— Моя личная? Больше ничья? – уточнила я.
— Конечно. Леди Вердэ заплатила моей семье за всю мою жизнь…
— И ты будешь верна мне до конца моих дней?
— Конечно! – это Лизи сказала с особенным удивлением, словно такие-то вещи знает каждый. Потом подумала и добавила: - Мои бумаги у вас, и в них есть запись от моего отца. Вы выдаёте меня замуж за слугу мужа или человека из его дома, но не в коем случае не расстаётесь со мной. Я могу стать кормилицей ваших детей, как Ванессса когда-то стала вашей кормилицей… но у неё рождались лишь сыновья, и леди Вердэ, вашей матушке пришлось взять меня, чтобы у вас с детства была компаньонка.
— Отлично, Лизи. Тогда я должна тебе кое-что сказать. Присядь, я похлопала на свободное место рядом с собой, но девушка отшатнулась. – Садись, - уже более настойчиво сказала я, и она присела на самый край.
— Что-то случилось с моей памятью. Может, ударилась где-то… Я не падала, ты не помнишь? – я глянула на девушку, и та покрутила головой. - Так вот, Лизи… я не помню ничего из своей жизни.
— Ка-ак? – девушка привстала, повернулась ко мне, а потом присела к моим ногам, обняла их и так горько заплакала, что я сначала даже испугалась.
— Это не страшно, как и то, что мы уезжаем. Но ты сегодня должна рассказать всё, что мне нужно знать. Иначе… - я вдруг подумала, что не знаю, что происходит со служанками, когда их леди, допустим, помещают в психушку или она погибает. – Если со мной что-то случится… какова твоя судьба?
— Это будет решать ближайший родственник. У вас это брат или ваша тётка, - при упоминании тётки глаза её стали такими большими, что я поняла: переживать мне не за что. Она понимает, что моё благополучие сейчас – гарантия её более-менее спокойной жизни.
— Так вот. Нужно, чтобы никто об этом не узнал. Иначе, уверена, Диана не захочет иметь дома мою служанку. Тебя точно отдадут в дом Лилит. Поэтому, милая, ты должна мне помочь. Это сейчас важно для нас обеих. Даже важнее, чем моя одежда, - я заметила, что чулки сложены настолько аккуратно, что меня начало подташнивать.
— Конечно, леди. Я готова во всём вам помочь. Спрашивайте, что вы хотите знать? – девушка, наконец, осознала всю серьезность ситуации и взяла себя в руки. А я поняла, что эта девушка просто из обычного закона логики не сможет мне навредить, и на душе стало легко.
— Раз вариант с бароном мы уже отмели, мне неинтересно почему. А вот вариант с тёткой… чем он плох?
— Всем, леди. Её дом – тюрьма, в которой все ходят, когда она говорит, и стоят, когда она велит. Там даже разговаривать нельзя, пока она не позволит или не спросит. А еще… она владеет несколькими домами для стариков…
— И что? Это ведь значит, что она добра к пожилым, помогает тем, кто не может позаботиться о себе. И все это она делает без мужа. Она же вдова? – подытожила я.
— Она — чёрт в юбке, леди. Говорят, она и мужа в молодости сама… это..
— Убила? – уточнила я.
— Говорят…
— Кто говорит? Если ты сейчас мне рассказывала, что у неё дома нельзя говорить?
— Она сама на это намекает, - прошептала Лизи и снова расплакалась.
— А вот это мы ещё посмотрим, милая, ещё посмотрим. Умывайся, и мы продолжим разговор. А я помогу тебе всё собрать.
Я принялась абы как складывать в тряпичную плотную коробку свои чулки. А плачущая девушка смотрела на это с ещё большим испугом.
Глава 8
За завтраком стояла такая тишина, что тикающая стрелка часов отдавалась в голове колокольным набатом. Одетые так, словно только что явились с высокого приема, брат с женой, сидя с прямыми спинами вкушали отвратительнейший в моей жизни завтрак. Совершенно серая, совсем не соленая каша была сухой, будто зерна залили недостаточным количеством воды, и после этого они стояли не меньше суток, теряя хоть какую-то влагу.
— Я знаю, что вы рады выпроводить меня поскорее, любимые родственнички. Не хотела ничего особенного говорить, но должна признаться: я с радостью покидаю этот дом. Еда здесь дрянь, вы напыщенные куклы. Один только дом вызывает сожаление. Дом хорош! – я переложила туго накрахмаленную салфетку с колен на стол.
Радостно, не привстав, громким скрипом разрывая замогильную тишину, подвинула стул, и направилась в сторону выхода. Где с моим несессером, одетая, как и я, по-уличному, ожидала меня Лизи.
— Нам песня строить и жить помогает… - напевала я, с улыбкой подходя к своей напарнице по ссылке.
— Карета леди Лилит прибыла. Ваши вещи уже уложены, леди Стефания, - тихо сообщила Лизи.
— Адьёс, черти скучные! – не поворачиваясь к ненавистной паре, махнула им над головой тонкими, почти невесомыми перчатками, поданными мне Лизи, и принялась их натягивать. Потому что, как проинформировала она меня, «на людях леди не показывают руки без перчаток».
Я не хотела верить, что жизнь здесь так уж плоха. Потому что если это жизнь, мне уже всё нравилось, и никто не мог отбить мою любовь к ней!
