Успешность эволюции птиц привела их к завоеванию мира, географической и экологической экспансии. Представьте себе тот диапазон природных условий, к которым птицы приспособились в процессе эволюции. Сравним, к примеру, крошечных желтоголовых корольков, высиживающих яйца в комфортабельных, богато выстланных перьями гнездах на севере Европы, и массивных императорских пингвинов ростом немногим менее полутора метров, которые выводят птенцов в Антарктике при температуре –50 °C во время антарктической зимы. Или серых чаек, высиживающих яйца в пустыне Атакама в Чили, где дневные температуры превышают +50 °C, с поганками и гагарами, которые строят плавающие гнезда на болотах. А каков контраст между большеногами, самки которых откладывают яйца в подземные инкубаторы из гниющей растительности, и кайрами, выводящими потомство на голых скальных карнизах, загрязненных птичьими испражнениями, и без всякого гнезда!{333}
Именно это великое разнообразие ландшафтов и климата нашей планеты стало первопричиной того, что под давлением естественного отбора размеры, форма и окраска птичьих яиц эволюционировали в разных направлениях, чтобы наилучшим образом соответствовать прочим аспектам биологии конкретных видов и экологическим особенностям мест их обитания[69]. И неудивительно, что мы думаем о яйцах как о чем-то совершенном, как о конечном результате длительного процесса адаптаций к той среде, в которой в течение тысяч и миллионов лет протекала история того или иного вида птиц. Замечательно, что в распоряжении естественного отбора изначально было достаточно генетической изменчивости для создания такого множества остроумных компромиссов между многочисленными и разнонаправленными его воздействиями на способы размножения пернатых.
Совершенство – понятие относительное. Птичьи яйца совершенны лишь в том смысле, что они представляют собой оптимальный компромисс между разными направлениями давления отбора. Если направление давления отбора меняется, то совершенство, как мы видим его теперь, может перестать быть таковым в будущем.
Возможно, наилучшим образом эта идея оправдывается в массовом эксперименте, которым можно считать промышленное птицеводство. Сутью эксперимента стало решение инкубировать яйца искусственно. В самом деле, можно ли представить себе более кардинальное изменение процесса воспроизводства потомства у кур, чем отнять у них яйца, чтобы затем на основе множества изысканий искусственно воспроизвести оптимальные условия их инкубации для получения цыплят безупречного качества? Нечто подобное может случиться при изменении климата. Если изменения условий окружающей среды протекают не слишком быстро, птицы и их яйца могут эволюционировать таким образом, чтобы приспособиться к ним. В процессе эволюции птицы приобрели замечательную гибкость в поведении и физиологии, позволяющую им приспособиться к различным ситуациям, в которых приходится насиживать кладку. Это не сводится лишь к тому, что разные виды в процессе эволюции приобрели особое строение яйца для противостояния различным обстоятельствам. Как мы видели в главе 2, физиологическая гибкость позволяет конкретной самке данного вида создавать яичную скорлупу разного строения в зависимости от того, на какой высоте находится местность, где она гнездится (на уровне моря либо в том или ином высотном поясе гор). Обладают ли птицы физиологическими механизмами, необходимыми для несения яиц с разными особенностями морфологии в ответ на изменения температуры, содержания углекислого газа или влажности в результате климатических изменений, – ученым еще предстоит выяснить. Так или иначе, яйца в музейных коллекциях могут оказаться бесценным хранилищем данных для реконструкции истории климатических и иных изменений на нашей планете, подобно тому, как ботаникам удалось проследить изменения климата в прошлые эпохи, анализируя плотность устьиц в листьях растений из гербариев, собранных за два последних столетия{334}.
И наконец…
На Земле сейчас насчитывается около пяти миллиардов кур-несушек. Один только Китай производит 490 миллиардов яиц в год, США – 90 миллиардов. Этот уровень производства достигнут путем селекции и тщательного контроля окружающей обстановки. В результате одна курица-несушка в промышленном птицеводстве дает сегодня около 300 яиц в год, тогда как у банкивской курицы – дикого предка домашних кур – кладка самки состояла из дюжины яиц. Яйца – важная составляющая и нашего питания, и нашей культуры.
Человек потребляет много куриных яиц: каждый житель Великобритании съедает около 200 штук в год – в целом это составляет 11,5 миллиарда. Они дешевы и питательны, и их потребление поощрялось рекламой, например живучим лозунгом 1950-х гг.: «Катись на работу на яйце» (Go to work on an egg), – Британского совета по маркетингу яиц. В нем подразумевается, что яйцо на завтрак дает хорошее начало дня{335}.
