров обернулся, но Дидовец успел отшатнуться. Он зажмурился от страха, но и через закрытые веки видел перед собой мертвый белый взгляд Антона.
До него донеслись шаги, а затем раздался грохот, как будто вещи сбрасывали с полок. Петя открыл глаза и начал читать единственную молитву, которую знал от тетки.
В комнате Наташи вспыхнул свет. Собравшись с духом, Петя заглянул в соседнее окно и не поверил своим глазам. Мансуров с окаменевшим лицом взял с полки деревянный кораблик и вышел.
Спустя несколько секунд хлопнула дверь. Прижавшись к стене, Петя из темноты смотрел, как Мансуров перетаскивает в машину невообразимо странные предметы. Он забрал корабль, забрал мяч, который был подписан для Шаповалова, – Илья, уезжая с матерью, отдал его на временное хранение Максу.
Напоследок Мансуров вернулся со старой курткой Сергея Яковлевича. Он положил ее в багажник, аккуратно расправив, что-то пробормотал и вернулся в дом. Крышка осталась открытой, и когда Антон ушел, Петя, не отдавая себе отчета в своих действиях, подкрался к машине.
Макс, укрытый курткой отца, выглядел довольно неплохо. Только видно было, что лежать ему неудобно. «Конечно, – подумал Петя, – он же здоровяк, наш Макс, и в багажнике ему тесно – вон, он и ноги поджал и вообще скрючился весь, бедняга».