Милая? Сердце мое? Я посмотрела на него. Что он говорит?
Принц встал со ступеньки, наклонился и поцеловал мои некрасивые губы.
ГЛАВА ДВАДЦАТЬ ВТОРАЯ
Это был очень нежный поцелуй.
А я-то думала, что состарюсь и умру нецелованная. У меня в душе расцвела мелодия — радостная, звонкая. Принц меня поцеловал.
Потом он слегка отстранился и пригладил мои волосы, пробормотав:
— Ты пахнешь лугом.
Я коснулась его щеки и тихонько пропела мелодию, которую только что придумала. Он улыбался и слушал.
Потом я перестала напевать, но мелодия продолжала звучать у меня в душе.
— Почему ты плакала?
— Теперь это неважно.
И действительно, неважно.
— Нет, важно. Кто-то с тобой дурно обошелся.
Я пожала плечами.
— Они тебя просто не знают. — И он запел: — А я знаю тебя. Ты самая прекрасная, добрая и милая девушка во всей Айорте.
Он снова меня поцеловал.
Да, принц не то что дракон, он мог судить об остумо.
А тут и Учу подоспел, втиснул свой нос между нами и, виляя хвостом, принялся лизать наши лица — то мое, то принца. Мы оба с хохотом поднялись. Принц вернулся в зал, а я направилась к себе. Душа моя так и пела.
Королева меня не ждала — я ведь могла задержаться на примерке, — поэтому у меня было время успокоиться.
Не дойдя до последней ступени, я остановилась. Иви сразу догадается, что портной своим поведением хотел оскорбить ее. И королева, несомненно, упечет его в тюрьму, а может быть, и госпожу Одру заодно. Они ведь поступили более дерзко, чем Сковорода. Они уже знали, на что способна королева.
Но я не хотела, чтобы они попали в тюрьму. Я хотела получить новый гардероб. Они, конечно, заслужили наказание, но не тюремное. Нужно было их спасти, если только это в моих силах. Я начала спускаться вниз, обдумывая, как мне справиться с портным.
Когда я вновь оказалась в мастерской, портной отвесил поклон:
— Миледи вернулась за нарядами.
— Ступайте за мной, — резко приказала я, впервые строя из себя важную даму: не зря я наблюдала за герцогиней.
Он последовал за мной, и мы скрылись за колонной, где могли поговорить без свидетелей.
Я распрямила плечи, вздернула подбородок и оказалась на полголовы выше его. Поцелуй Айори придал мне сил.
— Вы решили, что сыграете шутку с любимицей королевы и это сойдет вам с рук.
— Миледи…
— Ее величество собиралась прийти вместе со мной. Если бы не одно обстоятельство, вы со своими портнихами в эту минуту уже сидели бы в тюрьме. Вы подумали о госпоже Одри и других?
— Это было…
— Раз вы в тюрьме, то завтра же портной из Онтио займет ваше место в мастерской.
Лицо его побагровело.
— Портняжка Эмори? Этот шарла…
Я кивнула:
— Он самый, этот шарлатан. А быть может, ее величество пошлет в Киррию за портным из своего родного города Баста.
Портного чуть удар не хватил.
— Вы думали об этом? — Я пропела: — Вы вообще о чем-нибудь думали? — Я снова перешла на речь: — Но если мой гардероб будет готов, вы сохраните свое место и никого не бросят в темницу.
— Мы загладим свою вину перед вами. — Он избегал смотреть мне в глаза.
— Посмотрите на меня!
Портной повиновался.
— Я хочу, чтобы все было готово к спевке. Мне нужны те платья, что я заказывала, из тех тканей, что я выбрала.
— Вы их получите, но…
— Но что? — рявкнула я.
— …у нас не осталось времени на подгонку.
— В таком случае проследите, чтобы все было сшито идеально.
— Слушаюсь. Миледи!
— Да?
— Что вы скажете королеве?
— Я скажу ее величеству, что вы доделываете последние стежки.
— Скажите ей также, что она не найдет второго такого портного, как я, ни в Онтио, ни в Киррии.
— Если мне понравятся новые наряды, я, безусловно, так ей и скажу. Да она сама увидит. Всего доброго, портной.
И я ушла, чувствуя себя на тысячу футов выше и впервые в жизни радуясь этому.
Поцелуи действовали лучше всяких снадобий.
В королевских покоях я рассказала Иви, что примерка прошла хорошо и платья успеют дошить к спевке.
Королева захлопала в ладоши:
— Какое из них вы наденете? Я знаю! Из голубой парчи. Нет, не так. Принесете его сюда. Принесете все свои обновки. Вы поможете мне одеться, а я помогу вам. Вы будете моей фрейлиной, а я — вашей. Мы будем выглядеть великолепно, и двор ослепнет, когда мы появимся. Я почти полюбила спевку.
В тронном зале в тот день королева флиртовала с двумя охранниками, но особое внимание уделяла гвардейцу Уйю. Мы с принцем Айори написали наши песни, пока Учу дремал. Кроме своей песни, я сочинила песню и для королевы. Я спросила у нее, можно ли мне это сделать, и, к моему удивлению, она согласилась.
