. Сегодня, в пять часов, но это совсем неважно, потому что… потому что я бы не пришла туда, Федя, понимаете?.. Не надо было посылать мне записку. Зачем?.. Георгий Иванович правильно сказал: это надо порвать, никому не говорить и вообще забыть.
Ф е д о р (прочитав записку). Синяев сказал?
В е р а. А что я могла поделать? Я сначала думала, что это не мне. И не от вас. Но потом поняла, а он уже увидел… Не надо было подписываться одной буквой Ф…
Ф е д о р. Так… Значит, буква Ф…
В е р а. Только вы не сердитесь, что я вам так говорю, Федя. Это очень нужно. Люди должны быть честными между собой… Понимаете?
Ф е д о р (помолчав). Да… Не надо было ее писать. А я вот написал… Понимаю. (Прячет записку в карман.)
В е р а. Знаете, если бы у меня это было по-настоящему, я бы никого не послушалась и сама, без всякой записки, побежала бы на Крутой берег. И пускай даже никто и не пришел бы туда, я бы все равно сидела и ждала. Понимаете?
Раздается удар колокола.
Д я д я П а в е л (из станционной двери). Вера! Поезд уже пришел, скорее!
В е р а. Иду! (Федору) А вы не сердитесь, что я сказала вам всю правду?
Ф е д о р. Эх, сестренка!.. Бежим-ка лучше к вагону. Не то на ходу сажать придется. В окно! (Увлекает ее за собой.)
Слышно, как от станции медленно отходит поезд. Застучали, удаляясь, колеса, и в этот гулкий перестук вдруг вплелись переборы гитары.
Входит ч е л о в е к с г и т а р о й.
Ч е л о в е к с г и т а р о й. Говорят, есть примета: чтобы путь был счастливый, нужно посмотреть в хвост уходящему поезду. Я не верю в плохие приметы. Но если примета добрая и хорошая — отчего бы и не верить в нее?
Из станционной двери выходит Ф е д о р, смотрит вслед уходящему поезду.
Ф е д о р. Поехала…
Ч е л о в е к с г и т а р о й (Федору). Мотоцикл там стоит. Весь белый от пыли.
Ф е д о р. Машину я ему вычищу. Машина тут ни при чем!.. А на Крутой берег пойду. В пять часов… Я Клаву не дам в обиду. Пусть знает. (Уходит.)
Гаснет свет. Слышно, как, набирая скорость, все дальше и дальше уносится поезд и где-то вдалеке, словно зовя за собой, гудит, замирая, паровозный гудок.
З А Н А В Е С.
ЗДРАВСТВУЙ, КРЫМОВПьеса в трех действиях
К р ы м о в.
А г е е в.
Б а ш к и н.
М а ш а.
Л а р и с а.
Г а л к а.
Х о м у т о в.
З о й к а.
С а в ч у к.
С т е п а н и д а.
П о ж и л а я ж е н щ и н а.
ДЕЙСТВИЕ ПЕРВОЕ
Мчится поезд: мельтешение света, перестук колес.
В освещенном окне вагона мы видим Крымова, погруженного в свои мысли. И слышим грустный голос Галки:
«Только вчера ты уехал, только вчера мы с дедусей проводили тебя в эту противную Бурановку, а я уже пишу тебе письмо. Я все равно не могу поверить, что все это случилось по-настоящему. Как было бы хорошо, если бы не было того дня, когда я приехала из пионерлагеря, — если бы его совсем не было, совсем…»
Высвечивается комната. Рояль, стол, стул, кресло. На полу картонная коробка. Как-то пустовато и неуютно. Посреди комнаты стоит К р ы м о в. Появляется Г а л к а — девчонка лет тринадцати в спортивных бриджах и пионерской блузе.
К р ы м о в. Галка? А почему ты здесь, а не в лагере?
Г а л к а. Да, ко всем с утра приехали, а я ждала-ждала у забора — никого. Ни тебя, ни мамы. Села на электричку и прикатила сама… Имею право?
К р ы м о в. Похудела ты, смотрю…
Г а л к а. На кило двести!.. Только маме ничего не говори.
К р ы м о в. На кило двести? В таком случае срочно обедать. Срочно! А чем, собственно, обедать? Дома ничего, кроме кофе. Надо сбегать в магазин…
Г а л к а. Крымов, а где наш шкаф?.. И ковер вот тут висел…
К р ы м о в. Слушай… Дуй в магазин!
Г а л к а. Что у нас происходит, Крымов?
К р ы м о в. Что происходит? Ничего не происходит…
Г а л к а. Я же не слепая!
К р ы м о в. Разве нельзя допустить, что мы решили, например, обменять квартиру или…
Г а л к а. А мама где?
К р ы м о в. Мама на работе, где же ей еще быть?
Г а л к а. Сегодня понедельник. В понедельник мама всегда дежурит вечером. (Открывает рояль, одним пальцем выстукивает мелодию.) Ты что-то скрываешь от меня, да?
Крымов не отвечает. Галка садится за рояль, задумчиво играет что-то. Входит п о ж и л а я ж е н щ и н а.
Ж е н щ и н а. Ваша фамилия будет Крымов? Билет заказывали?
Г а л к а. Какой билет?
Ж е н щ и н а. Доставка.
Г а л к а. Куда билет?
Ж е н щ и н а. До станции Бурановка… Это где ж такая?
К р ы м о в. Далеко. На севере.
Ж е н щ и н а. У меня сестра на Севере. Такое там строительство! А где нынче не строят?.. Вот, получите. Билет, посадочный. Тут все обозначено.
К р ы м о в. Спасибо.
