Константин скрестил руки на груди и улыбнулся.
— Я здесь потому, что выполняю свой долг. Это мой долг перед самим собой, перед моей страной и перед теми людьми, которые держатся в стороне.
— Я тоже делал это потому, что это был мой долг. Как там говорил Бисмарк? Уверенность в своей правоте — на пятьдесят процентов выигранная война?
— Вы заработали в моих глазах плюс, — снова улыбнулся Константин. — Я люблю эту фразу, хотя в ней есть что-то лживое. Во-первых, я бы поспорил с тем, что в мире существуют абсолютная правота. Во-вторых, скажите, Саид, вы считаете террор войной?
Саид замолчал и несколько секунд напряженно думал. Он достал очередную сигарету, но закуривать не стал.
— Да, считаю, — ответил он, наконец. — Но это война наемных войск. Тут все решают деньги. А также сила и положение.
Константин достал из папки фото и показал его Саиду.
— Вам знакома эта девушка? — спросил он.
— Знакома. Это Габриэль Нафтали. — Он улыбнулся. — Мири Ашраф? Салима Шхади? Если честно, я всегда путаюсь с ее именами. Они меняются чаще, чем цвет ее волос. Хорошо, что она пока что ни разу не меняла внешность.
— Предлагаю называть ее Габриэль Нафтали. Так будет привычнее для нас обоих. Итак, вы знакомы с леди. Насколько нам известно, знакомы вы с ней давно. Как вы нашли друг друга?
Саид все же закурил.
— Мы не находили друг друга, — сказал он. — Это она меня нашла. Через… — Он задумался. — Если я не ошибаюсь, его звали Ицхак. Да. Ицхак Бен Шаббат. Он ваш коллега, да?
Константин ответил после короткой паузы.
— Так, значит, вас познакомил Ицхак? Как это произошло?
Саид тоже немного помолчал. Он разглядывал лицо собеседника и, вероятно, думал о том, что сказал что-то лишнее.
— Он работал с Мустафой, — заговорил он, наконец, решив, что терять уже нечего. — Он передавал ему информацию. Иногда она проходила через мои руки, но редко — тогда я практически этим не занимался.
— О какой информации идет речь?
Саид пожал плечами.
— Выписки из досье, планы операций. Он был влиятельным человеком, у него был доступ к любой информации. Думаю, вы знаете.
Константин бросил взгляд на зеркальное стекло за его спиной, которое разделяло комнату для допросов и внешнее помещение.
— Вы уверены в том, что говорите?
— Я сам видел эти документы.
— Ицхак встречался с Мустафой?
— Даже если и встречался, то всего пару раз. Мне об этом ничего неизвестно.
— Скажите, Саид, вы слышали что-нибудь о Седьмом отделе?
Саид поднял глаза к потолку, демонстрируя крайнюю задумчивость.
— Он существует? — спросил он. — Я думал, что это что-то вроде легенды.
— Судя по нашим сведениям, Седьмой отдел — масштабная организация. Ее отделения находятся во всех странах Ближнего Востока и даже в Европе. Центрального руководства у нее нет. Она состоит из мелких группировок, которые действуют самостоятельно.
Саид посмотрел на Константина.
— Понимаю, — сказал он. — Точнее, не понимаю. Что вы хотите от меня?
— Я знаю, что вы были приближены к Мустафе. Вы знали его окружение. Я дам вам еще один лист бумаги, у вас будет несколько минут. В первую очередь меня интересуют имена граждан других ближневосточных стран, а не Сирии. Также меня интересуют европейцы. Люди, которые имели дело с Мустафой. Все имена, которые вы сможете вспомнить.
Саид снял колпачок с ручки и посмотрел на Константина.
— Что будет с моей семьей? — спросил он.
— Все зависит от того, согласитесь ли вы нам помочь.
— Меня убьют?
— Это решение будут принимать другие люди.
— Константин, — в очередной раз назвал его имя Саид и помедлил, будто прислушиваясь. — У меня жена и трое детей. Если они останутся без отца, они погибнут. У них фактически нет крыши над головой.
— Вы думали об этом, когда соглашались работать с Мустафой?
Он опустил голову и положил ручку.
— Вы думали о том, чего может стоить ваша война вашей семье? Я мог бы вас понять, если бы вы были одиноким человеком. Но принимать такое решение, когда на вашей ответственности жизни ваших родных? Вы понимаете суть обвинения «пособничество исламистскому террору»? А если бы вы попали в руки не к нам, а, предположим, к отделу по борьбе с террором из ЦРУ? С вами сейчас беседовали бы по-другому. И совсем не с помощью слов.
Саид посмотрел на чистый лист и сцепил пальцы.
— А что будет с Габриэль? — задал он очередной вопрос.
— Это не должно вас интересовать.
— Она хорошая девушка. Ей не повезло, что она оказалась впутанной во все это.
— Как вы думаете, Саид, убивать — это плохо? Мы совершаем моральное преступление?
— Да. Потому что те люди, которых вы убиваете, не всегда настолько плохи, какими вы их считаете.
Константин сложил ладони и подался вперед.
— Разве я сказал, что мы убиваем плохих людей? — спросил он.
— А каких людей вы убиваете?
