Кто-то из публики начал раскачиваться и кивать. Сэр Уэллу подобрал палочку. Уши у него чуть ли не подрагивали, так внимательно он прислушивался. Но мой голос ни разу не дрогнул, и губы ни разу не шевельнулись, зато челюсть похолодела как лед.
— Я так и не перестала рыдать. Надеюсь, мое пение тебе нравится. На мне желтое платье. Желтый — знак печали.
Раскачивание в рядах замедлилось. Эти слова мог бы написать ребенок.
— Если я выгляжу хорошо, то это для тебя. Красивый длинный шлейф на платье сравним с моим горем, куда я — туда и он. Я буду править Айортой для тебя, поэтому не волнуйся. Я стану всесильной королевой.
Все меньше и меньше зрителей раскачивались или кивали. Королева дошла до слов, которые, похоже, написал кто-то другой:
— Я потребую от своих подданных послушания, верности и уважения.
Люди начали переглядываться. Она больше не пела о короле, а значит, эти слова не могли ему помочь.
— Я буду властвовать твердой рукой и строгим сердцем. Я доверюсь принципам, по которым правят в моей родной Киррии.
При упоминании Киррии публика в зале разозлилась.
— Говорят, что эта спевка пойдет тебе на пользу. Мое правление тоже пойдет на пользу всей Айорте. Я живу ради твоего выздоровления.
Я случайно взглянула на Сковороду — та, похоже, была готова вскипеть. Несколько человек осмелились затопать ногами.
Иви улыбнулась своей самой ослепительной улыбкой. Она не могла не почувствовать реакцию зала. Я бы на ее месте убежала со сцены, но она продолжала открывать рот, делая вид, что поет. Я пропела финал:
— Твоя любящая жена и правительница Айорты, королева Иви.
Она протянула руки и стала поворачиваться во все стороны, словно купаясь в аплодисментах, а потом покинула сцену, неторопливо, все так же улыбаясь.
ГЛАВА ПЯТНАДЦАТАЯ
Мы с принцем Айори последовали за королевой из Зала песни. Как только за нами закрылась дверь, королева перестала улыбаться и, как фурия, понеслась по коридору.
— Почему им не понравилась моя песня? Почему они ее не приняли? Я же сказала, что скучаю по Оскаро!
Мы с принцем ускорили шаг, чтобы не отставать. Между нами семенил пес. Наши тени слились в бесформенное пятно на стене коридора. Тень Иви, узкая и гибкая, скакала впереди.
— Я ведь сказала, что горе повсюду следует за мной…
— Ваше величество, — перебил ее принц, — возможно…
Она резко повернулась к нему.
— Почему вы позволили мне спеть не то, что нужно? — Она повернулась ко мне. — Это и вас касается.
Я промолчала. В «Пуховой перине» мне приходилось видеть гостей в ярости. Единственное разумное поведение в подобной ситуации — подождать, пока страсти улягутся.
— Но, ваше величество, — начал принц, — если бы вы…
— Не смейте мне возражать!
Мы продолжали шагать по коридору и через несколько минут подошли к двери в королевские покои. Учу сел, помахивая хвостом.
— Можете не входить, Эза. Я еще помню, как раздеваться.
Я присела, а принц Айори поклонился. Иви ушла к себе, громко хлопнув дверью.
Мы вышли из королевского крыла этаким унылым трио. Даже Учу опустил хвост.
Позади раздался звон бьющегося стекла. Королева швырнула что-то на пол. Я понадеялась, что не Скулни, ручное зеркальце. Учу убежал дальше по коридору. Через мгновение мы услышали плач Иви. Я не испытывала к ней жалости. Мы с принцем поспешили за псом.
Отойдя подальше от ее двери, принц Айори сказал:
— Полагаю, вы сохраните в тайне срыв королевы.
— Конечно.
В Большом зале, освещенном лишь несколькими лампами, царил полумрак. Мы гулко застучали каблуками по плитам. Принц Айори подвел меня к столу, где горела свеча. Там же стояло несколько незажженных свечек в канделябрах.
Он зажег одну свечу для меня:
— Найдете отсюда дорогу к себе?
— Думаю, да. — Мне захотелось узнать, как там король, прежде чем я попытаюсь уснуть. — Как вы считаете, состояние вашего дядюшки могло измениться?
— Я как раз собирался навестить его. Можете пойти со мной, если желаете.
Пригласил он меня с неохотой, но я все равно решила сходить и узнать, помогла или навредила королю наша спевка.
Принц тоже взял свечу, и мы вошли в новый коридор.
Когда он снова заговорил, голос его звучал напряженно:
— Завтра я составлю бумаги, которые сделают вас леди и королевской фрейлиной. Вы не можете присоединиться к знати, если ваша семья не владеет землей. Королева милостиво дарит вам клочок королевской земли в пятьдесят акров. Это великолепные…
— Простите… — Я остановилась, почувствовав слабость в коленях. — Вы сказали «земля»? Ваше высочество, вы сказали «пятьдесят акров»?
Принц тоже остановился и ответил чуть дружелюбнее:
— Да, и вам назначено ежемесячное жалованье в десять золотых йортов.
Я дотронулась до стены, чтобы не упасть. Десять золотых йортов в месяц! Пятьдесят акров! Теперь все изменится и для гостиницы, и для братьев с сестрой. Я пробормотала:
— Мы богаты!