Ж е н щ и н а. Проверьте компостер.
К р ы м о в. Сколько я должен?
Ж е н щ и н а. Двадцать рублей семьдесят пять копеек, включая комиссионный сбор и доставку. (Пока Крымов отсчитывает деньги.) Дочка ваша? А не похожа на вас… Вот и сестра моя, которая на Севере. Ни на кого не похожа. Ни в мать, ни в отца, а в проезжего молодца.
К р ы м о в (вручая деньги). Пожалуйста… Не беспокойтесь, без сдачи.
Ж е н щ и н а. Спасибо, до свидания, счастливо доехать. (Уходит.)
Г а л к а. Мы решили поменять нашу ленинградскую квартиру на эту самую Бурановку?.. Но разве три человека могут ехать по одному билету?.. Я еще никогда не видела, что ты умеешь говорить неправду.
К р ы м о в (подошел к ней). Видишь ли… как-то так получилось… Словом, мы с мамой больше не будем жить вместе…
Г а л к а. Вы разошлись?
К р ы м о в. Это бывает, бывает…
Г а л к а. Насовсем?
К р ы м о в. Видимо, да… то есть да, насовсем.
Г а л к а. Я не верю, Крымов.
К р ы м о в. Я тоже.
Пауза.
Г а л к а. Значит, ты из-за этого решил уехать? Все бросить и уехать?
К р ы м о в. Так будет лучше.
Г а л к а. Кому?
К р ы м о в. Не знаю, как тебе объяснить… Ты просто поверь мне. Просто поверь… А ты останешься с мамой. Ты должна остаться с мамой. Есть даже такой закон…
Г а л к а. Она ушла к Евдокимову?
К р ы м о в. Не в этом дело…
Г а л к а. Но разве он лучше тебя?
К р ы м о в. Не в этом же дело, Галка…
Г а л к а. А в чем?
К р ы м о в. Зато у тебя теперь будет старший брат. Правда, он сейчас, кажется, служит в армии…
Г а л к а (отчаянно ударила по клавишам, хлопнула крышкой рояля). Не нужен мне никакой брат! Мне нужен ты! Ты!.. Вы тут обо всем подумали. О каком-то брате. О трельяжике! Вы только обо мне не подумали!.. Я ненавижу этого Евдокимова!
К р ы м о в. А что у тебя за царапина?
Г а л к а. Только не защищай его! Не защищай! Все равно ненавижу!
К р ы м о в. Опять подралась?
Г а л к а (сквозь слезы). То уже прошло. Это я упала.
К р ы м о в. По-прежнему гоняешь с ураганной скоростью?
Г а л к а. Я не бегала. Я упала с дерева.
К р ы м о в. Разве так можно, вихор?..
Г а л к а. Ну почему, почему, почему все останутся тут, как ни в чем не бывало, а ты поедешь в какую-то Бурановку один, совсем один?!
К р ы м о в. Я буду там не один. Там живет Маша. Помнишь Машу?
Г а л к а. Не помню.
К р ы м о в. Ну как же? Моя двоюродная сестра. Маша. Она приезжала к нам. Давно, правда, но ты не можешь ее не помнить. Ты была тогда уже вполне сознательная сыроежка…
Г а л к а. Не надо сегодня разговаривать со мной так.
К р ы м о в (обнял ее за плечи). Видишь ли, другой на моем месте, наверно, поступил бы как-нибудь иначе, а я не могу… не умею… В этом, наверно, моя слабость…
Г а л к а. Нет… нет… Крымов! Ты — сильный! Ты очень сильный! (Уткнулась лицом ему в грудь.)
З а т е м н е н и е.
И снова мчится поезд. В освещенном окне вагона мы видим К р ы м о в а, погруженного в свои мысли. А через просцениум медленно проходит Г а л к а с письмом в руке и опускает его в почтовый ящик.
Крыльцо деревянного поселкового дома. Под окном сидят К р ы м о в и М а ш а.
М а ш а. Девчонку жальче всех. Другие дети родного отца так не любят, как она тебя… Я твою Валентину всего раз и видела. Почему-то сразу не пришлась мне по душе. Так оно и вышло.
К р ы м о в. Не в этом дело, Машенька.
М а ш а. Сколько же ты с ней прожил? Лет восемь?
К р ы м о в. Да, около того…
М а ш а. Восемь лет туда, восемь сюда. Богато живем… Какие-то непутевые мы с тобой. Оба.
К р ы м о в. Не знаю, может, это я живу как-нибудь не так? Может, предъявляю себе и другим какие-то особые требования?.. Она сказала: «Я ухожу не потому, что ты плох, а потому, что ты слишком хорош для меня… Я, говорит, устала от этого»…
М а ш а. Сказать что хочешь можно. А только от добра добра не ищут.
К р ы м о в. Все это сложней, чем тебе кажется…
М а ш а. А мне ничего не кажется, Глеб. Я вот вижу — ты приехал, ни кола ни двора, вроде бы комсомолец по путевке, а виски-то уж седые. В твои-то годы другие и положение себе нажили, и добра всякого, а ты… Как дальше-то жить думаешь?
К р ы м о в. Тебе мешать не буду.
М а ш а. Разве я об этом? За тебя же сердце болит.
К р ы м о в. Да, представь, у меня здесь уже появились первые знакомые! Зовут Ларисой, работает тут, в школе… Такая довольно милая. В очках.
М а ш а. Все они довольно милые… Пошли-ка лучше, я тебя ужином накормлю.
К р ы м о в. Маша, если я появился здесь некстати, если мешаю, так прямо и скажи. Без всяких церемоний.