Яйца являются символом плодовитости, более практичным и полезным, чем столь же важные сперматозоиды; почему-то выражение «пасхальный сперматозоид» не обладает подобной привлекательностью. В умеренных областях мира птицы, в том числе домашние на фермерских подворьях в прошлом, начинают размножаться ближе к Пасхе, реагируя на увеличение длины светового дня. Наряду с символикой воплощения новой жизни и возрождения в широком смысле для христиан пасхальное яйцо символизирует воскрешение Христа. Католики окрашивали куриные яйца в красный цвет его крови. Скорлупа символизирует его гробницу, так что, разбивая ее, верующий словно бы открывает выход из нее, разбивание скорлупы – открытие этой гробницы. Но религиозные корни обычаев, связанных с пасхальными яйцами, отступили со временем на второй план, как случалось со многими другими ритуалами. Отчасти это произошло с появлением широко распространенной традиции украшать куриные яйца, зачастую весьма искусно и красочно, а также детской игры «охота за спрятанными яйцами», а более всего – благодаря массовому производству и потреблению шоколадных яиц[70].
Другой знакомый англичанам образ яйца – это Шалтай-Болтай, человек-яйцо, или антропоморфное яйцо. Шалтай-Болтай, впервые появившийся в загадке или в детском стишке в конце 1700-х гг., падает со стены, разбивается, и его уже не удается восстановить в прежнем виде. Изначальный смысл стихотворения утрачен, но, возможно, Шалтай-Болтай отображает в символической форме недолговечность или уязвимость человека, а также трудности переосмысления себя после жизненной катастрофы. Шалтай-Болтай получил второе рождение в книге Льюиса Кэрролла «Алиса в Зазеркалье», написанной в семидесятых годах прошлого века. Там он изображает литературного критика самого худшего пошиба, упражняется в пустословии, которому пытается придать глубокомыслие, с намерением поставить в тупик наивную девочку Алису{336}.
Да я и сам посвятил себя оологии – разделу орнитологии, занятому изучению птичьих яиц. Я исследовал кайр на протяжении сорока лет. К этому меня побуждала главным образом их уязвимость к последствиям загрязнения моря людьми, и ради их охраны я всячески пытался добиться полноценного понимания их биологии, в том числе адаптивных особенностей их яиц. Кайры, которые выглядят не столь симпатичными, как красавцы тупики, и, по мнению многих, менее их нуждаются в охране, в действительности являются краеугольным камнем царства птиц в морской экосистеме Северного полушария. Они занимают ключевое место в морской пищевой цепи. Но каждый год десятки тысяч этих пернатых погибают самой мучительной и ужасной смертью от нефтяного загрязнения океана, и еще большее их количество – в результате изменения климата и перепромысла рыбы. Кайры – наш барометр благополучия природы моря, и если нам не удастся их защитить, продолжая хищнический лов рыбы, не умея предотвращать нефтяное загрязнение и не обращая внимания на изменения климата, то мы почти в буквальном смысле убьем курицу, несущую золотые яйца.
После двадцати пяти лет непрерывного финансирования моего долгосрочного исследования кайр, со стороны правительства Уэльса, оно прекратилось в конце 2013 г. из-за нехватки денег. Проект, посвященный кайрам острова Скомер, умер – одна из множества случайностей в нашем непостоянном мире.
И как только финансирование было урезано, весной 2014 г. несколько страшнейших штормов из сохранившихся в памяти людей – часть нашего меняющегося климата – привели к гибели на западном побережье Европы не менее 50 000 морских птиц. Штормовые условия мешали этим пернатым эффективно кормиться, и наступил их массовый падеж от голода. Событие в печати назвали «катастрофой в мире морских птиц». Около половины трупов принадлежало кайрам. Многие из них носили кольца, которыми их снабдили на Скомере, и я называю их моими птицами в том смысле, что их сохранение – это моя обязанность.
Важная задача – понимание последствий этой катастрофы. Поэтому я вновь обратился к правительству Уэльса, объяснил ситуацию и поинтересовался, не могли бы они пересмотреть свое решение, чтобы восстановить финансирование моего проекта. Я писал статьи о необходимости этого, апеллировал к прессе – но без всякого результата.
К счастью, в самом скором времени мой университет пришел на помощь и предоставил необходимые средства, чтобы я мог завершить полевой сезон 2014 г. и получить представление о том, как подействовала катастрофа на состояние популяции местных кайр. Неудивительно, что главным последствием оказалась чрезвычайно низкая выживаемость птиц в зимний период, к началу которого в живых осталось значительно меньше особей, чем в предыдущие годы. Уже одно это привело к потере многими птицами своих партнеров, с которыми в благоприятных условиях они могли бы поддерживать отношения всю последующую жизнь. Многие особи были вынуждены вновь подыскивать пару и начинать с нуля долгий процесс установления взаимовыгодных партнерских отношений. Нетрудно видеть, что катастрофы вроде упомянутой требуют от популяции нескольких лет для устранения последствий, и изучение того, как именно это происходит, нуждается в финансировании со стороны организаций, заинтересованных в развитии науки.