На следующее утро сэр Эноли, лекарь, объявил, что у короля улучшился цвет лица. Замок зазвенел от песен. Иви три раза спрашивала у меня, понравится ли королю ее платье. И дважды цитировала свои любимые строки из его Свадебной песни:
Она заставляет меня
Смеяться и плакать…
Она будит меня,
И я пою.
После второго раза она сказала:
— Быть всесильной королевой утомительно, Эза. Иногда у меня раскалывается голова. Гораздо больше мне нравится заставлять Оскаро смеяться и плакать.
Но всеобщая радость по поводу состояния короля обернулась печалью, когда дальнейшего улучшения не последовало. Даже певчие птицы запели в минорном ключе.
Трапезы в замке становились все хуже. Без Сковороды блюда запаздывали. Хлеб подавали черствый, сыр — заплесневелый, а мясо — недожаренное или пережаренное. Однажды даже торт умудрились заглазировать куриным жиром.
Я получила из дома еще одно письмо, на этот раз от отца. До Амонты дошла весть, что Иви распустила королевский совет и отказалась помочь пострадавшим от засухи.
Дочь, — писал он, — сегодня утром в «Пуховую перину» нанес визит наш мэр. Мне кажется, за последнее время к твоей матери или ко мне обратился почти каждый житель деревни. Все они умоляют тебя уговорить ее величество пересмотреть свою политику. А когда я принес нашему сапожнику Эрделлю починить ботинки, то он просил передать тебе свои извинения, если когда-то доставил тебе неприятности. Несколько гостей просили о том же.
Я на секунду оторвалась от письма. Меня удивило, что кто-то почувствовал свою вину, и это не могло меня не порадовать. Им бы давным-давно следовало извиниться.
В Амонте и здесь у нас, в гостинице, те, кто хорошо тебя знает, полны надежд, поскольку уверены в твоем добром сердце. Но среди других растет гнев против королевы. Сделай все, что в твоих силах, дочка. Твоя мама начинает бояться.
Я не представляла, что ему ответить. Добрые сердца ничего не значили для нашей королевы.
ГЛАВА ДВАДЦАТЬ ПЕРВАЯ
Шли дни. Иви повсюду ходила с охраной. Одного гвардейца она выделяла среди прочих и флиртовала с ним почти столько же, сколько с принцем Айори. Звали гвардейца Уйю, он был постарше своих соратников и такой строгий и молчаливый, что я не понимала, как он относится к королевским знакам внимания.
Временами она наведывалась в тюрьму, но меня не брала с собой ни разу, чему я была рада. Однажды я услышала, как она жаловалась управляющему, что леди Арону и кухарку Сковороду слишком хорошо кормят.
Довольно часто королева запиралась в своих покоях и приказывала ее не беспокоить. По характеру Иви не была предрасположена к одиночеству, но проходили часы, прежде чем она звала Айори или меня.
Когда королева была занята, а принц свободен, мы с ним гуляли по саду, или наблюдали, как сокольничий тренирует своих птиц, или бездельничали на берегу рва. Однажды днем принц повел меня в оружейную мастерскую — отдельно стоящее здание недалеко от арены. Там нас и нашел слуга, присланный от сэра Уэллу.
Мы вместе вернулись в замок. Айори оставил меня у входа, и я навестила портновскую мастерскую, чтобы узнать, как продвигаются дела с моим гардеробом. Госпожа Одра, как всегда сама любезность, уверила меня, что портнихи справляются.
На следующий день Айори рассказал мне, почему его позвали. Мы стояли на каменной террасе и любовались горной цепью Ормалло. Между нами сидел пес Учу. Склон напротив был усеян точками — это паслись овцы. День выдался знойный, дул сухой и жаркий ветер.
— Сэр Уэллу спросил меня, какого я мнения о вас.
— И что вы ответили?
— Я сказал, что считаю вас честной и доброй, даже чересчур.
Да, хотелось бы мне быть честной.
— А еще он сказал про вас… — подолжил Айори с довольным видом, — он сказал, что такого прекрасного голоса никогда раньше не слышал. Вы поете даже лучше, чем пела королева Адария.
Это была первая жена короля, которая умерла.
— Он утверждает, что ваше пение почти на грани возможного. Вы якобы можете делать своим голосом все, что угодно.
Я попыталась скрыть тревогу:
— Неужели он послал за вами ради того, чтобы обсудить мой голос?
Принц улыбнулся.
— А почему бы и нет? Такой голос заслуживает внимания.
Я покраснела.
Принц перестал улыбаться:
— В королевстве скоро может вспыхнуть бунт. Королевский совет продолжает заседать тайно. Это все, что я могу вам сказать. Уэллу интересовался, чью сторону я поддержу.
Бунт! У меня внутри все сжалось. Я присела на парапет.
— Но как же король!
— Вот именно, — кивнул принц. — Я ответил, что, пока жив мой дядя, я буду защищать королеву.
— Что сказал сэр Уэллу?
— Он тоже так поступит.
— А что вы будете делать, если ваш дядя все-таки умрет?
Принц погладил пса по уху.
— Из Учу получился бы лучший правитель, чем из королевы Иви. Я бы стал ее противником. — Он склонился над собакой. — А что вы станете делать, Эза? Королева Иви ваша покровительница.
