Голос вокзального диктора невнятно сообщил об отправлении поезда через две минуты.
А л е ш к а. Намек понят.
А л е к с е й. Ну? Пора прощаться. Давай лапу.
А л е ш к а. Будь здоров, папа. (Но руки не подал.)
А л е к с е й. И не забудь написать открытку маме.
А л е ш к а. А чего писать? Месяц пролетит одним махом, и я вернусь посвежевший и гордый от сознания выполненного долга.
А л е к с е й (вдруг снял с руки часы, протянул сыну). Возьми, пригодятся.
А л е ш к а. Это еще зачем?
А л е к с е й. Дают — бери… Кому говорю? Держи!
А л е ш к а (усмехнулся). Чтобы идти в ногу со временем, что ли?
А л е к с е й. И кончай трепаться!.. Это — Гришины часы. Гришин подарок в День победы… Это тебе не просто часики для магазина подержанных вещей! (Вынудил сына взять часы, быстро достал пачку сигарет, закурил, жадно затянулся.) Какого черта не дают отправление?!
А л е ш к а (тихо). Ты что, отец?
И в эту минуту поезд тронулся. Скрылся за окном Алешка. Погас один пистолетный луч. Утих вдали стук колес.
Алексей сел на скамейку. Постепенно сцена освещается, и мы видим ту же самую скамейку, на которой сейчас сидит Алексей с погасшей сигаретой в руке. Появляется п и г а л и ц а.
П и г а л и ц а (подойдя к скамейке). Вы не будете возражать, если я сяду рядом с вами?
А л е к с е й. Зачем же мне возражать? Садись.
П и г а л и ц а. Спасибо. (Села.) А то, знаете, в зале ожидания хоть и люди, но все-таки спят.
А л е к с е й. Только я сейчас уйду.
П и г а л и ц а. Зачем же мне тогда садиться?
А л е к с е й. Вот докурю и пойду.
П и г а л и ц а. Я одна быть не хочу. Не люблю, когда одна. Одиночество — это ужасно. Хуже нет!
А л е к с е й. Правда. Ничего хорошего.
П и г а л и ц а. А ночь сегодня, как назло, такая длинная-длинная…
А л е к с е й. Напротив. Не успеешь оглянуться, как наступит утро.
П и г а л и ц а. Ваш поезд тоже утром?
А л е к с е й. Тоже.
П и г а л и ц а. И мой утром.
А л е к с е й. Вот видишь? Так и есть — самая короткая ночь… Сколько уже сейчас времени? (Отвернул рукав, но теперь у него нет часов.)
П и г а л и ц а (расхохоталась). Тоже забыли дома на рояле?
А л е к с е й. Почему на рояле?
П и г а л и ц а. Вот ведь чудеса! Тут, на вашем месте, сидел один парень. И вот он тоже, точь-в-точь как вы, задрал рукав, а там пусто. Часиков-то и нет. Я даже испугалась — потерял. А он и говорит, забыл дома на рояле.
А л е к с е й. Вот оно что… (Улыбнулся.)
П и г а л и ц а. Наврал небось.
А л е к с е й. Наверняка.
П и г а л и ц а. И рояля-то, поди, дома нет.
А л е к с е й. Никогда и не было.
П и г а л и ц а. Смех один!.. Но вообще-то мы с ним немножко поговорили.
А л е к с е й. О чем же? Или секрет?
П и г а л и ц а. Да так. Ни о чем. Время чтоб убить… Даже как зовут — не знаю.
А л е к с е й. Не представился?
П и г а л и ц а. Но вообще-то он, кажется, парень ничего себе.
А л е к с е й. Ты так думаешь? О чем же вы все-таки говорили с ним?
П и г а л и ц а. О том о сем… Я ему стихи прочитала. Не понравились. Хоть правду сказал, и то хлеб. Выразил собственное мнение… Что еще? Поспорили про Анну Каренину… Потом он попросил меня об одной пустяковой услуге. (Пощупала, на месте ли Алешкино письмо.) Нет, по-моему, он парень ничего.
А л е к с е й. Понравился, значит?
П и г а л и ц а. Это смотря в каком смысле вы спрашиваете.
А л е к с е й. В хорошем, разумеется.
П и г а л и ц а. А то, знаете, другие тут же подмигнули бы: мол, любовь с первого взгляда… Знаем мы этот первый взгляд. С первого полюбили, со второго разошлись через суд. Примеров хоть отбавляй. Так всю любовь можно изгадить на сто лет вперед!.. Но он, кажется, парень не такой…
А л е к с е й. Какой же он, по-твоему?
П и г а л и ц а. Какой, какой… Откуда я знаю? (Задумалась, улыбнулась своим мыслям.) Чудак! Я когда подошла, он письмо писал. Папе Римскому, говорит. Который с догмами. (Смеется.)
А л е к с е й. Смотри ты…
П и г а л и ц а. А потом вдруг ни с того ни с сего спрашивает, за что женщина может ненавидеть мужчину? Да мало ли за что!.. Но это он не про себя, я поняла. У него глаза честные… Теперь-то уж докурили?
А л е к с е й. Теперь докурил.
П и г а л и ц а. Ну вот. Пойду снова в зал ожидания. Спасибо вам за компанию.
А л е к с е й. Тебе тоже.
П и г а л и ц а. Дождусь поезда — и в Москву! И мы еще посмотрим, верит она слезам или не верит! (Пояснила) Это я с тем парнем спорю. Мысленно, конечно. Хотя даже не знаю, как его зовут.
А л е к с е й. Алешкой зовут.
П и г а л и ц а. А может, Сережкой!
А л е к с е й. Да нет. В самом деле Алешкой.
П и г а л и ц а. Вам-то откуда известно?
