Внезапно его скрутило со страшной силой. Петя едва успел выскочить за калитку, и его вырвало, а затем еще и еще. Перед глазами поплыли черные пятна, и мусор в канаве у обочины оказался прямо у лица: смятая сигаретная пачка, рваный пакет; они стремительно приблизились, а потом все пропало.
– Когда я очнулся, дом пылал. Вокруг него собралась толпа, но я выбрался из канавы, никем не замеченный, и ушел. В ту же ночь меня отправили из города. Ни с кем не связывался, пока не доехал до Владивостока, а там сразу же попал в больницу… – Петя махнул рукой. – Долгая история. У меня и в мыслях не было, что за преступление Мансурова осудят какого-то бедолагу. Я узнал об этом только несколько лет спустя.
Сергей, забыв о приличиях, встал и прошелся по комнате. Ему требовалось время, чтобы осмыслить Петин рассказ.
– Значит, бывший зек не соврал, – задумчиво сказал Илюшин. – Он пришел к Белоусову, но тот, хоть и накричал на него, все равно помог старому знакомому. Дал ему и деньги, и вещи. Соседка слышала только часть их разговора. А убийство и поджог – дело рук Мансурова.
«Пятнадцатого числа неподалеку от моего двора угнали тачку одну, “Ауди”», – сказал им Пронин.
«У его брата нашли часть денег», – сказал следователь.
Картина сложилась полностью.
Мансуров уехал с раненым Максимом Белоусовым и сумкой, набитой деньгами. По дороге в больницу Белоусов умер. Быть может, он был мертв уже тогда, когда Антон тащил его в свою машину.
– Ай молодца! – с невольным одобрением сказал вслух Сергей.
– Почему? За что вы его хвалите? – вспыхнула Ева.
Вместо Бабкина ответил Макар:
– За сообразительность. Представьте: у парня на руках мешок денег и тело его друга. За ним будут охотиться все: и те, кого он ограбил, и вторые, которых он ограбил тоже, и полиция, которая тогда еще была милицией… Все. В этой не самой простой ситуации Мансуров совершил два поступка, которые спасли ему жизнь. Во-первых, он поменял машину, на которой вы подъехали к банку. Заранее угнал неприметную, но надежную, и в дальнейшем пользовался только ею.
– Уверен, что «девятку» – вы же были на «девятке», Петя, так? – он не бросил на первом же углу, а хорошенько спрятал. И этим тоже выиграл время: все были уверены, что искать нужно именно ее.
– А второй поступок?
Сергей посмотрел на Илюшина и выразительно пожал плечами:
– Предположения.
– Уверенность, – поправил Макар. – Мы знаем достаточно, чтобы говорить об этом с уверенностью.
– Да о чем же, о чем? – Ева подалась вперед, переводя взгляд с одного на другого.
После недолгого молчания Илюшин спросил:
– Вы помните второго Губанова? Того, который не пошел на ограбление, хотя первоначально это было запланировано?
– Да, конечно. Олег Губанов. Такой же ублюдок, как его брат.
– У него в погребе нашли деньги. Не все, только часть. В ночь после ограбления он пил, впрочем, как и в этот день, и это первое, что важно знать о Губанове.
– А второе?
– Он живет в частном секторе, не так уж далеко от Белоусовых.
Петя удивленно взглянул на него:
– Этого я не знал…
– А Мансуров – знал. Он постоянно проявлял удивительную для его возраста предусмотрительность. Проведя заранее рекогносцировку, Антон, когда стемнело, подбросил несколько пачек в погреб Губанова, к подгнившей картошке. Он, видимо, рассуждал так: двое других уголовников убиты, и Олегу придется потрудиться, чтобы убедить тех, кто будет вести расследование, в своей непричастности. Со стороны все выглядело так, словно он был на месте преступления и скрылся, утащив деньги. Его скудного ума хватило лишь, чтобы разделить всю сумму на части, но он прокололся на том, что решил припрятать кое-что поближе к себе. Разумеется, у Губанова могло найтись алиби, и в конце концов какие-нибудь собутыльники непременно подтвердили бы, что он пьянствовал с ними весь день пятнадцатого июля, не отлучаясь дальше уличного сортира. Мансуров, опять-таки, хотел лишь выиграть время. Но ему повезло: до Губанова первыми добрались не следователи, а люди Рябова. Такие же уголовники, как он сам.
– Тупые уголовники, – добавил Бабкин. – Не надо переоценивать местную мафию. Крестных отцов здесь не водится…
– …и светочей интеллекта тоже, – закончил Макар. – Подельники Губанова ухватились именно за ту версию, к которой подталкивал их Мансуров: предположили, что Олег присвоил часть добычи. Но на этом они не остановились. Им хотелось выяснить, где спрятано остальное, и они использовали привычный арсенал средств… назовем это средствами убеждения. На их несчастье – и на счастье Мансурова, – у жертвы оказалось слабое сердце. Губанов умер, оставив всех с убеждением, что именно он присвоил деньги. По Щедровску до сих пор ходят легенды о кладе, в котором можно найти несколько миллионов, принадлежавших Королеву, а участок при доме покойного перекопан вдоль и поперек.
– Очень, очень умно было со стороны Мансурова расстаться с частью денег, – пробормотал Сергей.
– Но обрати внимание: осуществлялись лишь те замыслы, которые были заранее им тщательно обдуманы и подготовлены. Когда Мансуров начинал действовать спонтанно, он терпел поражение.