— Вам также полагается галлон топленого кабаньего жира в первый день зимы. — Лицо принца оставалось в тени, но тон был насмешливый. — Таков обычай.
Иви щедро платила за мое преступление. Я снова двинулась по коридору.
— Дядя выбрал в королевские фрейлины леди Арону, — добавил принц. — Арона знает, как устроен двор.
А я ничего в этом не смыслила.
Мне хотелось пообещать принцу, что я буду верно служить королеве, но я пока не знала, что будет означать верная служба. Мне хотелось пообещать верно служить Айорте, но я ведь собиралась одурачить весь двор. Помедлив немного, я сказала:
— Я постараюсь честно выполнять свои обязанности.
Так оно и будет. Я постараюсь хорошо ей служить, несмотря на ее характер, несмотря на мой страх, несмотря на мой гнев, несмотря на мой обман.
— Надеюсь, вы справитесь. Я также надеюсь, что вы и Айорте послужите достойно.
Мне показалось, что сердце остановилось на целую минуту. Я ничего не слышала, кроме натужного дыхания пса.
Принц заговорил о другом:
— Ваша песня меня утешила.
Не подумав, я ответила:
— А ваша заставила меня плакать.
У меня дома это сошло бы за комплимент. Но может быть, здесь подобные слова означали что-то ужасное?
— Я видел. Благодарю вас. Но ваша песня… Какое утешение узнать, что ваши родные, живущие так далеко, столь же сильно переживали бы за моего дядю, как мы переживаем здесь.
— Мы в своей гостинице «Пуховая перина» любим короля. Отец собирает истории о нем, расспрашивая приезжих. Каждый год в честь его дня рождения мы все вместе — родители, мои братья и сестра — пишем праздничную песню.
— Я бы хотел послушать ваш хор.
Как было бы здорово!
— Мы бы предоставили вам Павлинью комнату, где останавливается герцогиня, — сказала я.
Хотя, конечно, этот номер показался бы ему жалким по сравнению с комнатами в замке.
— А что подала бы ваша кухарка?
— Оленину с огненным перцем. — И я пропела:
Перец в кастрюле —
Слюнки так и текут.
Перец на языке —
Но теперь течет из носа.
Я зарделась. Хорошо хоть в темноте он не мог этого увидеть. Принц рассмеялся, по-настоящему рассмеялся. Учу запрыгал вокруг хозяина, а тот пропел:
Перец на языке —
Но теперь течет из носа.
Мне захотелось спеть ему все глупые песенки из своего детства. Я порадовалась, что смогла хотя бы на минуту отвлечь его от грустных мыслей.
Когда мы свернули в новый коридор, принц сказал:
— Вероятно, королева сделала правильный выбор, предпочтя вас. Для нее лучше иметь рядом компаньонку, а не наставницу. Дядюшка поймет.
— Благодарю вас, ваше высочество, — прошептала я.
— Когда она обвинила нас в своем провале на спевке, я ей возразил. А разве вам не захотелось тоже возразить?
Я покачала головой:
— Когда постояльцы сердятся, то лучше им не противоречить, и гнев пройдет сам собой.
— Трудно, наверное, с теми постояльцами, которые дают волю своему гневу?
Как приятно быть королевской особой. Никто и никогда не осмеливается им дерзить.
— Да, но потом, перестав сердиться, они становятся приличными и приятными людьми.
Мы достигли покоев сэра Эноли. Принц Айори взялся за ручку двери, но не повернул.
— Если нам предстоит вместе прислуживать королеве, то вы должны обращаться ко мне просто Айори.
Айори? Айори! Я подумала, что ни за что не смогу это вымолвить, поэтому просто кивнула.
Он погладил пса:
— Учу откликается на «его королевское высокособачество». Ну что, войдем, Эза?
— Да, пожалуйста, принц Айори.
— Айори.
— Не могу.
— Сможете. Да, пожалуйста…
— Да, пожалуйста… — Мой голос упал до шепота. — Ай-айори.
ГЛАВА ШЕСТНАДЦАТАЯ
Слуга, дежуривший у постели больного во время спевки, сказал, что, пока люди пели, король вел себя беспокойно.
— Но теперь он дышит легче, — заметил сэр Эноли. — Вполне возможно, спевка ему помогла. Сейчас еще рано говорить об этом.
Айори пододвинул стул к постели дяди. Я осталась в дверях, понимая, что мне здесь не место. Я ведь никто королю Оскаро, всего лишь подданная. Рука короля лежала согнутой на одеяле. Кожа вокруг ногтей была грубо обгрызена. Я не имела никакого права это замечать, поэтому присела в поклоне и ушла.
У себя в комнате я так и не смогла заснуть. Перед закрытыми глазами всплывали лица — Иви, Айори, король и мое собственное лицо, но только красивое, как в зеркальце Скулни. Я бодрствовала полночи, а утро встретила разбитая, в тоске по дому.
Пришлось пропеть еще одну детскую песенку:
Я одинока, как вырванный зуб,
Одинока, как нежеланная правда,
Как рыбка, отставшая от косяка,
Гений в толпе дураков.
Потом я написала письмо родителям, рассказала, какое несчастье приключилось с королем. Среди прочего я сообщила: