Она хотела, просто очень боялась. Застарелый страх. Что, если он умрет? Или встретит другую, и эта женщина – счастливая, веселая, нормальная – станет любовью всей его жизни? А она останется одна.
Опять.
Она больше не переживет этого ощущения одиночества.
– Давай попробуем, Алли. Мы же умные люди, найдем выход.
Он тоже сомневается, это слышно по голосу. А у нее и вообще сомнений целая тонна. Так каковы же их шансы?
Нулевые или еще меньше? И каждую минуту она будет ждать, когда на шею упадет топор. Ну, и не лучше ли разделаться с этой мукой сейчас?
Алли повернулась и посмотрела на Росса.
– Я не могу, – грустно сказала она. – Прости.
– Ну, поверь же, поверь в это. Поверь мне! – Он смотрел на нее с мольбой.
Она прижала ладонь к губам.
– Я не могу.
Он хотел что-то сказать, но передумал. Только выругался, глядя на стол. А когда снова поднял голову, лицо его будто окаменело.
– Если тебе нужно будет поговорить со мной о кампании, сделай это через юридический отдел или через Люка. Я думаю, это все, Джонс. Ты получила, что хотела – лицо для рекламы, а я – разбитое сердце. Возможно, по-твоему, это справедливая цена.
Нельзя, чтобы он уходил вот так, нельзя его отпускать!
– Росс?
– Что? Что еще ты можешь сказать, Алли? Я люблю тебя, но ты так дико боишься рисковать, боишься дать нам шанс, что скорее похоронишь себя на работе, чем будешь со мной.
– Это не так, – чистая правда. И хотя она сама разорвала отношения, в эту секунду сердце выскочило из груди и разбилось на тысячи маленьких кусочков.
– Тогда как? – спросил он, но ответа так и не дождался. – Ты не любишь меня, не чувствуешь того же, что и я. Для тебя это была всего лишь интрижка. Я влюбился в тебя, а ты в меня нет. Как я мог понять все настолько неправильно?
Господи, она любит его безумно. В этом-то и заключается проблема. Любит, но не доверяет. Слезы покатились у нее по щекам. Нужно что-то сказать.
Не уходи. Не оставляй меня. Мне так страшно.
Она не могла выговорить ни слова. Второй раз в жизни голосовые связки отказывались служить.
Росс развернулся, дернул дверную ручку и вышел. Алли хотела побежать следом, но мозг приказал оставаться на месте. Так лучше. Да, будет больно, но все могло бы обернуться гораздо хуже.
У нее из груди рвались рыдания. Какое-то чудище раздирало внутренности когтями. Хуже? Что может быть еще хуже?
Глава 12
Пилот самолета «Бельшье Гольфстрим» проводил Алли в роскошный салон. В нормальных обстоятельствах она никогда бы не попросила воспользоваться самолетом семьи и, конечно, собиралась полностью оплатить расходы. Она заплатила бы любые деньги, только бы убраться из этой страны. Иначе бросилась бы вслед за Россом, обняла его колени и умоляла бы его. О чем?
Любить ее? Обнять? Взять ее сердце?
Поэтому ночью, подавляя рыдания, Алли позвонила Сабин и попросила прислать за ней самолет. Сабин – Господи, спаси ее и помилуй – тут же согласилась и не стала задавать вопросов.
Алли положила сумку на сиденье из кремовой кожи.
– Взлетаем через десять минут, мисс Джонс.
– Спасибо, Поль.
Дверь туалетной комнаты вдруг открылась, и оттуда вышла Сабин в джинсах и дизайнерском шелковом топе. Алли открыла рот.
– Сабин, что ты здесь делаешь? – Она шагнула в раскрытые объятия и уткнулась носом в ее шею. Глаза снова обожгло слезами.
– Когда моя дочь звонит посреди ночи с разбитым сердцем и просит забрать ее, я еду ее забирать. – Сабин убрала со лба Алли волосы. – Девочка моя, что случилось?
– Это долгая история.
Сабин усадила ее, пристегнула ремень и пристегнулась сама.
– Самые лучшие истории всегда длинные. – Она взяла Алли за руку.
Алли положила голову на плечо Сабин и почувствовала себя… в безопасности.
Мама здесь, и с ней ничего не случится. Сабин не была ее родной матерью, но в отличие от женщины, которая ее родила и которой было на нее плевать, она бросила все, села посреди ночи в самолет и прилетела за ней.
От такого явного проявления любви у Алли кружилась голова, но она по привычке принялась протестовать.
– Тебе не стоило беспокоиться. Я в порядке, – прошептала она и вытерла глаза рукой.
Сабин протянула ей платок.
– Ты просто не понимаешь, да? – Сабин покачала головой. Ее глаза светились любовью.
– Не понимаю что?
– Как сильно я тебя люблю.
Алли закрыла глаза.
– На как это возможно? Ведь ты не моя мать.
– Что ты сейчас сказала? – спросила Сабин по-французски.
«Вот блин», – по-детски подумала Алли. Все отпрыски Сабин знали, когда посреди разговора она вдруг переходит на французский язык, дело очень серьезно, и сейчас будет взбучка.
– Я была твоей матерью с того самого момента, как ты вложила свою руку в мою в номере отеля на Пхукете. Кто сидел с тобой в больнице, ночь за ночью, когда у тебя была пневмония? Кто тебя одевал, кормил и делал с тобой домашние задания? Как ты смеешь говорить мне такие вещи?
