– Мою рецептуру антидота изучили? – прищурился старик.
– Выучила наизусть!
– Тогда чего вы робеете? За дело!
Вилария подошла к столу, и лер Пусля принялся сыпать указаниями. Так в компании с ректором и деканом Вилка принялась ассистировать самому королевскому лекарю. А меня распирало от гордости за подругу.
– Признаюсь честно, я специально не стал добавлять тот компонент, – хитро произнес старичок, когда Вилария передала ему эмульсию из цветов эхинопсиса колючего.
– Но почему? – искренне удивилась она. – В книге написано, что именно желтые лепестки эхинопсиса влияют на чувства.
– Влияют, – согласился лекарь и добавил в шипящую колбу поданный ректором раствор. – А точнее, обостряют чувства. Но к исцелению это не имеет никакого отношения. Именно поэтому я и не стал включать данный компонент в антидот.
– Но ведь вы слышали, о чем я вам поведала. И согласились! – не отставала Вилария.
– Согласился. Но по-прежнему убежден, что ваш жених все вспомнил. А то, что его чувства могли измениться, так это жизнь! Допустим… – Лекарь понизил голос, а мы все превратились в слух. – Только допустим, что изначально детскую нежную дружбу меж вами он принимал за любовь. Но первична-то была именно дружба! Именно поэтому при возвращении памяти у него к вам остались лишь эти теплые дружеские чувства.
– Тогда что нам даст новый антидот с добавлением цветков эхинопсиса? – расстроилась Вилария, а декан Матеуш по-отечески приобнял ее, утешая.
– Антидот с новым компонентом обострит чувства и отсечет истинное от иллюзорного, – пояснил лер Пусля. – Возможно, в вашем случае любовь действительно имела место быть. Но частенько так случается, что многие принимают иные чувства за любовь, а многие и вовсе отрицают.
– Вы отрицаете? – осторожно поинтересовалась Вилка.
– Храни меня светлый бог Эвзен от подобного! – Лекарь широко улыбнулся. – Я слишком стар, чтобы отрицать очевидное. Любовь была и остается высшей ценностью. Для того и даются испытания, для того мы и преодолеваем трудности, чтобы понять, истинны ли чувства или иллюзорны. Все проверяется опытным путем.
– И как проверить? – неожиданно задал вопрос ректор Тори, скользя по мне задумчивым взглядом.
– Не бояться бросать вызов себе и судьбе, мой мальчик! – вскрикнул старик, не забывая при этом помешивать зелье. – И не бояться получить отрицательный результат, потому что это тоже опыт. Лучше сделать ошибку, чем ничего не делать, а потом сожалеть об этом всю свою жизнь. Именно по этой причине я и согласился помочь адептке Войте!
После пламенной речи лер Пусля снял с горелки колбу и разлил зелье в формы. Жидкость тут же загустела, а мы, словно зачарованные, слушали странного старика и наблюдали, как ловко он орудует в лаборатории, чувствуя себя среди склянок и растений в родной стихии. Даже редкие ворчливые книги затихли и выстроились в ряд на соседнем столе, прислушиваясь к речам королевского лекаря.
– М-да, что-то я ушел в дебри, – по-стариковски прошамкал Леонард Пусля. – Что ж, лира Войта, новое противоядие можно давать пациенту без опаски.
Лекарь разложил две зеленые пилюли в коробочки, одну передал Виларии, другую – ректору Тори, пояснив: «Про запас».
– Рецепт я заберу с собой, а вы, мои юные исследователи, займитесь учебной программой и на время позабудьте о подобных опытах, – обратился к нам королевский лекарь, а затем повернулся к декану: – Матеуш, я доволен твоими студентами. Пытливые умы – лучшая награда для учителя!
Декан довольно хмыкнул, а мы засмущались, но слова лекаря нам польстили.
– Что ж, мне пора. – Лер Пусля надел пиджак. – Амадор, проводи меня! – Ректор открыл дверь, но старик напоследок обернулся: – Лира Войта, не волнуйтесь, антидот в любом случае не навредит, но все же сообщите мне о результате.
Вилка серьезно кивнула, прижимая к сердцу заветную пилюлю, а ректор Тори обвел нас взглядом и сообщил:
– Адепты Войта, Комарек и Яцек, я снимаю с вас строгий выговор. Вы выполнили условие и с задачей справились.
Как только Амадор Тори в компании королевского лекаря покинули лабораторию, мы огласили помещение радостным победным визгом и свистом.
Солнце уже завершало свой дневной путь, окропив небо розовым, а мы вернулись в корпус. В комнате Вилария убрала антидот в шкатулку с секретом и произнесла:
– Не знаю, стоит ли…
– Остановишься на полпути? – удивилась я.
– Нет, конечно. Нет! Просто я боюсь.
Я обняла подругу, даря ей уверенность и поддержку:
– Я так горжусь тобой, Вилка! Ты такая целеустремленная!
– Никогда бы не подумала, что мне понравится учиться на целительском, – усмехнулась Вилария. – Только надо признаться ректору и декану в отсутствии у меня магического дара. Ведь на последних курсах пойдут сложные зелья, и нужна какая-никакая магическая сила.
