Прошло полных десять минут, и жамМ открыл глаза.
— Вот мое решение: ригК, я убежден, что ты украл лопату. Можешь оставить ее себе.
Мне стало стыдно за жамМа, от которого ожидала мудрости. Остальные гномы покинули зал, не возразив ни слова.
А он усмехнулся:
— Я все прочел по твоему лицу, девушка азаХ. Наши методы отличаются от людских. Для нас суд — это перекресток. Когда я переворачиваю шапку, я заглядываю в будущее. Я представляю несколько возможных решений и предвижу результат каждого.
Если бы сэр Уэллу был способен заглянуть в будущее, прежде чем меня обвинять, он бы увидел, что я никому не причиню зла.
Если бы только он внимательно заглянул в прошлое…
— В данном случае, — сказал жамМ, — мне не хотелось оставлять вору лопату, но в каждом варианте, который я вообразил, владельцу лопаты было лучше без нее, а вор стал честнее, оставив ее у себя.
— Но как же так, вайдиайХ жамМ? — спросила я. — Воровать нельзя. Разве не следовало бы наказать вора, независимо от того, что будет?
— Мы всегда зависим от того, что будет. — Он снял шапочку судьи и поднялся. — В данном случае любое возможное наказание заставило бы этого вора воровать дальше.
Я не одобрила подобного судейства. Если бы жамМу суждено было судить Иви за ее преступления, он мог бы увидеть, что мое будущее и будущее Айорты, а также будущее поведение Иви только выиграли бы, если ее не наказывать. И он бы ее не наказал.
Я разозлилась от одной мысли об этом. Мы столько выстрадали из-за нее. Я до сих пор продолжала страдать. И у меня родилась маленькая песенка про суд:
Кто судит судью, который неверно судит?
Наказание слишком мягкое,
Наказание слишком суровое.
Расплата слишком быстрая,
Расплата слишком долгая.
Кто судит судью, который неверно судит?
ГЛАВА ТРИДЦАТЬ ВТОРАЯ
На следующий день после суда жамМ сообщил мне, что ненадолго уезжает. Ему предстояло провести несколько судебных заседаний за пределами пещер.
— Возле «Пуховой перины»?
— Нет. На юге.
— А-а.
Я не хотела, чтобы он уезжал, хотя, в общем-то, могла обойтись и без него. Все со мной были добры, а несколько гномов даже говорили на айортийском. Я пробыла среди них шесть недель и научилась находить то, в чем нуждалась. Но рядом с жамМом мне было спокойнее. Если случится выйти на перепутье, то он его узнает и подскажет, что делать.
— Я вернусь и привезу человеческой еды, еды для людей, если быть точным.
— Все, что угодно, кроме яблок.
Еще до его отъезда из замка Онтио вернулись оружейники. Их самая важная новость, чудесная новость, заключалась в том, что король пошел на поправку. Он открывал глаза и следил за передвижением людей. Он не мог ходить или разговаривать, зато уже поднимал мизинец левой руки. Сэр Эноли считал возможным полное выздоровление.
Я обняла жамМа, который, похоже, обрадовался ничуть не меньше меня.
Следующая новость была двойственная. Королевский совет вновь заседал открыто, и в пострадавший от засухи южный край отправили провизию. Иви по-прежнему правила в королевстве, но теперь она позволяла отговорить себя от самых неудачных идей. Однако то там, то здесь по-прежнему возникали слухи о бунте.
— Птицы вернулись? Людям позволено петь?
Да — на оба вопроса.
— А как насчет девушки азаХ? — поинтересовался жамМ. — О ней говорят?
Оружейник по имени дифФ ответил:
— Все считают вас мертвой, девушка азаХ. Мастер Уйю рассказал, что вы погибли, спасая его от великанов.
Как любезно с его стороны!
— И ему поверили?
— Он говорил, что никто не усомнился в его словах. Полагаю, на ухо королеве он прошептал совершенно другую историю.
— Вы назвали его «мастер» Уйю, — заметила я. — Почему не «сэр»? Разве королева не посвятила его в рыцари?
— Нет, — ответил дифФ. — По-моему, никакой он не рыцарь.
— А девушку азаХ оправдали? — спросил жамМ.
— Шли долгие споры, — поведал дифФ, — но в конце концов вас не оправдали. — Кончик его носа стал фиолетовым. — Вы ведь все-таки пели за королеву. Все считают, что вы затеяли эту интригу ради высокого положения при дворе.
— Люди! — презрительно фыркнул жамМ.
Нет, покидать Пещеры гномов было пока небезопасно.
— Принц Айори вернулся? — спросила я.
— Нет, — ответил дифФ. — Он был в отъезде, пока мы там находились.
жамМ уехал на следующее утро. Мы попрощались в банкетном зале после завтрака. Ему было так же невесело, как и мне.
— У меня дурное предчувствие, — сказал гном. — Будь внимательнее на перепутье. Если понадобится совет, обращайся к дифФу. Он хоть и не видит будущего, зато неплохо разбирается в настоящем.
жамМ пообещал вернуться самое позднее через три недели.
— Если я буду тебе нужен, дифФ пошлет за мной гонца и я вернусь через два дня.
Я снова кивнула и пропела кусочек песни на расставание:
Пусть перед тобой откроется тропа.
Пусть все холмы,
что попадутся на твоем пути,
будут пологими.