Карета, похожая на «воронок», только средневековый, ожидала за воротами. И я, наконец, попав на улицу, даже не посмотрела по сторонам, потому что транспорт шокировал сильнее всего, что случилось со мной здесь за всё время. А точнее за два неполных дня.
Черный короб, стоящий на рессорах и запряженный в пару таких же черных лошадей, казалось, послала за мной не тетка, а сам Танос, чтобы доставить в царство мёртвых. Мелкая решетка на небольшом окне только подтверждала предположенное мною. Резные финтифлюшки, украшающие «коробчонку», радовали глаз и «веселили» так же, как рюши на гробе моей соседки, такой же стародавней бабки, какой была я, но ушедшей пораньше.
— Моя тётка владеет тюрьмами? И прислала за мной рабочий транспорт? – глянув в глаза мужчины, открывшего передо мной дверь, спросила я. Он и ухом не повёл, и мой вопрос остался висеть в воздухе.
Внутри всё было не так уж и плохо: обтянутые бархатистой синей тканью диваны вполне впечатляющей мягкости и высоты. Ненавязчивый, видимо, оставшийся от хозяйки или используемый тут постоянно аромат лёгких духов. И даже подлокотник, на который я оперлась сразу, как за нами с Лизи захлопнулась дверь.
— Хорошо, что внутри все синее, а не красное, иначе было бы ощущение, что сажусь в калошу, - хихикнула я, но Лизи мою шутку не оценила, а лишь свела брови.
— Синий – цвет дома леди Лилит, - проинформировала она.
— А какого чёрта карета выглядит как гроб на колёсах?
— Что? – Лизи снова свела брови.
— Ладно, беру свой вопрос назад.
Я намеревалась смотреть в окно, знакомиться с неизвестным мне городом и надеялась узнать место и время.
— Не нужно так близко держать лицо, леди, - Лизи была несколько взвинчена.
— А что? Могут плюнуть простолюдины? – хохотнув, спросила я.
— Что вы, этого здесь не дозволено…
— Значит, запрещено. Зна-ачит, были попытки?
— Нет, что вы. Кареты лордов пропускают все возницы! Большая честь служить лордам в Берлистоне и во всем графстве Коул. Все они имеют королевскую кровь, - я услышала в голосе служанки гордость.
Неширокая дорога явно вела под горку, и мне прекрасно были видны бесконечные сады, довольно чистые улочки и редкие дома, утопающие в зелени.
А потом возница приказал занавесить окна, и Лизи беспрекословно выполнила его указание: задвинула шторку по протянутой над и под окном верёвке.
— Еще чего! Нет уж, мне очень интересно, что мы сейчас увидим, - я обратно расчехлила окно.
— Это рабочий район. И мы не можем его объехать: местность гористая. Запахи здесь такие, что можно пропахнуть.
— Чем? – мне стало неуютно.
— Дымом, плавящейся рудой и еще чем-то, - было ощущение, что Лизи описывает то, о чем не знает сама, а лишь слышала краем уха.
Когда дорога вильнула и въехала в узкую улочку, где с трудом разъехалась наша карета и телега с высокими бортами, я замерла. С обеих сторон высились кирпичные трехэтажные здания, увитые, как плющом, железными лестницами. Застеклённые окна в них были такими грязными, что не было сомнений – это фабрика.
Запах и правда стал резким, щекотал в носу и вызывал желание чихнуть. Люди, бредущие вдоль зданий по узенькому тротуару, казалось, не замечали этого запаха: смеялись, разговаривали, поднимали руку и с улыбкой приветствовали друг друга.
Все мужчины одеты похоже: штаны на подтяжках, серая рубашка, безрукавки разных фасонов, кепки. Лица грязные, как и руки. Но всех объединяло одно – они улыбались друг другу, хлопали друг друга по спине при встрече и торопились дальше, видимо, по делам.
Женщин в этом районе я увидела лишь пару: невысокую молодую девушку лет восемнадцати в коричневом шерстяном платье с воротничком серого цвета, в шляпке и с мешком в руках. И женщину лет сорока в синей блузке, заправленной в пышную и длинную юбку с широким поясом. Она несла пару корзин, накрытых тряпками. Тоже в шляпке, туго подвязанной под шеей.
«Женщины здесь тоже работают или эти забрели по делам? Может, принесли обед мужьям или просто шли мимо района? Ведь Лизи сказала, что миновать эту улицу невозможно.», - обдумывала я, вовсе не переживая о встрече с тёткой.
Минут через двадцать, когда фабрики и склады закончились, дорога стала шире и как будто веселее. Только когда я увидела деревья и больше людей разного пола, поняла, что мы въехали в жилой квартал. Двух- и трехэтажные такие же кирпичные дома, между которыми натянуты верёвки с сохнущим бельём, бегающие дети, женщины, продающие что-то с лотков, собаки.
— Долго ещё? – специально громко, чтобы услышал возница, спросила я.
— Через десять минут будем на месте, леди, - спокойно и без эмоций ответил мужчина снаружи.
— Ужасно, правда? – Лизи с трудом сдерживала слёзы, смотря на улицу.
— Что ужасного? – я внимательно посмотрела на людей, но не нашла то, что назвала бы ужасным.
— Жить здесь ужасно, леди. Всё это ужасно: нищета, этот запах, эти страшные дома и улицы, эти люди, - она вела себя как кисейная барышня, и я поняла, чт