Ко мне подбежал Учу. Он, видимо, не заметил никаких перемен и просто радостно приветствовал меня. Я погладила пса. Неужели в последнее мгновение я стала прежней?
Первым вошел Айори, но не успел хорошенько меня разглядеть, потому что Иви завизжала. Она проскользнула мимо него и, прежде чем я смогла что-либо предпринять в свою защиту, отвесила мне пощечину.
ГЛАВА ДВАДЦАТЬ ШЕСТАЯ
Учу зарычал и залаял на Иви. Я отпрянула, прижав ладонь к горящей щеке. Иви попятилась от пса.
— Эза… — сказал Айори и отвел взгляд в сторону, потом снова посмотрел на меня, словно не веря своим глазам, — Эза, как…
— Я что, сплю? — с недоумением произнесла принцесса Илейни.
— Подменили ее, что ли? — удивился мастер Огуссо. — Она так красива. — И добавил: — Хотя я думаю, что это по-прежнему леди Эза, то есть теперь снова девица Эза.
Значит, я больше не леди. Ну и пусть.
Ко мне опять подошла Иви, и Учу бросился на нее.
— Не позволяй своему псу меня кусать! — Королева подбежала к Айори.
— Вы по-прежнему видите во мне примесь чужеродной крови, сэр Уэллу? — пропела я.
— Что вызвало подобное преображение? — поинтересовался он.
Я не ответила, решив, что не обязана ему что-либо объяснять.
Сэр Уэллу распахнул дверь в коридор, и вошел пристав с двумя охранниками.
— Она так красива, — повторил мастер Огуссо. — Просто глаз не отвести.
— Слишком высокая, — заявила Иви. — Словно жираф.
— Она само совершенство, — сказал мастер Огуссо.
Пристав кивнул охранникам. Они подошли, топая сапогами и позвякивая мечами, двое громил выше меня ростом, выше даже той, прежней. Один из них, с тонкими губами, выглядел особенно жестоким.
Учу зарычал и залаял.
Айори взял его за ошейник и оттянул от меня, тем самым позволив охранникам действовать.
— Все в порядке, мальчик.
Я попыталась бежать и угодила в лапы конвоиров. У тонкогубого оказалась железная хватка, которую он все усиливал.
— Осторожнее! — велел Айори.
— Что вы со мной делаете?
Ко мне шагнула осмелевшая Иви (еще бы: Айори держал Учу, а конвоиры держали меня):
— Эза. Эза. Эза. А я-то думала, что мы подруги. Душа разрывается оттого, как ты со мной обошлась. У меня нежное сердце, а теперь оно разбито.
— Ради безопасности Айорты охранники отведут вас в тюрьму, — сказал сэр Уэллу.
Все-таки тюрьма! И я пропела:
— Надолго?
— Этого мы пока не решили, — ответила принцесса Илейни. — Но нельзя вас оставить на свободе, чтобы вы иллюзировали и сбивали нас с толку.
— А как же мои родители, гостиница «Пуховая перина»?
— Ваши родные ничего плохого не сделали, — ответил сэр Уэллу.
— Корона будет щедрой, — добавил Айори.
— С какой стати? — возмутилась Иви.
— Будет щедрой, — твердо заявил Айори.
Охранники заткнули мне рот кляпом и связали руки.
— Теперь можете ее забрать, — сказал сэр Уэллу.
Кляп разрывал уголки рта. Когда меня повели из покоев Иви, я начала сочинять мелодию, песню храбрости, с трубами и многоголосьем. Эта песня звучала во мне, пока мы шли по коридорам замка. Я вспомнила, как уводили в тюрьму Сковороду.
Неслыханное дело!
Бесчинство!
Храбрости мне хватило только до подвала. Снизу на нас пахнуло гнилью. Каменные ступени были скользкими, и я наверняка пересчитала бы их, если бы не два конвоира, крепко державшие меня за локти. Как же я буду жить в подземелье?
Лестница закончилась. Шагая по темному туннелю, я видела лишь небольшой кружок света от фонарей охранников. Туннель был выбит в монолитной скале, через каждые несколько шагов его поддерживали толстые деревянные подпорки. Стены блестели от влаги. Передо мной прошмыгнула крыса, угодившая в луч фонаря.
Пройдя несколько сотен ярдов, мы свернули направо. Я еле передвигала ноги — мне казалось, они тоже стали каменными. Охранники буквально тащили меня. Наконец мы подошли к деревянной двери, обитой железом.
Пристав отомкнул замок.
Под низким потолком горели четыре масляные лампы. Под одной из них висела на гвозде связка ключей. Шесть железных дверей в камеры по трем стенам. Окошко в каждой двери забрано железной решеткой.
К одной из стен между дверьми прибиты наручники, рядом с ними — плеть. В центре огромная клеть, в которой и лев разместился бы, — наверное, для особо буйных.
Ширма в углу, за которой стоял ночной горшок для конвоира. Жаровня с мерцающими углями на кованой подставке отчасти рассеивала промозглый холод.
Из-за деревянного стола вышел тюремщик.
— Впервые здесь будет сидеть такая красотка.
Раньше я жаждала восхищения. Вот оно и пришло.
В окошке одной камеры появилась Сковорода:
— Уж не дочь ли хозяина гостиницы сюда попала? Неужели ее величе… Что случилось с девушкой?
В другом окошке возникла леди Арона и уставилась на меня.
