Раздевшись, я подошла к краю подземного озера, по которому скользили крошечные лодки с фонарями. Женщины-гномы плавали или лежали, отдыхая, на каменистых островках, а некоторые плескались в пузырящихся ключах. Мы все были нагие, но благодаря сморщенной толстой коже они почему-то такими не казались — ни ящерица, ни змея не выглядят нагими.
Никто на меня не пялился, но я все равно зашла в воду быстро, стараясь найти место поглубже. Вода была теплая, приятная, мелкая рябь ударялась о меня, успокаивая.
Я уловила запах серы, любимый аромат гномов. Номера в «Пуховой перине» еще долго пахли серой, когда гномы уезжали.
Противоположного берега озера я не увидела, поскольку оно заходило во множество мелких пещер. Окружающие нас стены, розовые и влажные, напоминали огромную открытую пасть. Мне стало любопытно, какая здесь акустика. Будь я одна, обязательно спела бы йодлем.
Я проплыла сквозь морскую пену, которая оказалась мыльными пузырьками, поднимавшимися из ключа на дне. Подняв руку, убедилась, что ее облепили пузырьки. Щетки для мытья лежали в ближайшей лодке с фонарем. Какое это блаженство — смыть всю грязь! Вода с мыльными пузырьками поступала под таким напором, что мне не пришлось даже грести, а грязь исчезла в мгновение ока. Я вся отдалась блаженному купанию, массируя голову и водя щеткой по спине.
При этом я напевала песенку, под которую купают малышей:
По воде плывут пузырьки
Мимо игрушечной лодки.
Скользи, скользкое мыло,
Вверх и вниз по животику.
Из воды выныривает то коленка,
То пяточка.
Когда на мне не осталось ни пятнышка грязи, я отплыла от мыльного ключа, легла на спину и пустилась дрейфовать. Глаза сами собой закрылись, и проснулась я, только проплывая над пульсирующей прохладной водой. Голод вернулся с удвоенной силой, и я поплыла к берегу.
Мое испачканное платье исчезло, а вместо него я обнаружила наряд женщины-гнома вместе с бельем — все свежевыстиранное, пахнущее серой. Ткань, из которой было сшито платье, отливала золотом. Я заподозрила, что в ход действительно пошли золотые нити, хотя на ощупь они были мягкие, как шелк. Нашей королеве Иви такая ткань очень бы понравилась.
Спереди вырез был квадратный, а на спине — скругленный. Плечи слишком широкие, как и необъятная талия, но к платью полагался пояс, который все исправил. Юбка была бы слишком короткой, если бы не широкая полоска другой золотой ткани, пришитая к подолу.
Я рассмотрела себя в зеркало. Лиф свободно болтался, на плечах ткань морщилась, но тем не менее я была красива. Я буквально сияла красотой — и это происходило среди гномов, считавших меня страшной.
Слуга проводил меня в пещеру, где за круглым столом восседали жамМ и Уйю. Мой спутник также переоделся в парадное платье гнома. Видимо, жамМ пожертвовал одну из своих рубах, потому что пуговицы на ней были изумрудные.
Уйю как-то тревожно поглядывал на каменные стены. Я не поняла, что его беспокоит.
Появились слуги, принесли дымящиеся блюда. О той трапезе я помню мало — слишком устала. Знаю только, что нам подавали корнеплоды и за столом шла беседа, но не помню ни слова из того, что говорилось. Не помню, как закончила есть, не помню, как меня отвели в спальню.
Проснулась я в темноте и сразу не поняла, где нахожусь. Однако через несколько секунд опомнилась. Ах да, Пещеры гномов. Я теперь изгнанница.
Интересно, что сейчас творится в Айорте. Неужели Айори все еще содрогается при мысли о нашем поцелуе? Осуществил ли Скулни свои планы, каковы бы они ни были? Знают ли родители о моем позоре? Поиски беглянки все еще идут? А что, если преследователи найдут меня здесь?
Позволят ли гномы мне остаться?
И я запела, чтобы утихомирить мысли.
Поднимайся, день начался.
Разгони сновидения,
День начался.
Я даже не знала, утро ли теперь.
Я села, увидела светящееся очертание двери и бочком, бочком начала сползать с кровати. Наконец я добралась до края, спустила ноги и осторожно двинулась к двери, надеясь не споткнуться обо что-нибудь.
Едва я открыла дверь, как в комнату ворвалась служанка с фонарем и радостно выпалила:
— !эвтуг футчоР
— !эфтук фитчоР, — ответила я, стараясь произнести все правильно.
Служанка захихикала и зажгла фитиль. Я разглядела свою спальню. Каменные стены были покрыты медной чеканкой. То там, то здесь на меди красовались треугольники, квадраты или круги ярко-голубого, зеленого или красного цветов. Получилось довольно весело.
Вся спальня производила очаровательное впечатление. Убранство состояло из желтого кресла-качалки, розового бюро и синего с белым стола. На бюро стояла ваза с цветными камешками — фиолетовыми, синими, янтарными. Я так и не поняла, стекляшки это или самоцветы.
Никакого камина не было. Здесь, под землей, всегда царила приятная прохлада.
