– Тебе одеяло потеплее дать? – спросил старик, когда мы зашли в комнату. – Я уж угля подкидывать не буду, пусть что есть догорает.
– Не надо. Самогон согреет.
Чувствуя, как от усталости ноют мышцы, я с удовольствием завалился на кровать, не раздеваясь. Пружины заскрипели. Провисли под моим телом. От старого стеганого пледа и подушек пахло пылью и табаком.
Старик бормотал какое-то время, пока расправлял постель в дальнем углу комнаты. Потом погасил свет, и я моментально уснул…
В темноте мое сознание провалилось в глубокую непроглядную яму. Мне снилось, будто я падаю и никак не могу упасть. Где-то вдалеке слышался голос Эдика. Кажется, они с Максом снова кого-то собирались бить. «Пусть бьют, – подумалось мне. – Быстрее раскроется».
Потом я видел сон, в котором бродил по осенней сырой тайге. В воздухе нестерпимо воняло болотом – словно где-то гнил застоявшийся омут. Мне казалось, будто за мной наблюдают – из-за деревьев или, может быть, сами деревья. «Ах да, – вдруг понял я. – Тут ведь и деревьев никаких нет». Все эти искореженные ветки были лапами лесных чертей, кикимор и прочей нечисти, что подбиралась все ближе и ближе – подбиралась незаметно.
Проснувшись в холодном поту, я тихо выматерился. Перевернулся на другой бок…
На этот раз мне снилось, будто я лежу у себя в квартире – на просторной двуспальной кровати, и рядом тихо сопит жена. Она спала спиной ко мне, завернувшись в одеяло, от которого пахло пылью и табаком. Этот запах меня страшно бесил. Из-за него я не чувствовал, как пахнут ее волосы. Мне хотелось вспомнить этот цветочный аромат, ведь я знал, что наутро мы с женой снова поссоримся и она уйдет.
Еще в квартире пахло болотом. На кухне кто-то скрипел и шептал. Соседи сверху, судя по всему, завели лошадь – копыта цокали по потолку, и я слышал, как глухо гремит шифер.
«Странно, – подумалось мне. – Откуда бы там взялся шифер?»
Шум повторился, и тогда я открыл глаза, проснувшись.
В первую секунду решил, что мне это мерещится. Но нет… Вот снова.
Копыта простучали по крыше. Из темноты полз запах болота.
Я почувствовал, как сердце пропускает удар, когда вновь услышал, как кто-то пробежал рядом с печной трубой. Маленькие ножки цокали по шиферинам, и дребезжание эхом разносилось по чердаку. Я слышал все в темноте – сквозь тонкий побеленный потолок. Во дворе тихо скулила собака. Фонарь не горел.
– Саныч, – осторожно позвал я, но старик не проснулся. Он храпел в постели в дальнем углу комнаты.
По крыше снова протопали. В обратную сторону. Кто-то очень маленький, размером с кошку. На двух ногах и с крошечными копытцами.
Позвать старика во второй раз я побоялся. Тянущийся из коридора запах тины стал невыносимым. Сквозь темноту вдруг донесся громкий, но быстро угаснувший треск. Я не сразу понял, что это за звук. Пока не затрещало снова.
«Это из сеней… – дошло до меня. – Погремушка!»
Раздался скрип половиц. Кто-то ворочал колыбель. Двигал ее по полу. Я слышал, как незваная гостья, словно мышь, скребется в сенях. Скребется и стонет.
– Украли. Украли. Они украли…
Приглушенные слова летели сквозь темноту – доносились из-за двери, которую начали настойчиво дергать.
– Украли. Украли! Украли!
Металлический крючок задребезжал, дверь забилась от резких рывков. Я подлетел на кровати – судорожно обшарил ремень и не нашел на нем кобуры. «Твою мать, где пистолет?»
– Украли! Украли! Вы их украли!
Женский голос завизжал в сенях. Крючок зазвенел, готовясь вот-вот выпрыгнуть из скобы.
«В машине, – вспомнил я. – Господи, я же оставил его вчера в машине!»
В поисках хоть какого-нибудь оружия я огляделся в потемках. И замер. Страх сковал меня, когда я увидел черную фигуру, стоявшую напротив окна в двух метрах от кровати.
Фигура пошевелилась. Подняла руку.
– Это я! – заорала фигура, когда я схватил стоявший рядом табурет. – Это я, начальник!
Успев замахнуться, я в последний момент понял, что передо мной всего-навсего проснувшийся старик.
– Говорил же, пропадем! – закричал он, размахивая руками. – Отдай им зыбку! Они за ней пришли!
Женщина в сенях завизжала громче. По крыше опять зацокали копытца. Часто, мелко – словно начался град.
Старик схватил меня за плечи, впившись ногтями, и закричал прям в лицо:
– Отдай им зыбку!
– Она в сенях!
– Тогда что оставил? Вспоминай, быстро! Что оставил?!
– Игрушки… Они в чемодане.
Старик застонал. Отпустив меня, он побежал в коридор. Включил свет, но лампочка тут же взорвалась. Пару секунд я ничего не видел, пока глаза снова не привыкли ко мраку.
– Куда ты их убрал? Куда?
Я разглядел, что старик стоит на коленях. Он опрокинул мой чемодан и потрошил его, вываливая вещи на пол.
– Это они?! – поднял он бумажные свертки. – Они?
– Положи на место!
– Не дури, идиот! Нужно вернуть!
– Я сказал, на место!
