– Вот здесь.
– Что значит «здесь»? – спросил усатый. Он стоял, опираясь обеими руками на лопату. – Не видишь разве, что тут уже другой клиент лежит? Пойдем, покажу, где место свободное.
– Нет, – помотал головой егерь. – Яма мне здесь нужна. Если что – готов добавить. В валюте.
Младший выпучил глаза и, перехватив лопату, пошел на егеря. Тот подобрался, готовясь дать отпор.
– Ах ты падла! Да я тебя…
– Спокойно, – осадил его старший и обратился к егерю: – Такое кощунство на целый ящик потянет. И клиент должен остаться на месте.
Младший побледнел.
– Лексеич, ты что…
– Обожди, Костя, – прервал усатый. – Не видишь, нужда у человека? Он безобразий творить не станет – сделает, что хотел, и уйдет. А коли чудить вздумает, так мы разобраться всегда успеем. – Могильщик выразительно качнул черенком лопаты. – Ну так что, по рукам? – Он с хитрецой глянул на егеря.
– Идет, – кивнул тот.
– Э-э-э, не-е-ет, – вполголоса протянул младший. – Я на такое не подписывался, – добавил он скорее для очистки совести. Было понятно, что перечить более опытному товарищу он не станет.
– Ну тогда за работу.
Поплевав на ладони, мужики принялись копать. Работали они споро. Младший скинул рубаху, его поджарое тело лоснилось от пота. Через несколько минут показалась деревянная крышка.
– Вскрываем? – спросил усатый.
Его товарищ поморщился. Судя по нежно-салатовому цвету лица, ему было явно не по себе то ли от происходящего, то ли от выпитого накануне.
– Я сам, – ответил егерь. – Вот. – Он достал из кармана деньги и протянул могильщику.
Тот послюнявил палец и, демонстрируя богатый опыт, ловко пересчитал купюры. Суммы с лихвой хватало на ящик и даже больше.
– Вы идите к себе. А минут через двадцать можете возвращаться и закапывать.
– Псих ненормальный, – пробормотал себе под нос младший, сжимая побелевшими пальцами лопату. Но развивать свою мысль не стал – от денег отказываться не хотелось.
– Пойдем, Костя.
Могильщики ушли, и егерь опустился на колени. Гвозди заскрипели, покидая доски. В нос тут же ударил тяжелый удушающий запах. Крышка отошла не без усилий, с треском, и егерь отложил ее в сторону. Заглянул внутрь. Труп Гриши Яблонского был там, где ему и положено.
Тело мальчика еще не начало разлагаться. Пожелтевшее, будто отлитое из дешевой пластмассы лицо постепенно покрывалось капельками дождя. Несмотря на то, что егерь видывал всякое, в горле встал ком.
Осторожно касаясь покойника, егерь внимательно осмотрел его. Ни следа повреждений от падения – только на шее выделяется багровый рубец. То ли соседский мальчик был прав, то ли похоронщики на славу потрудились, чтобы придать телу божеский вид.
Он стал спускаться ниже, стараясь не упустить ни малейшей детали. Обратил внимание на руки. Правый кулак крепко стиснут. Повинуясь наитию, егерь аккуратно разжал скованные окоченением тонкие пальцы. В ладони мертвеца что-то было. Егерь ухватил и вытащил нечто по виду напоминающее паклю, поднес к свету, рассмотрел. Пакля оказалась клубком спутанных черных волос. Он снова взглянул на ребенка. Русая голова мальчика была коротко острижена. Егерь достал из кармана пакет, сложил в него свою находку и убрал в рюкзак. Постоял минуту, собираясь с мыслями.
Дождь усилился, капли барабанили по капюшону куртки, собираясь в ручеек на спине. Заметно похолодало.
Крышка вернулась на место. Егерь закинул рюкзак на плечо и зашагал к воротам. Башня продолжала чернеть вдали сквозь мокрую серую завесу.
– Ты кого бить-то собрался, медведя? – дядя Миша посмотрел на выстроенные рядком на кухонном столе цветные цилиндрики патронов, оценивая калибр.
– Да кто попадется. Может, и медведя.
Егерь сидел на табурете и, засунув шомпол в дуло лежащего перед ним ружья, елозил внутри неторопливыми размеренными движениями.
– В упор? – Заскорузлый палец провел по стальному стволу с причудливой гравировкой. – Ружье красивое – спору нет, только вот ствол коротковат. – Может, лучше карабин мой возьмешь? Я с ним на лося ходил.
– Спасибо, дядь Миш. У меня свое, заговоренное, – честно ответил егерь.
– Ну как знаешь. – Дядя Миша, кажется, обиделся, подумав, что это такая шутка. – Не пойму я тебя. Что за спешка под вечер идти?
Занавески на кухне были раздвинуты. И хотя за затянувшими небо тучами толком ничего не было видно, солнце, судя по всему, уже клонилось к закату.
– Встал бы завтра пораньше да и отправился, – дядя Миша помолчал. – Глядишь, и я с тобой сходил бы за компанию. Вспомнил былое. А там – бог даст, и дождь перестанет.
«Не перестанет. Да и нельзя тебе со мной, – подумал егерь. – Ты, дядя Миша, охотник, может, и хороший, да только то, что в башне сидит, поопасней всякого медведя будет».
– Я же на разведку просто. Ружье так, на всякий случай.
– Да? А это что? Дядя Миша взял со стола и повертел в руках еще не запечатанный патрон из синего пластика. – Навес какой-то странный, переливается весь.
– Фосфорный, – ответил егерь. И продолжил, подумав, что дядя Миша его наверняка не понял: – Зажигательный, в общем.
