Глава 10
Хусейн смотрел ей вслед со смешанным чувством досады и гордости. Черт побери, она была просто невозможна!
И с каждым часом интересовала его все больше.
Его жена не была светской пустышкой, какой он ее поначалу считал. Он вспомнил, с каким уважением ее слушали на заводе. Не только из-за ее положения, но и из-за того, что она знала, о чем говорит.
А потом эта парфюмерная фабрика… Ее забота о бедных людях их страны была реальной. Но вместо того чтобы просто собирать деньги с помощью благотворительных аукционов или гала-концертов, она создавала рабочие места, чтобы люди могли получать достойную плату за свой труд и улучшать свою жизнь. Она была великолепна, идеальная жена для правителя страны.
Он принялся расхаживать по комнате. Больше всего ему нравилась в ней ее страстность. Когда она говорила о том, что хочет возродить парфюмерную промышленность, ее глаза сияли. Словно она забыла, с кем разговаривает. Эта страстность – он хотел, чтобы она была обращена на него.
Мрачная улыбка появилась на его губах. Она не должна быть его приоритетом. Ему еще предстоит укрепить свою власть. И завершить переговоры с Халарком. Не говоря уже о Захрате, отношения с которым были испорчены после того, как шейх Идрис отказался жениться на Жизлан.
При мысли об Идрисе он поморщился. Ясно, что они с Жизлан не были любовниками. Но была ли между ними привязанность? Может быть, она все еще тосковала по нему? Или по таинственному Жан-Полю?
Хусейн резко остановился. Жизлан принадлежала ему. И он не собирался расторгать их брак, который дал ему все, что ему было нужно, и даже более того.
И это означало, что ему предстоит убедить Жизлан вести себя как жена, а не как военнопленная.
А значит, ему нужно будет поухаживать за ней, добиться ее расположения.
Странно, но эта перспектива понравилась ему.
Раньше ему не приходилось очень стараться, чтобы соблазнить женщину. Ему не приходилось льстить и ухаживать, поскольку они сами падали в его объятия. Их отношения строились лишь на сексе.
Жизлан была единственной женщиной, которая отвергала его. Может быть, этим она его и заинтриговала.
А может быть, он впервые в жизни был искренне заинтересован? С самого начала она привлекала его. А теперь он хотел лучше узнать свою противоречивую и обворожительную жену. Она заслуживала внимания сама по себе, а не только потому, что была его женой.
Он посмотрел на закрытую дверь в ванную и вспомнил о перчатке, которую она бросила ему. Женщина в таком положении не захочет, чтобы ее соблазняли. Но чего она захочет? Он понятия не имел. Никто из его любовниц не обсуждал с ним такие интимные моменты.
Он крепко сжал губы. Если она хотела напугать его, упомянув о своем состоянии, она очень ошибалась.
Он снял трубку телефона. Его военная кампания началась.
Когда Жизлан вышла из ванной, чувствуя себя намного лучше после теплого душа и болеутоляющей таблетки, она обнаружила, что кровать уже разобрана, а ее горничная положила ей в ноги горячую грелку.
Жизлан вздохнула с облегчением. Какая желанная тишина после шторма! Какое счастье, что Хусейна напугало ее упоминание о…
– Вы!
Ее глаза округлились, когда он небрежно вошел в спальню из гостиной, одетый лишь в просторные темные брюки, низко сидевшие на бедрах.
У Жизлан пересохло во рту.
Хусейн приподнял бровь:
– Вы говорите так, словно рассчитывали увидеть кого-то другого, хотя мы оба знаем, что никто другой не делил с вами постель.
Он выглядел таким самодовольным, что ей захотелось ударить его. Но это означало прикоснуться к нему, а этой ошибки она больше не совершит.
– Почему бы вам не лечь в постель?
Он подошел ближе, и она обратила внимание на поднос в его руках. До нее донесся сказочный аромат горячего шоколада, приправленного корицей.
– Еще слишком рано. – Она вздернула подбородок. – И я не хочу, чтобы вы находились в моей комнате.
Он пожал плечами:
– Вы привыкнете ко мне.
Игнорируя ее гневный взгляд, он поставил поднос на прикроватный столик. Там был не только горячий шоколад, но и еще одна ее слабость – нежная медовая пахлава.
Жизлан облизнула губы.
Хусейн стянул покрывало с кровати и взял в руки грелку:
– Почему бы вам не побаловать себя? Вы совершенно измотаны. Вы можете прогнать меня после того, как отдохнете. А сейчас вам нужно что-нибудь теплое и сладкое.
Жизлан уперлась руками в бока и вызывающе посмотрела на него:
– Откуда вы знаете, что мне нужно?
– Я говорил с вашей горничной.
– Вы говорили…
– С вашей горничной. Она сказала, что вам нужна грелка и теплое питье. А пахлава была моей идеей.
Жизлан уставилась на этого мачо, стоявшего перед ней. Закаленного воина, которого все боялись, который заставил Совет старейшин провозгласить его шейхом, который предотвратил войну. Репутация которого как очень жесткого человека была хорошо известна. И этот человек обсуждал ее месячные с горничной? Она была уверена, что он уже сбежал на конюшню к своим любимым лошадям, чтобы не думать о подобных вещах.
