– И это еще не все. Открой шкатулку.
Она подняла крышку, и у нее перехватило дыхание.
– Это бесподобно!
На красном шелке покоился один из красивейших стеклянных флаконов, которые ей доводилось видеть.
– Это тоже сделано в Джумехе?
– Еще одно из наших знаменитейших ремесел. Им владеют сейчас всего несколько старых мастеров, но мы уже начали подготовку молодых кадров.
– Если они в состоянии создавать такие шедевры, они будут пользоваться огромным успехом.
Она осторожно взяла в руки флакон и поднесла его к свету. Это была крошечная бутылочка, переливавшаяся разными цветами, от персикового до янтарного, с ярко-красными прожилками. Венчала флакончик изящная золотая крышечка.
– Твоя сестра разработала этот дизайн.
– Мина?
Глаза Жизлан расширились. Она понятия не имела, что Хусейн поддерживает с ней связь.
– Она проделала прекрасную работу, ты не находишь?
– Это просто невероятно.
– И поскольку твои первые духи будут называться «Жизлан»…
– Это ты так хочешь.
Жизлан все еще не была уверена, стоит ли называть духи своим именем.
Хусейн покачал головой:
– Твоя команда полностью поддержала это решение.
Жизлан нахмурилась, удивляясь, как он об этом узнал.
– Ты станешь лицом этой линейки, и это принесет духам еще большую популярность.
– Льстец.
Он нежно провел пальцем по ее щеке:
– Я никогда не льщу. Я говорю правду.
Он посмотрел ей в глаза долгим взглядом, и Жизлан ощутила прилив нежности. Это было новое чувство, которое она не совсем понимала, но которое становилось сильнее с каждым днем.
Хусейн откашлялся:
– Я сказал Мине, как будут называться духи, и попросил ее создать для них необычный флакон, что-нибудь особенное. – Он улыбнулся. – У твоей сестры настоящий талант.
– Это не похоже ни на один флакон из всех, которые я видела. И он прекрасен.
– Значит, тебе понравилось?
К ее удивлению, в его голосе прозвучала неуверенность.
– Как это может не понравиться? Любая женщина захочет иметь такую прелесть.
Внезапно ее руки задрожали, и он забрал у нее флакончик, положил его в коробку и поставил все это на стоявший рядом столик.
– Жизлан? Что такое? Я думал, что тебе это понравилось.
Она с трудом сдерживала слезы.
– Я в восторге. Я не ожидала этого. Что ты потратишь столько времени…
– Потому что я варвар?
Она покачала головой. Она уже знала, что это не так. Разговаривая с ним о политике, занимаясь любовью или просто проводя время вместе, она обнаружила, что он был очень сложным и цельным человеком, способным на удивительную нежность. И он всегда поддерживал ее во всех начинаниях, чего никогда не делал ее отец.
– Просто никто никогда не делал мне таких изумительных подарков. Это так трогательно…
– Я знаю. Я чувствовал то же самое, когда ты подарила мне те книги.
Жизлан широко раскрыла глаза:
– Но это не одно и то же. То было легко…
Он привлек ее к себе:
– Это был первый подарок в моей жизни. И это потрясло меня. Я захотел подарить тебе что-то, что значило бы для тебя так же много. А теперь, когда я обнаружил, как приятно дарить, я думаю, что это станет для меня привычкой. Если бы только ты могла видеть, как ты сейчас прекрасна!
Ее глаза затуманились, и ее охватило чувство невыразимого счастья и умиротворения. А эти серебристые глаза заставили ее…
– Хусейн! Моя помада! И нас ждут гости…
– К черту твою помаду! И гостей тоже!
И он прижался губами к ее губам.
Глава 13
Легкой походкой Жизлан направлялась к конюшням. Они с Хусейном собирались покататься верхом.
Счастье переполняло ее. И невероятное чувство умиротворения. И все это из-за Хусейна. Иногда ее пугало, что их отношения так изменились и что он стал играть такую важную роль в ее жизни. Но она сама хотела этого.
Когда она подошла к конюшням, ей навстречу шагнул Селим и почтительно поздоровался с ней.
Но когда она увидела, что происходит во дворе, ее сердце замерло от страха.
Хусейн стоял посреди мощенного камнем двора, держа в руках уздечку, а рядом с ним вздымался на дыбы и отчаянно брыкался огромный черный жеребец. Хусейн был совершенно спокоен, хотя смертоносные копыта огромного жеребца взвивались в воздух, угрожая раздавить его. С бесконечным терпением он что-то говорил, пытаясь успокоить возбужденную лошадь, и наконец накинул на нее уздечку и легким движением вскочил ей на спину.
– Это просто чудо, – выдохнула Жизлан. – Не понимаю, как он это делает.
Селим рассмеялся:
– Вы правы, у него настоящий дар. Но в этом нет никакого чуда. Он просто внимательно оценивает лошадь, ее реакцию, ее страхи. Хусейн никогда не отступает перед вызовом. Он упорно завоевывает доверие животного и приучает его к себе. Но самое замечательное в этом то, что в конце концов лошадь начинает считать, что она действует так, как ей хочется, хотя на самом деле она полностью подчинена ему. Он всегда хозяин положения. Но лошади это нравится.