А л е к с е й. Знаком немного.
П и г а л и ц а. Ну да!
А л е к с е й. Говорю же. Не веришь?
П и г а л и ц а. Нет. Таких совпадений и не бывает. Чтоб и скамейка та же самая. И часов у обоих нет… А вот скажите — куда он поехал?
А л е к с е й. На картошку.
П и г а л и ц а (поражена). Для человечества?
А л е к с е й. Нет. Исключительно для себя.
П и г а л и ц а. Хм!
Она хотела еще что-то сказать Алексею, но в это время к Алексею быстро подошел К о с т я. Пигалица ушла.
А л е к с е й. Ты чего?
К о с т я (пристально смотрит на Алексея). Ничего… Алешку застал?
А л е к с е й. Да. Проводил.
Пауза.
К о с т я. Вот что. Отдай мне Гришин абонемент.
Алексей понял, что Костя все узнал, и молча вернул ему абонемент на первенство по хоккею.
В газетах ничего не будет?
А л е к с е й. Вряд ли.
К о с т я. Есть закурить?
Алексей достал из кармана пачку сигарет.
У Люси стащил, сразу видно. Гнуснейшая привычка.
А л е к с е й. Как она там?
К о с т я. Я отвез туда свою соседку. Она побудет с Люсей. Так что не одна… Дай спичку. (Закурил.) Наташка твоя далеко?
А л е к с е й. В поселке Первомайском.
К о с т я. Понятно. Бывал… Рыбалка там отличная! Окунь, подлещики… (Помолчав) Что мне делать тут, когда ты уйдешь?
А л е к с е й. А что тебе делать? Ничего делать не надо. Я вернусь.
К о с т я. Пижон! Что ты подумал?!. Когда я спросил, что мне делать тут, я имел в виду хотя бы твоего Алешку!
А л е к с е й. Все нормально, Костя. (Похлопал его по плечу.) Все нормально.
К о с т я. Вот что. Пошли-ка по домам. Ты и так проболтался полночи… Пошли.
А л е к с е й. Пошли.
Уходят.
Дома у Алексея Вересова.
Комната не освещена, и мы скорее угадываем, чем видим, как открывается дверь и входит А л е к с е й. Щелкает выключатель — освещается комната с зашторенным окном, с широкой тахтой, покрытой ковром.
Войдя в комнату, Алексей поднимает с пола куклу и тихонечко, стараясь не шуметь, уходит в детскую. Потом так же тихо, на цыпочках, выходит оттуда. С улыбкой берет с тахты брошенный там детский лифчик с болтающимися на нем чулочками — и только теперь замечает находящегося в комнате человека. Это Р о м а н. Он сидел тихо, где-то в углу, на краешке стула и сейчас медленно поднялся навстречу Алексею.
А л е к с е й. Роман?
Мучительно долгая пауза.
Р о м а н. Ну? Что ж ты стоишь? Я жду… Константин уже дал мне свой ответ. Очередь за тобой, Алексей.
А л е к с е й. Что тебе нужно здесь?
Р о м а н. Мне нужен ты, Костя, Гриша… Мне нужны вы!!
А л е к с е й. Не шуми — дочка спит.
Р о м а н (с трудом). Что не ждал меня — знаю. Что руки не подашь — тоже знаю… И все-таки пришел.
А л е к с е й. Зачем?
Р о м а н. За ответом… Кто я вам? Не тебе лично — ты меня можешь считать кем хочешь, последней сволочью, у тебя такое право есть… Но кто я для вас всех — с кем жизнь начинал, с кем войну до Берлина прошел… Кто я такой для вас? Враг?
А л е к с е й. Я устал и хочу спать.
Р о м а н. Не желаешь говорить? Или сам ответа не знаешь?
А л е к с е й. Я уже сказал, что устал и хочу спать.
Р о м а н. Я в друзья не прошусь. Отчет себе полный даю — прежнего не вернуть… Но для себя понять должен: кто я вам? Враг или кто?.. Молчишь?.. Ты вспомни те годы…
А л е к с е й. Можешь считать, что они тебя оправдывают. Так многие считают.
Р о м а н. Я сюда не с повинной пришел, не за прощением…
А л е к с е й. Чего же ты хочешь от меня? Я тоже не забыл тех лет. И той железной дороги, которую мы тянули от Турухана до Енисея… Впрочем, ты наверняка представляешь себе в общих чертах, по книжечкам, как это было…
Р о м а н (усмехнулся, тронул пальцем крестик пластыря на щеке). Эта ссадина заживет. Ты бьешь больнее. Насмерть. (Пошел к двери.)
А л е к с е й. Нет уж, постой!
Р о м а н. Ты же устал и хочешь спать…
А л е к с е й. Да, наш разговор не состоится, Роман. Но не потому, что я устал и хочу спать, нет!.. Если уж мы заговорили о прошлом, давай поставим точку. Раз и навсегда. Это прошлое касается не только нас двоих — тебя и меня. Это поважнее и глубже, чем наши с тобой отношения. И уж если перепахивать его, это прошлое, так только для того, чтобы оно никогда не повторилось!.. А ворошить его, как грязное белье, чтобы сводить какие-то личные счеты, — этого я себе не позволю… Да и какие у нас с тобой могут быть счеты?
Р о м а н. Верно. Мельчить ни к чему… Но на мой вопрос ты так и не ответил. Кто я такой? Где проходит граница, за которой по одну сторону я, а по другую ты, Костя, Гриша — все вы? Где эта проклятая черта?
А л е к с е й. Никакой черты нет. Есть другое. На фронте и сразу после войны, в институте, я знал человека по имени Роман. Он даже был нашим другом, а в апреле тысяча девятьсот пятьдесят второго года он пропал для меня без вести.