– Наверное, – ответил Андрей.
Фигурка ему не нравилась. Кому вообще нравятся головы отдельно от тела, если, конечно, это не маски?
– Это паперкрафт.
– Что?
– Модель из бумаги. Дословно «бумажное ремесло».
– Как оригами?
– Не совсем. Оригами делают из цельного листа, без ножниц и клея.
– И чем заслужил?
Оля смутилась. Ее окружали фиалки – фиолетовые, розовые, бордовые, даже зеленые; горшки стояли везде, где оргтехника и канцелярские принадлежности дали слабину.
– Чтобы поднять настроение. В прошлый понедельник ты был сам не свой.
Оформляя четыре дня за свой счет, он ни словом не обмолвился о причинах; работы в отделе было мало – начальница легкой рукой подмахнула заявление. Он простился с бабушкой, помог тете навести мало-мальский порядок в окончательно осиротевшей квартире – последние полгода хворавшая бабушка жила у своей старшей дочери – и вернулся назад.
– Спасибо. – Андрей осторожно сдвинул бумажную голову («как она сказала: папер… что?») на край стола, включил компьютер и подгреб к себе клавиатуру.
Взгляд Оли лип к коже. Андрей сделал вид, что всецело занят экраном монитора. Он мог бы для вежливости спросить: «И давно увлекаешься?» или «Долго такую клеить?», но не хотел продолжать беседу. Ему просто было неинтересно.
С визгом распахнулась дверь, и в кабинет ворвалась старший инспектор Эльвира Михайловна. Обмахнулась яркой, как павлиний хвост, шляпой, шумно выдохнула – краснолицая, взмокшая.
– Ох и спякота! Батюшки, когда же закончится… О, вернулся!
– Вернулся, – подтвердил Андрей.
В кабинете их было трое, но с Эльвирой Михайловной казалось, что не меньше десятка.
– И как? Приженился, небось, втихую?
– Я бы запомнил.
– О, песик! Видел, какую красоту наша Олечка делает? Как назовешь?
– Шарик.
– Несерьезно. – Эльвира Михайловна включила кондиционер – плевать, что старый агрегат дул ровнехонько на Андрея, – повесила сумку и шляпу на вешалку и выбежала в коридор. Ну конечно. Сначала бла-бла-бла с подругами из отдела таможенных платежей, а потом работа.
Интересно, чью голову подарила ей Оля? Совы?
Громыхнула дверь. Андрей зажмурился.
Открыв глаза, он наткнулся на сочувствующий взгляд: Оля нарисовала собаке выразительные глаза – и едва сдержался, чтобы не столкнуть угловатую морду в мусорное ведро.
Ничего нового в этом вашем паперкрафте – он погуглил – не было. Разве что название.
На разворотах советских журналов – взять хотя бы «Сделай сам» – печатали развертки моделей. В школе на трудах он мастерил из бумаги машины и дома, а однажды склеил с отцом большой военный самолет. Самолет даже неплохо планировал. Наигравшись, они устроили самолету «смерть в бою» – подожгли и запустили с балкона.
А еще они делали маски из папье-маше. Сначала лепили основу: отец смазывал лицо Андрея растительным маслом и обжимал пластилиновым блином; пластилин был более податливым, чем тот, что продавали в «Детском мире», отец приносил его с работы; затем подправляли неровности и делали прорези для рта и глаз, после этого смазывали пластилиновую форму маслом и – этот этап нравился Андрею больше всего – клеили полоски и кусочки газетной бумаги, слой за слоем, промазывая клеем с двух сторон, просушивали, клеили, просушивали, клеили – и наконец снимали маску с основы… Желтоватое лицо из слов, огрызков предложений. Будь его воля, Андрей на этом остановился бы. Но отец не любил недоделки (он и с мамой расстался, как виделось Андрею, потому что не мог довести брак до ума): смешивал гуашь с клеем, покрывал маску, затем брался за акриловые краски, а завершал слоем лака. Большинство лиц или морд получались грустными…
В прихожей Андрей вытряс из пакета бумажную голову. Он забрал ее домой, чтобы выкинуть вдали от доверчивых Олиных глаз, но помешали теплые воспоминания. Левое ухо вмялось внутрь. В глазах стояла мольба.
Ладно, живи. Пока.
После ужина Андрей под пристальным взором ущербного пса валялся с ноутбуком на диване. Скролил картинки и статейки. «Нашел себе хобби на долгие осенние вечера…» – прочитал на очередной страничке и, скривившись, закрыл. На фига он в это полез? Чтобы загладить чувство неловкости перед Олей? Ладно, последняя…
Сайт предлагал наборы выкроек. Слово напомнило о бабушке. Андрей щелкнул на рогатом шлеме. Двадцать листов, на каждом от двух до десяти схем – легких путей не ищем. В объеме шлем смотрелся шикарно. Андрей с сомнением покосился на принтер.
Через три часа он швырнул на стол измазанную клеем деталь и смачно выругался. Хотелось смять все, что успел вырезать и склеить (а успел он немного), и послать «дела бумажные» куда подальше. Он уже выяснил, что для паперкрафта нужен ватман или картон, не помешали бы и лезвия… да пошло оно все…
На следующий день он заглянул после работы в художественный магазин и купил плотную бумагу, шило, набор лезвий и клей-карандаш. Проблем со шлемом по-прежнему хватало: на развертках не оказалось порядковых номеров, поэтому процесс стыковки деталей превратился в головоломку, но теперь дела пошли шибче, что-то стало вырисовываться.