Он начал раскачиваться, и его лицо больше не выражало тревоги.
Пусть солнце греет тепло.
Пусть дождь падает тихо.
Пусть ветер мягко треплет твои волосы.
Пусть в чужом доме тебя примут радушно.
Пусть твой сон будет безмятежен.
Пусть тебе сопутствует радость,
где бы ты ни оказался.
Он поднял руки:
— Прощай, девушка азаХ. Жаль, ты не сможешь проиллюзировать мне в пути.
В отсутствие жамМа мне вряд ли пришлось бы скучать. За неделю предстояло написать восемь песен, а там, вероятно, я получила бы новые заказы. Кроме того, я учила язык гномов по книге, подаренной жамМом, и надеялась поразить его своими успехами, когда он вернется.
А еще я надеялась удивить его подарком, для чего и направилась на рынок. Из заработанного на песнях я пока не потратила ни одного камешка. жамМ оплачивал мой стол, а пещера, где стояла моя кровать, принадлежала ему. Шкаф ломился от платьев с поясами — об этом тоже позаботился жамМ, приговаривая, что из-за моих песен и вкуснейшего остумо он еще у меня в долгу.
Поэтому теперь я хотела купить что-то для него, рубашку например. Он их так любил. Каких только расцветок у него не было: и в цветочек, и в клеточку, причем все с изумрудными пуговицами. От отца, собиравшего медные шпоры, я знала, что, если тебе нравится какая-то вещь, еще одна не будет лишней.
Изумрудные пуговицы оказались мне не по средствам, но я надеялась отыскать рубашку, вышитую хтановой нитью, за которую смогла бы заплатить. Я прошла к прилавку портного, у которого одевался жамМ, и, к своему расстройству, обнаружила, что за вышитую хтановую рубашку придется отдать в десять раз больше, чем было у меня.
Я понятия не имела, что тогда купить, и принялась бродить от прилавка к прилавку. Гномы торговали лопатами, украшенными драгоценными камнями, такими же молотками и даже, представьте себе, ночными горшками. А еще я увидела усыпанный каменьями сейф, который, по-моему, подрывал саму идею завести сейф.
Какой-то лоточник протянул мне поднос с конфетами из корнеплодов. Каждый кусочек был покрыт глазурью, поэтому выглядел как драгоценный камень. Лично для меня это был пример чего-то несъедобного, замаскированного под другую несъедобную вещь.
На канцелярском прилавке я увидела наконец то, что прекрасно подошло бы жамМу, — записную книжку в обтянутом тканью переплете без всяких драгоценных камней. Ткань показалась мне тусклого черного цвета. Кое-где была продернута золотая нить.
— ?хтан — спросила я, указав на книжку.
Торговец кивнул.
— .хтан
Страницы были в линейку. Я могла бы записать в эту книжку свои песни, а потом, при наличии времени, отыскала бы кого-то, чтобы он помог мне перевести их на язык гномов. жамМу понравилось бы.
— ?отз иммаД
Это была одна из нескольких фраз, которые я выучила. Она означала: «Сколько?» Я открыла кошелек.
Торговец отсчитал двенадцать камней. Мы совершили обмен.
Я отвернулась от прилавка, прижимая свой трофей, и оказалась лицом к лицу с очередной лоточницей — мне радушно улыбалась девушка-гном. Помимо расчесок и кружев, на ее лотке лежало то, чего мне давно не хватало: булочка, усеянная орехами, треугольник сыра, гроздь винограда. И яблоко.
— Как раз для вас, — сказала девушка по-айортийски с сильным акцентом.
Неужели действительно человеческая еда, а не корнеплодная конфетка, замаскированная под человеческую еду? Я дотронулась до булочки. Мягкая, а корнеплодная конфета твердая. Должно быть, настоящая булочка.
Итак, я оказалась на перепутье, но не узнала его.
Лоточница оторвала одну виноградину и протянула мне. Несколько гномов остановились и принялись наблюдать. Я сунула виноградинку в рот. Мои зрители скорчили гримасы, но виноградинка была божественной, сочной и сладкой, лучшего винограда я никогда не ела. Лоточница указала на мой кошелек. Я вынула один бриллиантик и предложила ей. Она подняла два пальца.
Два бриллианта за скудную еду! Настоящий грабеж! Но я должна была получить эти продукты. У меня уже слюнки текли. Я вытряхнула из кошелька еще один бриллиант. Лоточница забрала камни. Я забрала съестное.
Было бы приличнее унести все с собой и съесть без посторонних глаз в гостиной жамМа. Но я не могла ждать так долго. Под зачарованными взглядами гномов, не скрывавших своего отвращения, я впилась зубами в сыр.
Твердый, соленый, ароматнейший сыр. Я жевала, смакуя, и чуть не теряла сознание от удовольствия. Потом с жадностью набросилась на виноград и булочку.
Дойдя до яблока, я засомневалась, но, видя перед собой человеческую еду, поняла, что устоять невозможно. Я вгрызлась в яблоко.
Оно оказалось не таким плохим, сладким и не рыхлым. Я проглотила кусочек, однако в последний миг уловила в его сладости примесь чего-то горького и обжигающе острого. Я попыталась выкашлять его, но он застрял в горле. Я схватилась за горло, чтобы выдавить кусок яблока, но он сидел плотно. Я снова попыталась кашлять. Я попыталась дышать. И, покачнувшись, упала.