– Вот так. – Он ласково коснулся ее руки. – Расслабьтесь, а потом у вас снова появятся силы, чтобы сражаться со мной.
Ей показалось, что на его губах появилась насмешливая улыбка. Но нет, он был очень серьезен и заботлив. Он легонько подтолкнул ее к кровати, и она, неожиданно потеряв равновесие, плюхнулась на матрас. Прежде чем она успела воспротивиться, он приподнял ее ноги, уложил их на матрас и вручил ей грелку.
Против своей воли Жизлан с облегчением вздохнула и прижала грелку к животу.
– У вас это всегда проходит так тяжело?
Он накрыл ее одеялом, и Жизлан была потрясена тем, что Хусейн аль-Рашид укладывает ее в постель так, словно делал это каждый день.
– Нет, – машинально ответила она. – Иногда только в первый день.
Спохватившись, Жизлан замолчала. Она не хотела делиться с ним даже такой информацией. Но приятное тепло и мягкие подушки заставили ее забыть об осторожности.
Она с изумлением наблюдала за тем, как Хусейн взял в руки серебряный кувшин и налил ей в чашку горячего шоколада. Он вел себя так, словно был у себя дома. Хотя так оно и было. Но вид этих огромных, мускулистых, покрытых шрамами рук, которые ловко управлялись с изящной посудой, заворожил ее. Так же, как и исходивший от него запах, теплый, мужской и такой незнакомый.
– У вас что, нет сорочки? – ядовито спросила она.
Он пожал плечами:
– Скажите спасибо, что я надел брюки. Обычно я сплю голым.
– Вы не будете спать здесь!
Она попыталась приподняться, но он мягко, но твердо заставил ее снова лечь.
– Пока еще не буду. Я приказал, чтобы ужин подали сюда, и мне еще надо несколько часов поработать.
– Тогда я предлагаю вам заняться этим в каком-нибудь другом месте.
Жизлан сказала себе, что ей следует встать и выгнать его. Но как? Она же не может меряться с ним силой.
– Вот, выпейте это. – Он протянул ей чашку ароматного шоколада.
Может быть, он был прав. Может быть, ей следует восстановить силы, прежде чем снова бросаться в бой. Жизлан приподнялась повыше на подушках и взяла у него из рук чашку с шоколадом. Их пальцы соприкоснулись, и ее обдало жаром. Очевидно, она очень устала и у нее разыгралось воображение.
– Спасибо, – с трудом выговорила она.
– Всегда к вашим услугам.
Он подошел к стоявшему с его стороны кровати огромному креслу, рядом с которым на небольшом столике стоял лэптоп и лежала груда бумаг.
– Что вы делаете?
– Я же говорил, мне нужно поработать.
Он сел в кресло, вытянул ноги и потянулся за лэптопом. Поймав ее изумленный взгляд, он улыбнулся:
– Да, даже мы, провинциалы, умеем читать и писать.
Жизлан закрыла рот. Она не имела в виду, что он безграмотен. Ее просто смущала интимность происходящего. Хусейн, с голой грудью и босой, расположившийся так вальяжно рядом с ее кроватью…
– Шоколад остынет, – сказал он, не глядя на нее.
Не желая тратить силы на споры, Жизлан снова откинулась на подушки и поднесла чашку к губам. Она пообещала себе, что сочтется с ним позже.
Но позже ей не представилось случая. Она достаточно отдохнула, чтобы с аппетитом поужинать, а потом занялась своими бумагами. Но через некоторое время она задремала, опустив бумаги на колени.
Она проснулась, когда Хусейн забрал их у нее. Она была поражена тем, что настолько расслабилась в его присутствии. Но в шуршании бумаг и мягком постукивании клавиш было что-то невероятно успокаивающее.
Она растерянно посмотрела в его голубые глаза, обрамленные густыми черными ресницами. Почему она раньше не замечала, что они так красивы?
– Спите, Жизлан.
Она попыталась приподняться, но он положил руку ей на плечо:
– Не волнуйтесь. Обещаю вам, что я вас не побеспокою.
Жизлан, не отводя от него глаз, обнаружила, что верит ему. Она медленно откинулась на подушки. В голове ее мелькнула мысль, что это было ошибкой. Но она слишком устала, чтобы сопротивляться.
И тем не менее она напряглась, когда он протянул руку и погасил лампу. У нее перехватило дыхание, но он спокойно вернулся к своему креслу и к своей работе.
Жизлан какое-то время лежала без сна, рассматривая его лицо. Она не могла понять, почему этот сломанный нос, твердые губы и упрямый подбородок так привлекают ее. А что касается его плеч и мощной груди, его тонкой талии и узких бедер… И она крепко закрыла глаза, чтобы не видеть всего этого.
Когда Жизлан проснулась, солнце стояло уже высоко. Она была одна в этой огромной кровати, но, повернувшись на другой бок, заметила отпечаток головы Хусейна на лежавшей рядом подушке.
Он вторгся в ее пространство, в ее личную жизнь и в ее кровать. И она позволила ему это.
Неужели он и вправду имел в виду то, что сказал? Что он будет ждать ее приглашения, чтобы заняться с ней сексом?
Она поджала губы. Если он думал, что, проявив о ней заботу, заставит ее изменить свое решение, он глубоко заблуждался.