— Нужных. Или не нужных. Зависит от ситуации. А теперь пишите, Саид. Время на разговоры по душам истекло. Не забывайте, зачем вы здесь находитесь, а также помните о том, кто я и зачем я тут.
Саид вздохнул и склонился над бумагой.
… Константин вышел из комнаты для допросов и жестом пригласил стоявшего поодаль охранника войти.
— Я закончил, — сказал он. — Благодарю вас. Вы можете его забрать.
— Есть, сэр, — ответил охранник и юркнул в комнату, прикрыв дверь.
Нурит подняла глаза от документов. Блокнот, который некоторое время назад она освободила от целлофановой обертки, теперь почти весь был испещрен записями.
— Ты это слышала? — спросил Константин, присаживаясь.
— Если ты имеешь в виду Ицхака, то да.
— Ты… знала?
— Да, — вторично кивнула она.
Он оперся локтями на стол и взъерошил волосы.
— Так я и знал. Сукин сын! Пока все стояли на голове и пытались спасти его задницу, он преспокойно сливал информацию Мустафе! — Он снова посмотрел на Нурит. — А… про Габриэль ты тоже знала?
— Нет. Но зато удивилась, что знаешь ты.
Константин положил перед ней список, составленный Саидом.
— Давай сделаем вот что, — сказал он. — Во-первых, мы с тобой уже достаточно поделились друг с другом личными тайнами и продемонстрировали свою компетентность в разных областях нашей работы, а поэтому мы закончим откровенничать. И ни с кем другим откровенничать не будем. По крайней мере, до того, как начнется и закончится операция. Во-вторых, возьми запись допроса и подержи ее у себя. Пока никому не следует ее слушать.
— Как скажешь. Ты — руководитель отдела по ведению допросов, а я — твой советник. Я обязана выполнять твои указания. И я могу только посоветовать что-либо.
— Ты уже сегодня достаточно мне посоветовала. — Константин помолчал. — Мне следует попросить прощения. Я разговаривал с тобой довольно грубо.
Нурит положила список в папку с остальными документами и закрыла ее.
— Мы все ждем, чтобы это закончилось, — сказала она. — И это скоро закончится. Но сейчас ты должен держаться молодцом.
В комнату заглянула светловолосая девушка.
— Доктор, — сказала она, обращаясь к Нурит, — вас к телефону.
— Это тайный поклонник? — спросил Константин, посмотрев на нее.
Девушка покраснела.
— Нет, сэр, — ответила она, — это майор Толедано.
— Майор Толедано на роль тайного поклонника не подойдет, — рассмеялась Нурит. — Уж слишком он предсказуем. Ты сможешь дать ему приличную фору.
Глава 18
Неделя была проведена в ожесточенных спорах, предметом которых являлся не исламистский террор и не предстоящая операция, исход которой обещал быть судьбоносным, а… снег. Борьба разгорелась нешуточная. К лагерю Константина, который заявлял, что снега не будет, присоединились майор Толедано и лейтенант Гордон. А Нурит, Габриэль и Лия были уверены, что снег будет. К женшинам присоединился и Ронен, не побоявшись насмешек со стороны коллег. Насмешек не было, но и Константин, и Боаз, и Гилад приводили доводы в пользу того, что снег в такое время года пойти не может.
— Это вам не Швейцария, где снег держится Бог знает сколько, — говорил Константин.
— Никогда на моей памяти не бывало снега в такое время, — не отставал Боаз.
— Даже если и будет снег, он будет противным и мокрым и растает через полчаса, — завершал не столь категоричный, но уверенный в своей правоте Гилад.
— Вот увидите, снег обязательно пойдет, — не соглашалась Лия. — И уж точно не растает через полчаса!
— После такого похолодания должен пойти снег, — авторитетно заявляла Нурит.
— Зима выдалась холодная, снег может пойти в любое время, даже в начале весны, — уверял Ронен.
А Габриэль была уверена в том, что мужчины попросту сговорились и упрямятся не потому, что их интересует снег, а потому, что не хотят уступать женщинам.
— Вы шовинисты, — заявила она.
Больше всех это заявление задело Константина.
— При чем тут шовинизм? — недоумевал он. — Думаешь, я настолько глуп, что могу позволить себе самоутверждаться за счет женщины? Или это единственный аргумент, который ты можешь предложить? Подумать только — обозвать меня шовинистом!
Доктор Мейер пыталась не допустить слишком резких суждений с обеих сторон, а Ронен начал чувствовать себя неуютно после заявления Габриэль — он не знал, как ему на это реагировать. С одной стороны, чувство мужской солидарности не позволяло ему спускать ей с рук такое оскорбление. С другой стороны, он был уверен, что прав, а поэтому положение его было затруднительным. Одному были рады все — дурашливый спор позволял разрядить обстановку.
… Снег выпал в ночь с пятницы на субботу. Выпал рано утром, часа в четыре, и накрыл пушистым белым ковром район, а потом и город. Несмотря на поздний февраль, он был крупным и мягким, похожим на клочья ваты. И таять не собирался. Он продолжал идти, покрывая улицы, дома, переулки и машины. И субботний Иерусалим из хмурого, хоть и предвкушавшего весну города, превратился в город из сказки.