Изнутри доносились мерзкие звуки, напоминавшие громкое чавканье. Крепкие челюсти неведомого существа без труда справлялись с костями и сухожилиями, методично перемалывая их в кровавую кашицу. Чудовище довольно урчало, его громкий голос далеко разносился среди таинственного безмолвия зимнего леса.
Туган подполз ближе. Чавканье и треск костей становились все громче, невыносимее. К горлу подступил ком из едкой желчи, голова окунулась в густой тошнотворный дурман.
Он остановился у распахнутой деревянной двери, в двух шагах от чудовища. Заглянул внутрь – туда, где в холодной полутьме виднелся до ужаса знакомый силуэт.
Охотник закричал, но голос подвел его, и вместо крика ярости из глотки вырвалось нечто, похожее на сдавленный вой. Не поднимаясь, Туган вскинул берданку, прицелился. Руки дрожали, спина чудовища плясала в мушке прицела. Палец надавил на спусковой крючок.
Огромный волк бросился на него сзади, придавил. Крепкие челюсти вцепились в затылок, не давая пошевелиться. Дохнуло смрадом. Раздался короткий хруст, и глаза охотника стремительно наполнились густой вязкой чернотой, словно кто-то вылил на него сверху ведро с чернилами.
На доли секунды угасающее сознание зафиксировало силуэт стоящего на четвереньках черноволосого старика, погрузившего окровавленный рот в разодранное нутро мертвой Райды.
Яг Морт ел.
Вадим ГромовБольшая игра
– До Гренадерской возьмите…
Ломцов ссыпал горсть монет в узкую жилистую ладонь пожилого меланхоличного водителя «адреналиновой-резиновой». И боком пробрался в конец тесноватого салона к последнему свободному месту.
Сел, устало закрыл глаза. Желание было лишь одно – как можно быстрее отрешиться от помеси дурдома и каторги, в которую превратилась рабочая неделя, предшествующая визиту руководства с самых что ни на есть головокружительных верхов. Хорошо хоть – выходные не тронули, а то ведь витали слухи…
Смартфон в нагрудном кармане жилетки потревожил долгожданный отдых коротким и звучным звоном разбитого стекла. Эсэмэска. Опа-па, никак зарплата? Самые смелые прогнозы же были на вторник-среду, не раньше…
Захар приоткрыл один глаз, вжикнул молнией кармана и вынул видавший виды, но почти безупречно несущий службу «LG». Ага, точно, осчастливили капиталисты: не иначе перед большими боссами лоск наводят по полной программе. А подобная новость означает…
В груди немедленно зашебуршилось приятное предчувствие. В этот раз должно повезти. Обязательно должно: после муторной – почти на износ – пахоты просто не имеет права не повезти. Как минимум десятка, а то и по верхней планке. Ведь улыбается же когда-то по-крупному: а почему бы не ему и не сегодня?
Захар все-таки забылся в чуткой четвертьчасовой дреме. Но после протяжного, гортанного объявления: «Слэду-у-ущ Грэнадэрска-а-а» – мгновенно открыл глаза. Зевнул – скупо, яростно – и начал пробираться к выходу.
Автоматические двери небольшого торгового комплекса «ХороШоп» послушно разъехались, Ломцов нырнул из позднеапрельского холодка в тепло и размашисто, нетерпеливо зашагал к стоящему неподалеку банкомату. Снял деньги, пошел в глубь здания, гадая, кто сегодня работает – Мария Иннокентьевна или Людочка.
В небольшом отделе с канцелярией, игрушками, прессой и легковесным чтивом восседала вторая. Похожая на молоденькую Крачковскую пышка держала в левой руке надкушенную зефирину, а правой вдохновенно пальпировала лежащий на прилавке планшет. Как пить дать – успешно громя очередную демоническую армаду клинком и магией виртуальной воительницы. Непременно фигуристой, и стопроцентно – неотразимой.
«Когда ж я тебя с книжкой-то увижу… – Ломцов даже покачал головой. – Эльфийская повелительница желтой прессы и шариковых ручек».
До отдела оставалось шагов пять-шесть, и Захар громко кашлянул, привлекая к себе внимание. Людочка ткнула пальцем в угол гаджета, явно поставив фэнтезийное побоище на паузу. Быстро погасила гримаску недовольства, посмотрела на Ломцова.
– А, ты… Привет.
– Вечер добрый, – улыбнулся Захар. – Давно не виделись. Как торговля?
Людочка неопределенно повертела зефириной в воздухе, на глуповатой мордашке появилось выражение «а тебе-то не пофиг?». Потом все-таки протянула:
– Ну-у-у, более-менее… А ты просто так или…
– Или, – мягко прервал ее Захар. – Доставай, не томи. Душа просит азарта.
«Пышка» слегка оживилась.
– Каких?
– Русское давай, Бинго, семь из сорока девяти, Золотой ключ… «Моменталки» тоже. На три тысячи возьму.
В лотереи Захар играл последние шесть лет из своих тридцати четырех. Покупал билеты каждый месяц, отводя на них не больше десяти процентов от зарплаты. Ухитряясь (во всяком случае, пока) не переходить черту, за которой увлечение приобретает черты болезненной необходимости. Игра была своеобразной отдушиной; если не лучиком света в безрадостном существовании, то чем-то очень близким.