– Как это случилось с отцом Белоусова…
– Как это случилось с отцом Белоусова, – согласился Илюшин. – После того как Антон уехал от сгоревшего дома, он похоронил Максима на озере. А затем исчез, растворился. У него имелись деньги, он ни к чему не был привязан. За время его отсутствия началась война двух криминальных группировок – между прочим, вы, Петя, сыграли в этом значительную роль, – и тем, кто собирался расправиться с Мансуровым, стало не до него.
В окна било солнце, в нагретом доме пахло яблоками и деревом, и Сергей ощутил легкую ирреальность происходящего – в последнее время это случалось с ним все чаще. Они обсуждали события не такого уж давнего прошлого, страшного прошлого, из которого, казалось бы, никак не мог прорасти этот уютный теплый мир с синеглазой женщиной, раскидистым старым деревом за окном, травой, светом и ананасом, похожим на большую шишку. Если бы несчастный раненый толстяк, бежавший из родного города, мог заглянуть в будущее…
– У меня к вам, Петя, осталось три вопроса. – Илюшин перебил мысли Сергея.
Тот обреченно кивнул.
– Мне по-прежнему непонятно, отчего вы боитесь Мансурова. Он видел вас после убийства отца Максима?
– Нет… Не думаю. Сомневаюсь.
– Тогда в чем причина?
– В этой ничтожной доле сомнения, – ответила за мужа Ева. – И еще в том, что даже спустя столько времени Антон может решить, что свидетели ограбления ему не нужны. А их всего двое, и один из них – Петя. Вам удалось его найти. Что, если и Мансурову удастся? Поймите, этот человек непредсказуем!
Петя ласково сжал ее руку.
– Ева права во всем, – обратился он к Макару. – Я сижу на пороховой бочке с отсыревшим шнуром. С одной стороны, это не кажется слишком опасным. С другой, порох есть порох. Когда он взорвется, и взорвется ли вообще… Одному господу известно. – Дидовец выразительно поднял глаза к небу. – Но я трус. Я всегда его боялся.
– Ты не трус! – резко сказала Ева.
– Прости, милая. – Петя виновато улыбнулся. – Отъявленный.
– О да, – насмешливо протянул Илюшин. – Трусы частенько, получив пулю в плечо, тащатся в одиночку через весь город, не доверив это дело своей подруге, потому что это может быть опасно, – вы ведь так рассуждали, не правда ли? – и все лишь затем, чтобы предупредить отца своего друга о грозящей ему опасности. Именно так и поступают отъявленные трусы! А когда криминальный авторитет отправляет трусов на ограбление, в случае неподчинения угрожая расправой их близким, трусы не сбегают, послав к черту нелюбимую тетку и начхав на приятелей, а идут с игрушечным пистолетиком грабить инкассаторов, вооруженных автоматами.
Наступила тишина. Бабкин покосился на друга.
– Автомат, кажется, был один, – пробормотал наконец Петя, покраснев до ушей. – А какой второй вопрос?
Макар сцепил ладони за затылком и задумчиво посмотрел на него.
– Вы были хорошими ребятами, – утвердительно сказал он. – Вы, Максим Белоусов и Илья Шаповалов. Об этом твердят люди, которые знали вас. Об этом говорят факты. Как получилось, что вы влипли в ту грязь, в которую толкал вас Мансуров?
– Шаповалова можете исключить, – сказал Дидовец.
Илюшин поразмыслил и кивнул:
– Вы правы. Он здесь ни при чем. Но вы-то, Петя? И Максим, ваш добряк Максим, с порядочным и любящим, не слишком авторитарным отцом, с обожавшей его сестрой, с друзьями, – иными словами, с налаженной жизнью обычного подростка? Что с вами случилось?
Дидовец встал и задумчиво прошелся из угла в угол. Наконец Петя остановился и взглянул на Макара.
– Мой ответ может показаться вам странным. Одна из причин заключалась в самом городе, в нашем родном Щедровске. Само собой, мы были балбесами, которые смотрели Мансурову в рот… Но во всем городе для нас не было места. Единственным, кто давал нам угол, был дядя Сережа. Но мы не могли злоупотреблять его гостеприимством! А остальные… Взять меня – мне нельзя было привести друзей в дом моей тетки. Однажды я сделал это, пока она была на работе, но соседка доложила о моем прегрешении, и меня отхлестали по физиономии. Спортивных площадок в городе не было. Со школьной нас гнали взашей. Кажется, тот матч, который мы сыграли, когда капитанами стали Антон и Илья, остался единственным. Мы были неприкаянные, как… как…
– Как перекати-поле, – подсказала Ева.
Дидовец усмехнулся:
– Как шары навоза, которые потерял навозный жук. Взрослые в большинстве своем реагировали на нас единственным образом: делали нам замечания и ругались. Мы всех раздражали просто потому, что были подростками. Никому в голову не приходило посмотреть на нас иначе, чем на источник проблем.
– А спортивная школа? – нахмурился Сергей.
– Нас выгоняли сразу после занятий. «Вы здесь не околачивайтесь!» – кричала уборщица. То, что я говорю, может показаться смешным… Но половина наших проблем была порождена нашей полнейшей бесприютностью. Не знаю, как Макс, а я словно пытался доказать всему городу, который не желал знать о моем существовании и не желал учитывать меня, что я есть. Что я заставлю его посмотреть на меня. Вы скажете: смешно валить на Щедровск, когда сами хороши! И будете правы. Но если вы не росли в маленьком неблагополучном городке, вряд ли вы меня поймете. А третий воп