— Вы одеваться, — тщательно выговаривая слова, произнесла служанка. — Потом я отводить вас к вайдиайХ жамМ.
Она присела в поклоне и вышла.
На кресле лежало очередное платье женщины-гнома. Я оделась, и служанка повела меня по устланному коврами лабиринту к открытой двери.
Я вошла в уютную гостиную. Там стояли четыре широких кресла, обитые яркими тканями, и перед каждым — пуфик под ноги в тон ему и маленький столик. Ножки всех столов, кресел и пуфиков были усыпаны каменьями. На каждом столе стояла ваза со стекляшками или самоцветами, как в моей спальне. На одном из столиков высились стопки книг. На полу лежал круглый ковер почти от стены до стены. Стены оживляло мерцающее железо, поэтому даже без солнца свет казался ярким.
жамМ вошел через дверь напротив.
— Доброе утро, девушка азаХ.
Значит, это все-таки утро.
— Доброе утро, вайдиайХ жамМ.
— А! Мой титул. — Он подвел меня к креслу. — Сейчас нам подадут завтрак.
— Я горничная. Это мне полагается прислуживать вам.
— Только не здесь. Ты моя гостья.
Принесли поднос с завтраком: сырая морковь, морковное пюре и блестящая засахаренная морковь. Сбоку стоял кувшин с оранжевым напитком, а также две чашки и серебряный горшок с остумо.
жамМ сказал, что поел раньше, и показал на поднос.
— Морковь, приготовленная тремя способами, морковный сок и остумо. Мы, гномы, привыкли к вашему остумо. Если быть точным, это считается у нас деликатесом.
Я налила остумо для нас обоих. С цветом гномы угадали, но запах был очень резкий. жамМ сделал глоток и удовлетворенно кивнул. Я тоже сделала глоток и закашлялась.
Он отставил свою чашку.
— Я вижу, мы пока не научились готовить его как следует. Попробуй морковный сок, он точно превосходен.
Гром оказался прав, и остальные блюда из моркови тоже были вкусные. Мне даже стало стыдно за то, что захотелось обычной лепешки.
— Где Уйю?
— На рассвете он отправился в Онтио. Сказал, что ему не нравится оставаться под землей. Не возражаешь?
Я покачала головой. Я действительно не возражала. Это подземелье не шло ни в какое сравнение с тем, что было в Онтио.
— Хорошо. Не многие люди способны пробыть здесь столько, сколько ты пробыла.
Означало ли это, что я могу остаться?
— Здесь уютно.
— Нам тоже так кажется. А вот охранник Уйю даже не мог подождать, пока ты проснешься. Когда он уходил, мы подарили ему кентавра, чтобы он верхом отправился в путь.
— Предсказание! — воскликнула я.
— Да. Гном, которому оно принадлежит, Должно быть, перевел возраст охранника Уйю в наши лета.
— Так вот в чем дело.
— Перед отъездом он пообещал убедить твоих преследователей, что ты мертва.
Хорошо.
Но это известие достигнет и моего родного дома.
— вайдиайХ жамМ, а можно доставить письмо моим родителям?
Гном наклонил голову:
— Я позабочусь об этом.
Когда я закончила завтракать, он сказал:
— Ты в опасности, как я и предвидел. Расскажи, что привело тебя сюда. Возможно, гном сумеет помочь.
Никто не сумел бы мне помочь. Я не хотела об этом говорить, но была обязана что-то объяснить жамМу, да и гномы должны были узнать, что я изгой.
— Для начала, что заставило тебя поехать в замок Онтио?
— Королевская свадьба.
Я рассказала ему обо всем: о свадебной церемонии, об игре в композиторов, где мы выступили с Айори дуэтом, о знакомстве с королевой Иви, о кентаврах.
Гном слушал внимательно, время от времени потягивая горький остумо.
Я заплакала, когда речь зашла о короле Оскаро. жамМ дал мне свой носовой платок, вышитый зеленой нитью, потом вынул из другого кармана еще один платок и тоже пролил слезу. Он вызвал колокольчиком служанку, а когда та явилась, велел принести кувшин с водой.
Появилась вода, и я продолжила свой рассказ. жамМ все время подливал в мой стакан воды. Когда я рассказала об иллюзировании для Иви, он попросил меня продемонстрировать, что это такое.
Я послала голос Уйю к пустующему стулу и пропела несколько строк песни путешественника:
Холмы вздымаются и опадают,
Истоптанные чужеземцами.
Но вокруг все такое родное:
И небо, и трава…
— Потрясающе! — восхитился жамМ. — Как же у тебя это получается?
Я объяснила.
— Никто другой не может это повторить, — добавила я. — Наверное, смогли бы только мои настоящие родители.
— А разве хозяева гостиницы не твои настоящие родители?
Я думала, все, кто останавливался в «Пуховой перине», знали.
— Они мне как родные, но родилась я у других людей.
— Понятно. А теперь давай-ка я попробую это твое иллюзирование.
С первой попытки у него ничего не вышло, да и со второй тоже. Потом гном сказал:
— Теперь я все понял, — и снова потерпел поражение.
Он пробовал еще два раза, и вот наконец его голос донесся со стороны низкого столика.
— Превосходно, если быть точным, — произнес этот голос, и гном захлопал в ладоши.