Семьи и настоящих друзей у Ломцова не было. Были – однушка в панельной пятиэтажке, постепенно становящаяся нелюбимой работа и одиночество. Для родителей Захар оказался ребенком поздним, нежданным: и, когда сыну исполнилось двадцать пять, они продали свою двухкомнатку, купив Захару жилплощадь поменьше. А разницу увезли с собой на малую родину – в тихий южноуральский городок, где умерла родная бездетная сестра матери, оставившая родственнице квартиру в бывшем купеческом особняке. Бросать большой город и врастать в новые реалии Ломцов отказался, а родители сильно и не настаивали. Ну в самом деле – не маленький уже. Руки и голова на месте, работа есть, вредных привычек нет: не пропадет… Заверили, что всегда будут рады его появлению – хоть на час, хоть на всю оставшуюся жизнь – и уехали.
Своим одиночеством Захар был обязан трем вещам. Более чем заурядной внешности, маленькому росту и – неискоренимой робости в общении с прекрасной половиной человечества. Нет, конечно же, робость не подгребала под себя бытовые и рабочие моменты, но пригласить понравившуюся ему девушку хотя бы просто посидеть в кафе для Ломцова было делом непосильным. Как назло, он западал только на настоящих красавиц: неважно, умных или не очень, но, вне всякого сомнения, знающих себе цену. Которую Ломцов был не в состоянии заплатить.
Захар разбавлял одиночество как мог – книгами, тренажерным залом, общением в соцсетях, фильмами, домашними делами, игровой приставкой… Потом в его жизнь пришли лотереи. И почему-то именно они приносили облегчение – ощутимое, пусть и не полное. Это могло показаться странным, но Ломцова не тянуло ни в интернет-казино, ни играть на тотализаторе или в покер. Азарт любил гулять только по тропинке, выложенной из разномастных лотерейных билетов…
В довесок к этому появилась мечта: выиграть много и сразу, после чего – без затей купить себе одну из броских длинноногих куколок. Хотя бы так, если уж не получается по-другому…
– А это что, новая какая-то?
Ломцов взял в руки картонный прямоугольник, вгляделся…
Незнакомый кусочек азарта был пестрым, как витрина в магазине красок. Из золотистой штуковины, изображенной в верхнем левом углу карточки и отдаленно схожей то ли с рогом изобилия, то ли с облачком, щедро сыпались разноцветные купюры и монеты.
Название, не то для контраста, не то для напоминания о двух сторонах бытия, было вытеснено внизу карточки округлыми, черно-белыми полосатыми буквами, при взгляде на которые моментально вспоминался наряд узника. Оригинальностью оно тоже не блистало.
«Большая игра».
Цена «100 рублей» на билете значилась, а вот сумма максимального выигрыша – почему-то нет. Серебристое поле для стирания тоже оказалось лишь одно, сзади, зато на две трети «моменталки». Захара это почти не смутило. Наоборот, заинтриговало еще больше.
– Где новая? – вяло удивилась Людочка. Ломцов показал ей билет. «Пышка» подняла брови, недоуменно моргнула.
– Ну да, не помню такую… Мария Иннокентьевна принимала, наверное. А мне чего не сказала? Опять забыла?
– Это вы сами разбирайтесь. – Захар почувствовал прилив азарта. Он любил новые лотереи, в них ему чаще всего везло, пусть и не по-крупному. – Еще такие же есть?
Людочка с относительным старанием поискала под прилавком, заглянула в стоящую на стеллаже коробку, вторую…
– Не-а, одна только.
– Жаль. Ладно, беру. Считай, сколько там, чтобы мне из лимита не вылезти…
Две «моменталки» из спортивной серии Захар проверил «не отходя от кассы». Пусто. Неудача лишь раззадорила и без того обострившиеся эмоции, но Ломцов решил умерить их до дома. Коротко попрощался с Людочкой, вновь нырнувшей в планшетно-зефирный омут: покинул «ХороШоп».
Дома он разогрел ужин, неспешно поел, старательно сдерживая нарастающее нетерпение. Посмотрел две серии «Во все тяжкие» на ноутбуке. Когда время приблизилось к половине десятого, Захар налил себе чаю и принес половину «моменталок». Неторопливо, предвкушая, разложил их на столе аккуратной дугой-подковой: на счастье. «Большая игра» красовалась посередине.
Ломцов взял крайний левый билет, азартно выдохнул:
– Ну, ловись удача, большая и большущая…
Эта «моменталка» оказалась выигрышной: двести рублей. Захар довольно прищелкнул языком и взял крайнюю справа.
Пусто.
Третья, четвертая, пятая… Ко времени, когда на столе осталась лишь «Большая игра», компанию выигрышному билету составили еще два. Фортуна благосклонно приплюсовала шестьсот рублей: пятьсот и сто.
Захар взял последнюю «моменталку».
– Давай, милая… Мечты сбываются.
Пятирублевая монета в его пальцах заскользила вверх-вниз, стирая серебристое покрытие короткими выверенными движениями. «Большую игру» тру-тру, денег мешок соберу. Раз-два. Раз-два…
«Ну, и что это у нас тут за письмена древних цивилизаций? – Спустя несколько секунд Ломцов прекратил орудовать монетой, озадаченно вгляделся в первое открывшееся изображение. – Белибердятина какая-то. Или… на плечо вроде бы смахивает».
Он повертел билет так и сяк, медленно отодвинул на расстояние вытянутой руки, потом – поднес к глазам. То, что красовалось на картинке, и в самом деле больше всего походило на плечо. Правое, вид спереди.