— Я бы тоже стала ее противницей.
И наконец смогла бы больше не петь за нее. Я получила бы свободу. И мне не пришлось бы волноваться насчет «Пуховой перины». Родители тоже поддержали бы меня.
Если бы восстание провалилось, то я оказалась бы в тюрьме в многочисленной компании, а не только с леди Ароной и Сковородой. Или лишилась бы головы в той же самой приятной компании.
Принц кивнул:
— Я так и сказал Уэллу.
Неужели сэр Уэллу думал, что я поддержу королеву?
— Но я надеюсь, что королю Оскаро станет лучше.
— Да. Дядя… — Принц тяжело вздохнул. — Иногда мне кажется, он очнется и обвинит меня во всем, что случилось.
— Да за что же вас обвинять?
— Я позволил ей делать все, что угодно. Я позволил довести страну до бунта.
Я поднялась в возмущении:
— Вы пытались ее остановить! И я пыталась. Если виноваты вы, то я тоже.
— Как горячо вы меня защищаете! С такими защитниками, как вы и Учу, мне не страшны никакие нападки.
Я рассмеялась:
— Придется заняться фехтованием.
Принц посерьезнел:
— Выздоровление дядюшки спасло бы также его жену.
Я тоже стала серьезной. Бунт!
На следующее утро я проснулась, думая о бунте… и платьях. В этот день мне предстояла подгонка. Я увижу свои новые наряды и примерю их. Переделку закончат до спевки. Я больше не буду всеобщим посмешищем.
Сегодняшнее уродство дамы Этель имело нижнюю юбку, натянутую на обруч, и турнюр — далеко выдающееся сзади сооружение. В этом платье я могла бы быть кентавром, и никто бы не заметил. Ну ладно, подумала я, остался всего один день позора.
Мне хотелось сразу отправиться к портному, но я должна была помочь королеве одеться. Она предвкушала примерку почти с такой же радостью, как я. Когда королева была готова, мы вместе направились в мастерскую.
Но нас задержала одна неприятность: на королевский нос приземлилась беловатая клякса, которая потом капнула на ее подбородок и кружевной воротник.
— Что такое? — Она подняла руку к лицу.
— Погодите! — велела я. — Сейчас помогу.
Я вытерла ей лицо и промокнула воротник своим носовым платком.
— Это была птица, да? Птица?
— Боюсь, что да, ваше величество.
— Как я ненавижу Айорту! — вырвалось у королевы.
Нас могли услышать — неподалеку находились какой-то придворный и один коридорный трубадур.
Королева забрала у меня платок и потерла пятно.
— Где еще в королевских замках летают стаи птиц? Мои подданные — поющие дикари. Теперь придется выбирать другое платье, а я так хотела выйти в этом.
Я повернулась, чтобы проводить королеву обратно, но она схватила меня за локоть:
— Ступайте сами. Я не стану вас задерживать ни на миг.
Королева всегда проявляла свои лучшие качества, когда дело касалось нарядов. Если бы вместо засухи на юге случилась нехватка тканей, она бы с радостью открыла королевские сундуки.
Когда я вошла в мастерскую, портной прервал свой разговор с заказчиком. Портнихи оторвались от работы. Придворные перестали рассматривать ткани и фасоны.
Госпожа Одра расплылась в приторной улыбке:
— Мы с нетерпением ждем, когда увидим вас в новых нарядах.
Она юркнула за ширму и появилась вновь, пошатываясь под грузом целого вороха платьев.
Цвета кричащие.
Портниха выложила платья на стол. Когда мы с королевой рассматривали ткани, то выбирали совсем другие. Верхнее платье, довольно дорогое, было сшито из жесткого органди ярко-алого цвета. К нему пришили оранжевые и зеленые атласные оборки в несколько рядов. Мало того, на каждую оборку нашили ярко-голубую ленточку.
Остальные платья были не лучше. И ткани, и цвета резали глаз.
— Надеемся, миледи нравится ее новый гардероб, — сказал портной, самодовольно ухмыляясь.
— Королева не станет платить за такую работу. — Я не доставлю им удовольствия, не пролью ни слезинки.
Портной поклонился:
— Считайте это подарком. Они украсят вас, как вы того заслуживаете.
Я все оставила там. И как только повернулась, чтобы уйти, глаза налились слезами. Мне хотелось побыть одной, запереться у себя в комнате. Люди расступились в стороны, когда я ринулась к лестнице в конце зала.
Кто-то за моей спиной крикнул:
— Эза!
Айори. Я не хотела сейчас его видеть. Я понеслась вперед. Добежала до лестницы и помчалась наверх.
Принц не отставал.
— Эза! Что случилось?
Я старалась подниматься проворнее, но юбки дамы Этель этого не позволяли. Принц поймал меня за локоть. Хорошо хоть я успела подняться достаточно высоко, чтобы меня не было видно из Большого зала. Я опустилась на ступеньку и всхлипнула.
— Что? Что такое?
Но я расплакалась навзрыд и не смогла ответить.
Принц устроился на ступеньке ниже и стал поглаживать меня по плечу и спине, приговаривая:
— Не плачь. Ну что за горе такое? Не плачь, милая. Сердце мое, не плачь.