Голову пса он поставил на принтер. Пускай наблюдает за процессом, поганец этакий. Ишь ты, во что его втянул!
За сборкой пролетело четыре вечера. Два раза звонила Ира – Андрей сбрасывал без каких-либо душевных метаний. Глядя на шлем, поворачивая его так и этак – две пары рогов смотрелись эпично, – он чувствовал прилив гордости. Ложку дегтя подкинул черепок, который следовало присобачить между верхних рогов. Черепок состоял из десяти кусочков бумаги, каждый не больше спичечного коробка: три – размером аж с ноготь! Пришлось купить пинцет и лупу на ножке.
Так дерьмо превратилось в хобби.
«Схемы для сборки картонных моделей фирмы J. F. Schreiber, состоящие из…»
Три месяца спустя количество полок в его спальне достигло музейного уровня. Модели, которыми он оставался доволен, занимали на этих полках почетные места, взирали оттуда, дремали, щерились. Больше всего Андрея тянуло ко всяческим монстрам, чем сложнее фигура – тем лучше. Оскаленная акула выныривала из дээспэшной поверхности. С противоположной стены смотрел пустыми глазницами череп бизона. Из угла тянулся скрюченными пальцами демогоргон из «Очень странных дел». Под потолком, жутко раскачиваясь на сквозняке, болтался паукообразный лицехват. Хеллоуинские маски. Двуглавые животные. Клешни и щупальца… Он бы не стал приглашать в эту комнату бабушку.
Гордостью Андрея был хищник, представитель инопланетной расы охотников. Проработанная до мелочей фигура, почти живая, почти пугающая (если бы не симпатия Андрея к вымышленным существам) – паперкрафту подсобило папье-маше, или, скорее, наоборот. Картонную голову хищника он обмазал эпоксидной смолой, обклеил папье-маше (обрывки газет, плавающие в миске с разведенным ПВА, – руки помнили, руки радовались), ошкурил, прорезал мелкие детали и окрасил.
К его инструментам добавились кисточки, краски, ручки для обводки линий, пунктирных и штрихпунктирных, маникюрные ножнички с изогнутым носиком, металлическая линейка, модельный нож, макетный коврик.
Несмотря на успехи и энтузиазм, он скрывал свое хобби – на работе оставался все тем же не самым веселым парнем, который почти не вылезает из монитора и обедает за рабочим столом бутербродами с чаем. Иногда он тайком поглядывал на Олю, желая похвастаться, рассказать о работе над последней моделью, но одергивал себя.
А потом, на излете осени, ему на глаза попалась та самая опись с той самой позицией.
Опись принес толстенький краснощекий инспектор с таможенного поста. Андрей проверил, поставил печать и отдал один экземпляр инспектору. Как только тот ушел, Андрей взял второй экземпляр и нашел нужную строку:
«Схемы для сборки картонных моделей фирмы J. F. Schreiber, состоящие из 12 листов картона формата А4 с напечатанной одной стороной. Находятся в черной папке. Б/у, процент износа 30 %».
Андрея охватил зуд узнавания.
Издательство J. F. Schreiber было пионером в печати трехмерных моделей (до этого фигурки лишь создавали иллюзию объема за счет деталей, приклеиваемых к лицевой стороне плоских силуэтов). Основал компанию Якоб Фердинанд Шрайбер, случилось это в 1831 году в городке Эслинген-ам-Неккар. Издательство выпускало художественные репродукции, детские книжки с картинками, цветные иллюстрации для учебных целей и – моделисты, внимание! – авторские листы с вырезными картинками. Компания существовала и по сей день (Андрей, правда, не был уверен, под каким названием) – по-прежнему радовала детей книгами, переиздавала классику. В Эслингене работал одноименный музей.
Вот так находка! Альбом с выкройками от компании-первопроходца. Интересно, сколько им лет? Вряд ли так уж много (о девятнадцатом веке лучше не мечтать), иначе альбом не попал бы в опись – с историческими ценностями таможня поет по-иному, с музейными нотками. С другой стороны, если листы со схемами хорошо сохранились (30 % износа, на инспекторский глазок), то, скорее всего, им не придали особого значения – просто альбом с картоном, внесли в опись и перешли к следующей позиции. Много ли сыщется на границе фанатов паперкрафта?
Андрей помассировал шею. Так, главное успокоиться. Все равно он сейчас бессилен. Инспектор повез изъятый товар на склад, где сдаст кладовщику. Схемы J. F. Schreiber будут пылиться там до решения суда. Остается ждать.
Хотя… кое-что сделать он все-таки мог.
Когда Олю вызвала начальница, он обратился к Эльвире Михайловне:
– У вас ведь сестра в «Северном» работает?
Торговый дом «Северный» реализовывал конфискованный товар, который хранился на складе головного магазина.
– Работает. Танечка моя, хохотушка. Но ты для нее уж больно молод.
– Есть такой грешок. Но у меня другая просьба. – Он объяснил.
– Тоже увлекся этой аппликацией? Олечка заразила? Или вместе теперь мастерите? – Эльвира Михайловна заговорщически подмигнула.