В два шага я оказался рядом со стариком и выхватил у него из рук вещдоки. Саныч попытался отобрать свертки, но я грубо отпихнул его, и старик завалился на пол.
– Украли! – визжала женщина за дверью. – Украли! Вы их украли!
Я сам не понял, в какой момент исчез страх. В голове словно что-то щелкнуло, и я вдруг понял, что за дверьми всего-навсего человек. Живой человек. Не больше.
И я был готов узнать, кто именно.
– Нет! – заорал старик, увидев, что я иду к двери. – Не вздумай!
Но я уже схватил ручку и, потянув на себя, откинул вверх крючок.
Отпустить ручку я не успел. Сила, рванувшая дверь, выбросила меня в сени. Я пролетел, оторвавшись от земли, пару метров, и ударился головой о стену.
От женского визга, напомнившего мне козлиный крик, заложило в ушах. Я ничего не видел и не слышал, но запах ощущал отчетливо. В сенях воняло, словно в бочке с протухшей рыбой. Источник зловония приблизился. Склонился над моим лицом. И вновь отдалился.
– Вор! Вор! Вор! – донесся крик откуда-то издалека.
В голове зазвенело. Стоило зрению вернуться, как тошнота тут же подступила к горлу. От удара меня кружило, словно на карусели – мир мельтешил, растекался, и взгляд не мог ни за что зацепиться.
В этом пьяном хороводе несколько раз промелькнул силуэт женщины. Белая сорочка… Распущенные темные волосы… Перекошенное, расплывшееся, словно в кривом зеркале, лицо.
– Вор! Вор!
Я приподнялся на локтях и вновь рухнул. Краем глаза увидел тянущиеся ко мне пальцы – изогнутые, с длинными переломанными ногтями. Пальцы шевелились, словно черви. Ведьма хотела меня придушить, но не могла. Неизвестная сила держала ее и тащила назад.
– Вор!
Сквозь звон в ушах я расслышал далекий крик петуха…
А затем понял, что лежу в сенях, смотрю в потолок, и вокруг нет ни ведьмы в белой сорочке, ни болотного зловония. За окном рассветало.
«Все-таки отключился», – мелькнула мысль. Затылок пульсировал болью. Не знаю, сколько я лежал еще на холодном деревянном полу, пока не нашел в себе силы приподнять голову. В дверях я увидел Саныча. Он стоял, словно окаменев, – держался за сердце и смотрел в то место, где мгновение назад мне мерещилась ведьма.
– Ты видел? – спросил я охрипшим голосом, хотя по взгляду старика и так все было ясно.
Саныч стоял и что-то беззвучно бормотал – одно и то же слово. Присмотревшись к его посиневшим губам, я, наконец, понял, что старик пытается произнести.
«Цветочек… Цветочек…» – повторял беззвучно старик.
– Это она? – спросил я. – Твоя дочь?
Старика словно ударили током. Он вздрогнул, посмотрел на меня так, будто видел впервые в жизни. Я был уверен: сейчас он спросит, кто я такой и что делаю в его доме.
Но старик не спросил ничего. Он развернулся, зашел в дом, и через минуту я услышал тихие всхлипы.
Проснувшись после обеда, я какое-то время лежал в кровати и пытался сообразить спросонья, откуда в моей груди взялось это беспокойное чувство. Словно случилась беда… Что-то необратимое.
Я никак не мог вспомнить, что именно. Пока не повернул голову и не увидел в коридоре опрокинутый чемодан и разбросанные вещи, как память тут же перенесла меня на несколько часов назад. Перед глазами ярко развернулась картина минувшей ночи.
Дергающаяся от рывков дверь. Подпрыгивающий в скобе крючок. И ведьма в белой сорочке.
Я лелеял надежду, что все это мне приснилось. Обыкновенный ночной кошмар. Но когда я встал с кровати и вышел в сени, то увидел на колыбели отпечаток ладони. Грязный и свежий.
– Завтрак на столе, – раздался голос позади.
Я вздрогнул и обернулся. Саныч стоял, одетый в свой вечный тулупчик, и смотрел на меня из-под нахмуренных бровей.
– Спасибо, – кивнул я. – Ты видел?
Я указал на обнаруженный след. Старик какое-то время глядел на колыбель, погрузившись в собственные мысли, а затем, не произнеся ни слова, обулся и вышел из дома.
Через пару секунд я услышал, как во дворе хлопнула калитка.
За завтраком я ел приготовленную стариком перловку и, тупо глядя на печь, думал, как мне теперь жить дальше. Что сказать операм?
«Они ведь не поверят. Даже если Саныч подтвердит, все равно не поверят. Подумают, что мы перепились с ним здесь ночью».
Взвесив все за и против, я пришел к выводу, что лучше не говорить Максу и Эдику ни слова. Иначе они перестанут воспринимать меня как следователя. И вообще… Как здорового человека.
«Нужно отправить колыбель в город, – решил я. – И игрушки тоже. К черту их. Пусть будут подальше отсюда, валяются где-нибудь у экспертов».
Выйдя в сени, я сфотографировал отпечаток ладони на телефон, после чего запаковал колыбель в бумагу и вернулся в коридор. Я хотел забрать игрушки, но, еще даже не глянув на чемодан, все понял.
– Ах ты сука старая…
Свертки пропали. И соломенные куклы, и козлик. Саныч украл их.
В первую секунду я хотел броситься на улицу – догнать старика. Но уже во дворе остановил себя. Подумал: «Куда ты на хрен денешься. Все равно домой вернешься к вечеру. Тогда и поговорим».