– Уверена, с твоей фантазией ты что-нибудь придумаешь. Но признаться, наверное, надо… как только сдашь сессию на отлично и докажешь всем, что и без магии можно учиться, – подбодрила подругу и вздохнула: – Мне тоже не мешало бы во многом признаться и тебе и ректору Тори…
Я уже была готова обо всем рассказать, но перед нами закрутилась вихревая воронка, из которой буквально выпрыгнула встревоженная Полли. Она указывала мордочкой в окно, на зверинец, и громко верещала. Было очевидно: в парке что-то произошло!
На поляне возле зверинца творилось невообразимое. Животные во главе с лером Костюшко высыпали из помещения и смотрели в небо. А там… Там парил Гриф. Но не один. Адепт Змиевский восседал верхом на гиппогрифе, держась за мощную шею птицеконя и раскатисто выкрикивая: «Ура-а-а!!! Лети-и-им!!!»
– Ой! – взвизгнула Вилка. – Как бы не разбился!
– Не должен, там же магический купол, – попытался успокоить ее смотритель, но уверенности в его голосе не было. – На всякий случай я отправил Васю с Базей за ректором.
– Кто позволил? – позади нас раздался суровый голос Амадора Тори.
Рядом с ним стояли важные потто, сложив, как и глава академии, руки на груди.
Воздух вокруг ректора заискрился, с губ готовы были слететь заклинания, но магистр Костюшко его остановил:
– Нет-нет! Не стоит! Наша бытовая магия действует на животных не так, как на предметы. Звери магические! Пусть немного полетают, ведь купол не позволит им взлететь высоко.
– А если зверь сбросит студента? – нахмурился ректор. – Мне отвечать перед законом!
– Да-да, я разделяю ваше волнение, но Гриф – очень умный зверь. Он не причинит Змиевскому вреда. Адепт – его друг и в какой-то мере спаситель, – возразил магистр Костюшко и кинул на ректора умоляющий взгляд.
Звери уже обступили Амадора Тори со всех сторон. Полли подползла выше и заискивающе заглядывала в ректорские глаза. Дракономопс ластился к ногам. Даже Матюша возникла рядом и жалобно замычала, всем своим несчастным видом показывая, что ректор просто обязан позволить друзьям полетать.
– Пожалуйста! – жалобно протянули мы с Вилкой.
Амадор Тори закатил глаза и… нехотя кивнул.
– Дам им еще пару минут, и пусть снижаются. Но как-то нужно их предупредить…
Альрун ринулся исполнять ректорский указ. Крылатик разбежался и воспарил ввысь, догоняя большого собрата.
Я же запрокинула голову, любуясь мощной красотой гиппогрифа. Он словно мчался по небу галопом, в закатных лучах солнца черное оперение серебрилось, стального цвета клюв и золотистые глаза поблескивали – зверь был мифически прекрасен. Взмах крыльев, поворот корпуса, и вот уже Гриф снижается. Через несколько секунд конские копыта коснулись земли, Змиевский напоследок обнял друга за шею, что-то шепча, а затем спрыгнул на траву.
– Вы видели?! – засмеялся он. – Это так здорово – ощущать небо, как чувствует он! Вы же не накажете нас?
Последние слова были обращены к ректору, тот неопределенно качнул головой.
Гриф чинно подошел к главе Провинциальной магической академии и опустился, подогнув передние копыта и склонив голову.
– Признаёт вас старшим в нашей стае и предлагает прокатиться, – пояснил смотритель, выжидающе глядя на ректора.
Но Амадор Тори неожиданно отпрянул назад, а в глазах мелькнуло восхищение вместе с ужасом. Я знала этот взгляд. Точно такой же был у моей сестры, когда мы с ней в детстве на отдыхе сбежали от родителей и забрались на высокую гору. Подобное бывает, когда мечтаешь о небе, но боишься упасть.
– Не стоит отказывать, зверь не должен почувствовать слабость, – тихо подсказал лер Костюшко, подливая масла в огонь.
Ректор не слишком уверенно кивнул и направился к гиппогрифу.
Магическое животное, почувствовав слабину, насмешливо фыркнуло. А в глазах зажегся озорной блеск. Кажется, кто-то кому-то готовит сюрприз! Ой что будет…
– А можно я тоже с вами покатаюсь? – вскрикнула я, скорее от волнения, чем от смелости. – Всю жизнь мечтала полетать на гиппогрифе, но очень боялась! А с вами, лер Тори, мне ничего не страшно!
Вилка обо всем догадалась, потому что одобрительно улыбнулась. А вот смотритель нахмурился, покачав головой. Наверняка в его глазах я выглядела глупо, но больше всего мне хотелось спасти ректора Тори от позора. Да и уберечь Грифа от опрометчивого поступка. Ведь если гиппогриф что-то учудит в полете, магический зверинец придется закрыть.
Поэтому я подбежала к Грифу, обняла его за шею и прошептала на ухо, чтобы он вел себя прилично. Зверь недовольно взмахнул хвостом, но позволил нам с ректором забраться себе на спину.
Амадор Тори устроился позади, держа одной рукой меня за талию, а второй цепляясь за жесткие перья, как за поводья.
– Будем надеяться, что ни один человек не пострадает, – вздохнул ректор.
Гриф по-орлиному заклекотал и, оттолкнувшись от земли задними копытами, взмахнул крыльями.
Мы поднимались все выше и выше, звери и люди стали крошечными, деревья и здания академии – игрушечными, а мы удалялись все дальше и дальше. Ректор Тори прижимал меня к своей груди, я чувствовала биение его сердца, и мое сейчас билось в унисон.