Трудно было сосредоточиться на сочинительстве, когда Айори находился всего в нескольких футах от меня. Я сидела у камина, склонившись над грифельной доской, а принц устроился за письменным столом, за которым, по его словам, король писал все свои воззвания.
Мне хотелось подвинуть стул ближе к его стулу. Мне хотелось ничего не делать, а только улыбаться ему. Но это было бы неразумно. Иви явно осталась бы недовольна, увидев, как я бросаю влюбленные взгляды на ее принца.
Ей наверняка бы не понравилось, если бы он тоже начал бросать на меня влюбленные взгляды, а по его виду я догадалась, что он близок к этому. Я опустила голову и сосредоточилась на песне.
В песне говорилось о моем чувстве прекрасного и стремлении самой быть прекрасной.
Вот моя песня:
Есть люди, что находят утешение
В старом кривом дубе,
Им нравится даже червяк в груше.
Но я восхищаюсь безупречным плодом,
Песней, рожденной чистыми помыслами,
Блеском сверкающего камня,
Пушистым цыпленком.
Есть люди, которым нравится дождь.
Но только не мне.
Я люблю безоблачное небо.
Есть люди, которые жаждут
Облегчить страдания больной дамы,
Подровнять бороду старику.
Но я тоскую
По золотистому перышку,
Зеленому листку,
Запаху спящего ребенка,
Круглому спелому персику.
Есть люди, которым нравится дождь.
Но только не мне.
Я люблю безоблачное небо.
Если подумаете обо мне,
Вспомните, как я тосковала,
Вспомните, что я любила.
Знайте, я стремилась стать
Ярким синим небом.
Впрочем, не так уж сильно я тосковала по яркому синему небу. Теперь у меня было кое-что получше.
Потом я взялась за песню королевы. Пропетое извинение должно быть воспринято благосклонно. Но королева ни за что не согласится пропеть — или даже сделать вид, что поет, — такую песню.
Тогда я подумала о песне, выражающей тоску по королю. Я знала, что она действительно по нему тоскует. Ей не хватало его любви. Ей не хватало его смеха и слез.
Но подданным это не понравится. Следует написать песню о том, как, по их мнению, ей следует тосковать по королю. Я написала:
Айорта, я тоскую по моему господину.
Я тоскую по своему сердцу, что до сих пор
Бьется в его груди.
Я тоскую…
— Только не пишите слишком длинную песню. — Это Иви остановилась у меня за спиной.
— Не буду, ваше величество.
Скорее бы она ушла. Я не могла писать под ее пристальным взглядом.
— Многие айортийские песни слишком длинные, вы не согласны со мной, принц Айори?
Принц был уклончив в своем ответе:
— Композитор и слушатель часто придерживаются противоположного мнения по этому вопросу.
Тогда королева обратилась к гвардейцу:
— Уйю согласен со мной. Песни слишком длинные, разве нет?
Он пожал плечами.
Она продолжала забрасывать Уйю вопросами, но получала лишь односложные ответы. Через несколько минут королева сдалась и объявила, что уходит к себе. И удалилась в сопровождении двух охранников.
Айори отложил в сторону свое сочинение и подошел ко мне, пропев:
— Спой мне.
— Что мне спеть? — пропела я в ответ.
— Что угодно.
— Четыре тысячи семьсот тридцать восемь, — запела я. — Четыре тысячи семьсот тридцать девять. Четыре тысячи семьсот сорок.
Принц рассмеялся:
— Когда поешь ты, звучит чудесно. Я тоже спою. Четыре тысячи семьсот…
Я присоединилась.
— Сорок один. Четыре тысячи семьсот сорок два. Четыре…
Вошел слуга. Принц снова потребовался сэру Уэллу.
Айори подавил смех, коснулся моего плеча и ушел. В присутствии слуги он вряд ли мог сделать что-то большее, но я хотела получить еще один поцелуй.
Накануне спевки меня разбудил шум среди ночи. Какой-то приглушенный стук. Я хотела встать и выяснить, в чем дело, но снова погрузилась в сон.
Утром я сразу почувствовала какую-то перемену. Отбросив одеяло, я надела сорочку и пропела:
Поднимайся, день начался.
Разгони сновидения.
Я оборвала песню, поняв, в чем дело. Не пели птицы.
ГЛАВА ДВАДЦАТЬ ТРЕТЬЯ
Я накинула шаль дамы Этель и высунула голову за дверь.
Ни одной птицы. Обычно две-три летали под потолком, а остальные сидели на светильниках или дверных косяках.
Это из-за птичьего помета! Королева отомстила.
Я торопливо оделась. В Большом зале было полно людей, все стояли неподвижно, уставившись вверх. Пробираясь сквозь толпу, я услышала, как кто-то всхлипнул, кто-то пропел несколько строк песни. Какой-то человек плюнул в мою сторону, когда я протискивалась мимо. Я не думала о своем гардеробе, но меня окликнул портной.
Я обернулась.
Он протянул мне целый ворох платьев, обернутый холстом.
— Все готово. — Он больше не улыбался. — Я знаю, что вы ни в чем не виноваты.
— Птиц убили? — с тревогой спросила я.
— Нет, просто выпустили. — Он выгнул бровь. — Но они еще вернутся.