— Эту нужно поместить туда, где ты сможешь вести за ней неусыпный надзор, Иззи, — объявил тюремщику пристав. — Посади ее в клетку.
Клетка! В ушах застучали молоты. Я вонзила каблук в ногу правого охранника и выдернула руку, ударила в глаз второго и тоже освободилась из его хватки. Охранник отшатнулся. Оказывается, я нисколько не растеряла свою былую силу.
Мозг работал лихорадочно. Я заметила, что Иззи, тюремщик, слегка припадал на левую ногу, и сразу сообразила, что раскаленную жаровню можно использовать как оружие.
Я метнулась к двери. Но не успела: охранник захлопнул ее и потянулся ко мне. Тогда я нагнула голову и бросилась на пристава, угодив головой ему в живот. Он рухнул на пол, и я кинулась к жаровне.
Один из охранников перемахнул на клетку и оттуда спрыгнул мне на плечи. Я упала. Остальные дружно навалились на меня.
Пристав поднялся с пола, отряхнулся и сказал:
— Поосторожней с ней, Иззи. Она родственница великанам.
Иззи открыл клетку, остальные охранники втолкнули меня внутрь, захлопнули дверь и опустили задвижку, прежде чем я успела кинуться на железные прутья. В голове царил сумбур, но я все равно успела заметить задвижку. Никаких ключей, всего лишь задвижка. И тут я почувствовала, что в клетке есть одно слабое место. Я снова бросилась на прутья. Они выдержали мой удар.
Я присела на корточки — стоять не позволял низкий потолок — и уткнулась головой в колени.
Пристав тем временем освободил Сковороду и леди Арону. Иви придет в ярость, узнав, что они на свободе, зато теперь ей придется считаться с советом. Я услышала, как все разошлись, все, кроме Иззи. Дверь с грохотом закрылась.
— Я бы выпустил тебя, если бы посмел, милая. Я бы развязал тебе рот и поцеловал. Я бы заставил тебя…
Отныне моей компанией будет Иззи и такие, как он. Моя жизнь началась, по-видимому, в замке, откуда меня выбросили. И закончится, вероятно, в тюрьме при замке. Ребенком я никому здесь была не нужна. Зато теперь меня берегли как зеницу ока.
Я мысленно запела новую песню, песню реки, берущей начало на горе Ормалло, откуда она стекает, захлестывая берега стремительным потоком, уносящим с собой овец, дома, людей. Нет тюрьмы для такой реки. Она свободна, свободна, свободна.
Немного погодя, обессилев от ярости и страха, я уснула. Проснулась, вздрогнув, и меня осенила идея, навязчивая идея, — такая могла родиться только в голове великана.
Во рту у меня был кляп, поэтому петь я не могла, зато могла мычать без слов. И я затянула колыбельную «Сладких снов», которую каждая мать в Айорте поет своему ребенку-айортийцу.
— Напеваешь для моего удовольствия, милая?
Я выводила мелодию, а сама силилась растянуть веревку, связавшую мои руки за спиной.
— Бьюсь об заклад, это в тебе играет кровь великанши. От такого пения публике несдобровать. Она может…
Иззи продолжал болтать. Запястья у меня горели. Я все пела и пела.
Кажется, прошло несколько часов, но от веревки я все-таки освободилась. К моему прискорбию, Иззи по-прежнему бодрствовал. Даже начал мне подпевать:
Заройся носками в мох,
Окутай голени бархатом,
Улыбнись ямочкам на коленках.
Сладких снов,
Мимо порхнет
Белый мотылек.
Я стала напевать тише, стараясь выводить сладостные глубокие ноты. Спи, Иззи, спи. Ты в утробе матери, и со всех сторон тебя окутывает ее голос.
Я молилась, чтобы мне все удалось, прежде чем сменится тюремщик и обнаружится, что у меня развязаны руки.
Иззи подпевал мне бесконечно долго, но потом начал клевать носом. Вскоре он закрыл глаза и захрапел. Победа осталась за великаншей.
Я избавилась от кляпа и поднажала на верхний левый угол клети, где еще раньше почувствовала слабину. Я оказалась права. В этом месте крепление наполовину вылезло из петли. Сумею ли я вынуть его?
После моего превращения в красавицу пальцы у меня стали тонкие, так что легко проскользнули между железных прутьев. Я достала стержень большим и указательным пальцем, но он был скользкий от смазки, и крепко ухватить его не удалось. Я попыталась схватить его через тряпку кляпа, однако от ткани толку не было. Расстроенная, я выпустила кляп, и он упал за клеткой.
Дно клетки было грязное и шершавое. По-прежнему напевая, я потерла пальцами пол, надеясь, что грязь впитает смазку. И снова попробовала вытянуть стержень, но пальцы все равно скользили. Мне все-таки удалось крепко схватить его, однако он не поддавался. Я изо всех сил тянула, не оставляя попыток.
Не знаю, сколько времени прошло, но я наконец почувствовала, что стержень поддается. Тогда я дернула, и он оказался у меня в ладони.
Я толкнула дверь клетки, она приоткрылась достаточно широко, чтобы я могла просунуть руку и почти дотянуться до задвижки, державшей дверь.
Но «почти» не означает «дотянуться». Я присела на корточки и задумалась, машинально продолжая напевать.
Нижняя петля двери была крепкая. Стены клетки — незыблемы. Мне не оставалось ничего другого, как поднять задвижку. Я потянулась к задвижке, почувствовав, как ткань под мышкой лопнула. Я потянулась дальше, и металлический угол врезался мне в тело.