В это время жеребец заржал, прядая ушами, и высоко подпрыгнул, стараясь сбросить седока. Но Хусейн усидел и, наклонившись, начал что-то шептать ему на ухо.
Так же он шептал ей на ухо слова ободрения, когда она раскрывала ему свои объятия, стараясь доставить ему удовольствие, стоило ему лишь выразить свое желание.
Ее грудь сдавило от невыразимой боли. Так Хусейн и ее приучил к себе, к своему присутствию в ее постели, соблазняя ее своим великолепным телом. Неужели он видел в ней только вызов? Ну конечно же! Не поэтому ли он так долго проявлял терпение, укрощая ее, убеждая в том, что она хочет того же, что и он?
Потому что он хотел всегда быть победителем. Ее желания не имели значения, если только они не совпадали с его планами. И она полностью подчинилась ему, как одна из этих чертовых лошадей!
Жизлан вся внутренне сжалась, испытывая ужас от осознания всего этого.
Как терпеливо он изучал ее слабости и тайные желания! Каким нежным и любящим он казался! Неужели все это было лишь фальшью?
– Миледи! С вами все в порядке?
Она моргнула и осознала, что привалилась к одной из колонн, обхватив ее рукой.
– Я…
Потрясена? Потому что увидела своего мужа таким, каким он был на самом деле? Так легко сумевшим добиться ее покорности?
– Я в порядке, – наконец выдавила она. – Просто я вспомнила об одном неотложном деле.
Жизлан повернулась и направилась к дворцу с высоко поднятой головой и с сердцем, обливавшимся кровью. Поднимаясь по ступеням, она держалась за перила, чтобы не упасть, а в ушах ее непрерывно звучали слова: «Это неправда. Это неправда».
Она вспоминала, как он медленно, осторожно завоевывал ее доверие, ее привязанность. Дарил ей нежность и поддержку, в которых она так нуждалась, даже не сознавая этого.
Почему он тратил на это столько сил? Не может быть, чтобы просто из-за секса.
Нет, Хусейн делал это потому, что она бросила ему вызов, и он не мог допустить, чтобы его отвергла какая-то избалованная пустышка. Неужели он и вправду считал ее такой?
Жизлан нахмурилась. Нет, это не так. Он обсуждал с ней свои планы, выслушивал ее советы… Он использовал ее всегда, когда думал, что ее женские чары могут оказаться полезными. Она была его козырем – принцесса крови, безупречная хозяйка, умевшая разбираться во всех тонкостях внутренней политики.
Он был вынужден жениться на ней, чтобы заполучить корону, и он хотел выжать из этого брака все.
Жизлан остановилась, привалившись к стене.
Она пыталась найти аргументы, доказывавшие, что это не так. Но все было слишком похоже на правду. Хусейн намеренно, хладнокровно соблазнил ее, физически и эмоционально. И добился от нее всего, чего хотел.
И, осознав это, она должна была освободиться от его власти.
У нее вырвался горький смех. Беда была в том, что она больше не хотела этой свободы. Ей слишком нравилась ее золотая клетка. Все это время она жила как в сказке. И последние месяцы были самыми счастливыми в ее жизни.
Хусейн был таким мужем, о каком она и не смела мечтать, – нежным, страстным, иногда даже забавным, когда он научился расслабляться в ее присутствии.
Неужели все это было лишь иллюзией?
Она так хотела, чтобы этот человек оказался таким, каким она его видела. Потому что она отдала ему не только свое тело. Она отдала ему и свое сердце.
Когда она осознала это, невыносимая боль пронзила ее.
Она медленно подошла к дверям их апартаментов. Ей даже негде было спрятаться, чтобы зализать свои раны! Но ничего, ей придется найти новую мечту, новую сказку. Ту, за которую ей не придется расплачиваться самоуважением.
Хусейн быстро взбежал по ступеням, чувствуя необъяснимое беспокойство. Селим сказал ему, что Жизлан приходила на конюшню, но почему-то быстро ушла. И она выглядела больной.
Но Жизлан никогда не болела. Может быть, она беременна?
Эта мысль наполнила его восторгом и в то же время тревогой.
Он распахнул дверь в их спальню и замер на пороге.
На кровати лежал раскрытый чемодан.
– Жизлан?
После долгой паузы она наконец вышла из гардеробной, держа в руках стопку одежды. Она была бледна, и между ее бровями залегла морщинка. Она осторожно положила одежду на кровать, потом выпрямилась и взглянула ему в глаза.
Хусейн похолодел. Такого взгляда он не видел уже много месяцев.
– Что, черт возьми, происходит?
– Я упаковываю вещи. Я хочу навестить шейха Захрата и его жену по их приглашению.
Он крепко сжал руки в кулаки и почувствовал, как кровь отхлынула от его лица.
– Нет. Ты никуда не поедешь без меня.
– Прошу прощения? – Она высокомерно вздернула подбородок. – Ты не можешь приказывать мне. Мы договорились о том, что я могу путешествовать, когда здесь все придет в норму.
Хусейн разрывался между яростью и желанием. И чем-то еще. Чем-то, очень сильно напоминавшем страх. После всего, что между ними было, она снова была готова отвергнуть его?