– Ясно. – Старый охотник решил не уточнять, зачем егерю в лесу вдруг понадобились зажигательные патроны. – Чудной ты, конечно, малый. Если бы я в людях не разбирался, подумал, что шпион какой. – Дядя Миша кашлянул в кулак и потянулся за лежащими на подоконнике сигаретами. – Не заблудись смотри. В лес лучше со стороны заброшки входить, ты ее наверняка заметил – высокая такая. Ее отовсюду видно.
Егерь кивнул. Не заметить махину недостроенного телецентра было трудно – все его мысли в последние часы были только о ней.
– Тебе лучше в сторожке переночевать. Тропинка к ней сразу на опушке начинается. Там пруд рядом есть, увидишь. А успевать не будешь или заплутаешь – к строителям постучишься. Они возле башни дежурят. Может, пустят к себе на ночевку.
Егерь отложил ружье, посмотрел на дядю Мишу и искренне сказал:
– Спасибо.
– Да чего уж там, не за что, – смутился хозяин. Несмотря на все странности, егерь был ему симпатичен. – Ни пуха ни пера!
– К чер… – начал было по привычке егерь и осекся. – Вернусь, в общем, – махнул он рукой и затворил за собой дверь.
От увенчанной антенной вершины, неся с собой морось, расползались тучи. Башня стояла, подпираемая колоннами. По серому бетону почти до уровня второго этажа поднимались высохшие побеги плюща. Узкие бойницы окон чернели пустотой.
«И кому только пришло в голову построить здесь такую уродливую громадину?» – подумал егерь.
Он стоял на склоне невысокого холма. Позади, за спиной, горел вечерними огнями Лисий Мох. На краю леса в начинающихся сумерках поблескивал заросший по берегу хвощом пруд, наполненный черной как смола водой.
Неподалеку от телецентра виднелись очертания вагончика-бытовки – окна светились, внутри мелькали тени. Там же стояла техника с потухшими фарами. Рядом горел костер. Над огнем висел котелок, и по округе разносился запах готовящегося ужина. Вокруг на деревянных ящиках сидели люди в спецовках. Каски и инструменты были сложены рядом на земле.
Егерь подошел к костру. Капли дождя шипели, попадая на раскаленные угли.
– Охотник? – спросил молодой крепкий парень, бригадир, судя по лежащей рядом белой каске. Он сидел на самом высоком ящике, словно подчеркивая свой статус.
– Вроде того. Егерь я.
– Есть будешь?
Егерь присел на свободное место, принял из рук соседа ложку и дымящуюся миску. Рабочие курили. В воздухе повисла тишина, кроме бригадира, пока никто не вымолвил ни слова. Гробовое молчание прерывалось лишь потрескиванием углей, шипением тлеющей сигареты и редким покашливанием. Лица собравшихся у костра людей были мрачны.
«Что-то здесь не так».
Полено в костре стрельнуло, взметнулся язык пламени и выхватил из темноты лежащее на земле брезентовое полотно, которым было что-то прикрыто. Из-под ткани торчал сбитый носок сапога.
– А это у вас что?
– Это? – невесело усмехнулся бригадир. – Человек это. Из пруда выловили.
В памяти егеря сразу же всплыла картина – болтающиеся в воздухе ноги висельника.
– Утонул?
– Если бы. Вить, покажи ему. – Бригадир приподнял крышку котелка и помешал еду.
Тощий парень отложил миску, откинул брезент.
Из сапога торчал обрубок ноги. Чуть ниже колена она заканчивалась рваной раной, из которой выпирал обломок кости. Рядом лежало нечто напоминающее перчатку, в свете костра на пальце что-то сверкнуло. Егерь присмотрелся, отгоняя дым. То, что он принял за перчатку, оказалось оторванной человеческой рукой. Золотое кольцо поблескивало на безымянном пальце.
Полотно вернулось на место, скрывая то, что осталось от человеческого тела. Кто-то тяжело вздохнул. Рабочий с раскосыми глазами, сидевший прямо напротив егеря, не мигая смотрел на огонь. В темно-карих радужках застыла чернильная пустота и отражались языки пламени. Атмосфера царила гнетущая.
– Второй случай уже, – прервал молчание бригадир. – Еще один неделю назад сгинул. Но про него сразу подумали – не выдержал, на родину уехал. Не нравилось ему тут. Все ходил ныл: «Шайтан, шайтан». А по утру недосчитались. Но он-то полностью пропал, а этот видишь как – частично. – Бригадир поднял глаза и в упор посмотрел на егеря. – Вот ты мне скажи, что за зверь мог такое сделать? Медведь?
Егерь покачал головой.
– Молодой был совсем паренек, все на свадьбу мечтал заработать. Я, говорит, домой вернусь – большой бай буду. Улугбека какой-то там родственник, – бригадир указал пальцем на раскосого – тот по-прежнему сидел не шевелясь. – Он мне объяснял, да я так и не понял. Они тут все седьмая вода на киселе. Улугбек за старшего у них. Остальные в бытовке теперь прячутся – носа не кажут.
– А чего не вызвали…
– Кого? – нервно и чуть громче, чем нужно, спросил бригадир. – Милицию? Да какая милиция, мил человек? По документам их тут и быть не должно, глава у нас экономный. Да они и сами все понимают. Кого в форме заметят – разбегутся мигом, ищи их потом по лесам. А сгинут – новых пришлют. Эх. – Он щелчком отбросил потухший бычок в темноту. – И не похоронить ведь по-человечески. Мы уже палками все дно прочесали – вода холодная, сам не полезешь. Да и боязно. Я этим все говорю, уезжайте вы отсюда, место дурное. Да только они, похоже, сами не знают, чего больше боятся – зверя или домой без денег вернуться.