Алли захотелось закрыть голову руками.
– Сабин.
– Я не закончила. Еще до того, как умер твой отец, кто водил тебя в школу и целовал твои ссадины? Купил тебе первого щенка, и Барби, и iPod? Это я объяснила тебе все про цветы и птичек и прикрывала тебя, когда ты бегала на свидания со всякими дураками.
О да, если любовь – это действие, то Сабин всегда показывала, как она ее любит. Алли открыла рот, но та не дала ей вставить ни слова.
– Кто первый раз отвел тебя в спа-салон? Кто забрал тебя и твоих друзей с вечеринки в три утра и сказал отцу, что ты была дома в одиннадцать? Кто бросил работу ради того, чтобы воспитывать тебя? Я, неблагодарная ты дрянь! И что я получаю взамен?
– Я много работаю, я стараюсь, – жалобно пролепетала Алли. – Я хотела показать тебе, как я благодарна.
– Мне не нужна твоя благодарность, Алисса. Мне нужна ты. Чтобы ты говорила со мной, делилась тем, что у тебя на душе. Я хочу, чтобы ты позволила мне любить тебя. И кстати, если будет плохо, я брошусь к тебе, и ничто меня не остановит. А того, кто тебя обидел, выслежу лично и убью на месте. – Сабин секунду подумала. – Ну, или найму кого-нибудь, чтобы они это сделали.
Алли икнула и засмеялась. Сабин – нет, мама – отомстит за нее жестоко.
– Прости меня. Прости, прости, прости. Пожалуйста.
– Пф. – В мгновение ока ее гнев сменился тревогой. – Кто тебя обидел, детка?
Росс?
Алли сунула руку ей в ладонь и положила голову на плечо.
– Я сама себя обидела. Я – мой самый худший враг.
Сабин погладила ее по голове.
– Расскажи мне.
С кем еще она могла об этом поговорить? Только с мамой.
– Между нами что-то есть, – начала она. – Нечто серьезное. Я люблю его и думаю, он тоже меня любит.
– Начало неплохое.
Алли рассеянно глянула в иллюминатор и осознала, что они уже в воздухе.
– Это безумие. Мы знаем друг друга так недолго, но он предложил… предложил продолжение.
– Молодец. И как это сделать?
Алли отстегнула ремень и подобрала ноги под себя.
– Не знаю. Я не дала ему договорить. Сказала, все, что я люблю, находится в Женеве, и я никогда не пожертвую ради него своей карьерой.
– L’imbecile[9], – заметила Сабин, хотя и ласково.
– Я знаю. Я боюсь. Я всю жизнь боюсь.
– Чего?
Как это выговорить?
– Что останусь одна. Полюблю кого-нибудь и потеряю его. Быть нежеланной. Но больше всего остаться одной. Это очень страшно, но…
– Но?
– Но едва ли не больше я боюсь быть с ним. А он думает, что я его не люблю. Я его не переубедила.
– Ты его не переубедила?
– М-м-м.
– Тогда могу только повторить, ты идиотка. – Сабин с любовью улыбнулась. – Хочешь, развернем самолет?
– Что? Зачем?
– Ну не знаю. Вернешься к нему и скажешь правду.
Алли устала бояться, но храбрости пока не хватало. Ей нужно время, чтобы все обдумать.
– Это было бы слишком легко. И не знаю, поверит ли он мне. Я думаю, мне нужно немного времени.
– Для чего?
Несмотря на боль в сердце, Алли чуть улыбнулась.
– Чтобы научиться быть хорошей дочерью, подругой, возлюбленной. Мне нужно больше слушать людей, попробовать овладеть своими страхами. Мне нужно время, мама.
Впервые она назвала Сабин мамой, и это слово оказалось таким сладким.
Судя по тому, как у Сабин задрожали губы, она тоже была растрогана.
– Если будешь слишком долго думать, рискуешь потерять его, ma petite.
– Я знаю. Но он заслуживает большего, чем полчеловека, который живет в постоянном страхе. Я вернусь к нему сильной и уверенной.
Сабин долго молчала.
– Я так горжусь тобой, очень-очень, – сказала она наконец.
– Спасибо. А теперь сделай, пожалуйста, так, чтобы мне не было больно.
Сабин пожала плечом. Очень по-галльски.
– Боль – это доказательство того, что ты способна любить. Гордись ею.
– Какой отстой, – неэлегантно заметила Алли.
Люк вставил CD в систему, и на экране замелькали кадры рекламы. Алли стояла позади всех, ее сердце готово было выпрыгнуть из груди.
Камера любила Росса. Она запечатлела и его природную харизму, и любовь к жизни. Норм проделал отличную работу, включив в рекламу безумные сценки из жизни сотрудников первого этажа РБМ, и все согласились с тем, что новую линию нужно назвать «Win!». Росс на вершине Столовой горы на закате. Росс на своем «Дукати». Каждый эпизод заставлял людей хотеть жить той же жизнью, что и он, носить такую же одежду. Словом, походить на него.
Или, в случае с женщинами, быть с ним.
«Миссия выполнена», – подумала Алли. Она находилась в Женеве уже неделю, и все это время ей казалось, что половина мозга и половина сердца остались в Кейптауне. Теперь на экране стали появляться фотографии. На одной из них Росс сидел на диване в своем кабинете и улыбался ей. Это было как раз после того, как он сказал ей, что нужно учиться доверять своим людям.