Она ослабла в его руках. Макс повернулся к Сене.
– Налей нам еще по одной.
Выпили.
– Это все? Ты че, дятел, одну бутылку только взял?
– Дык я это… ты ж денег не дал. – Сеня развел руками.
Маша курила. Тягала затяжки без перерыва на кислород, ей понравилось тушить о пленника бычки. Вася тихонько стонал. Капли били по крыше, за стеной между порывами ветра слышалось козлиное блеяние.
Приглушенного света потолочной лампы хватило, чтобы осмотреть скромное помещение сарая. Грубо сбитый стол, заваленный ящиками, развешанные по стенам инструменты, рядом несколько плотно набитых мешков.
– Это что? – Сеня вспорол один карманным ножиком.
– Шерсть. Этот псих коз своих стрижет, иногда в деревне продает, иногда в город ездит.
– А как думаете, он с козами тоже… того? – Сеня осклабился.
Тихое шипение и короткий вскрик. Довольная Маша отбросила бычок.
– Конечно «того», да? – Максим обошел Васю, проверил веревку и облокотился тому на плечи. Стул скрипнул под пленником. – Любишь козочек своих, да? Это все знают.
– Гы! Все! – поддакнул Сеня.
– Слышь, безмозглый, может, у тебя дома бухнуть есть? – спросил Макс.
– Мы сюда не бухать пришли. – Маша опустилась на корточки, ее руки потянулись к Васиному ремню.
– И то верно. – Макс пробежался взглядом по инструментам. Выбрал садовые ножницы, проверил лезвие пальцем. Туповаты. – То, что нужно!
Девушка уже стянула со связанного штаны с трусами. Он почти не дергался, только водил головой из стороны в сторону и со свистом втягивал воздух. Максим харкнул на пол и посмотрел жертве в промежность.
– Слух, Максимыч, чет это жесть какая-то… – начал Сеня.
– Заткнись, – ответил палач, не отводя взгляда. – Заткнись, твою мать! С педофилами только так.
И щелкнул ножницами перед Васиным лицом. Маша в нетерпении пританцовывала рядом, облизывала губы, съедая остатки розовой помады.
– Ну, чего ждешь? – спросила она.
– Сейчас!
Все смотрели на него, все ждали его. Максим ерошил короткие волосы свободной рукой с такой силой, что голове стало горячо. Водка шумела внутри.
– Черт!
– Давай я. – Машка подскочила, заглянула в глаза. – Я смогу! Я сделаю.
Парень отдернул руку.
– Нет! Ну его на фиг, а как мы потом кровь остановим? Сдохнет раньше времени, а оно нам не надо. – Он метался по сараю, взгляд девушки нервировал, еще эти козы за стеной… – Не надо оно нам. Рано!
Взгляд упал на метровый колун.
– Есть идея получше!
Вася пялился в зеркало, даже слабого света из соседней комнаты хватало, чтобы рассмотреть отражение в деталях. Лицо искривлено, будто одна половина тяжелее другой, белки глаз под безмерно широким лбом выпучены так, что вот-вот вывалятся из орбит. Припухлый нос изъеден язвами и напоминает сгнившую сливу. Заячья губа обнажает острые зубы разной длины. Даже недельная щетина не способна скрыть угловатую челюсть с вытянутым подбородком.
Ему хотелось размахнуться, почувствовать хруст холодных осколков под костяшками.
Физиономия в зеркале подернулась рябью, расплылась. Теперь на Васю смотрел статный мужчина, едва за тридцать, с гладкой кожей и блестящей голубизной глаз. Каждая линия лица, каждый мускул словно вышли из-под резца античных мастеров.
«Смотри. Таким ты можешь быть. Не отворачивайся. Больше никто не отвернется. У тебя будет любовь. Будет все».
Слезы мочили бороду. Вася дрожащими пальцами коснулся стекла.
«Отдай ее мне».
…Они встретились на той же опушке, где он увидел Катю.
Той ночью козы вели себя особенно неспокойно: блеяли без умолку, жались округлыми боками по углам загона. Вася всегда понимал своих любимиц, чувствовал, когда им хорошо или больно. Иногда ему казалось, что они единственные, кто говорит с ним по-настоящему, без ненависти и страха.
Еще никогда они не были так напуганы, как той ночью.
На днях Вася встретил в лесу волчьи следы и решил, что козы чувствуют близость мохнатых хищников. Несколько раз он в поисках подкопа обошел вольер с колуном наперевес. А потом увидел.
В свете луны шерсть почему-то казалась особенно черной, будто существо выбралось из угольной шахты, и лишь рога выдавали в нем козла.
Осторожно ступая, чтобы не спугнуть гостя, Вася подошел ближе. Но тот и не думал убегать, стоял и смотрел на человека исподлобья. Вася почувствовал, как на спине приподнимаются волосы, и поежился. Раньше козы не заглядывали ему в глаза. Звуки из загона пропали, животные замерли, боясь дышать. Боялся вздохнуть и сам Вася.
Черный постоял еще с минуту и спокойно прошел мимо. К своему новому дому.
Вася не мог нарадоваться на невесть откуда взявшегося питомца: спокойный, ласковый, с густой шерстью редкого окраса, которую так приятно расчесывать. Козлята от такого должны получиться крепкие, здоровенькие. Остальные козы по первости сторонились чужака, но чуть погодя привыкли.
Волчий крик Вася услышал на третью ночь. Не вой – именно крик. На пороге смерти последние звуки животных схожи с человеческими. Мужчина выскочил босым, рванул к загону, освещая тьму фонарем, с тяжелым топором в правой руке. Внутри густела тишина, козы жались друг к дружке, лишь Черный стоял поодаль. Рядом с ним валялись клочки испачканной в красном шерсти. К запаху паленого примешался незнакомый, едкий до того, что Васю чуть не вырвало.
Раньше он решил, что козел сбежал из соседней деревни, но теперь крепко задумался. Откуда тот взялся в лесу? И куда делись волки? Смятение не мешало Васе душой тянуться к странному зверю. Стоило погладить черную шерсть, и ладони слегка покалывало, но чувство то нельзя было назвать неприятным, скорее чудным, оно расплывалось по телу, прогоняя усталость, успокаивая.
Гадать пришлось недолго, вскоре заболела Марфа – любимая козочка с по-детски добрыми глазами и коричневым пятнышком за ухом. А за ней слегло еще несколько. Животные отказывались есть, даже не вставали, их шерсть оставалась в руках, стоило только потянуть, а глаза покрыла мутная пленка.
Вася не спал ночами и почти ничего не ел. В деревне ему никто не смог бы помочь, а ехать из города в такую глушь отказались все ветеринары.
И тогда он впервые услышал:
«Есть вариант. Отдай ее мне».
Вася понял, кто лезет ему в голову. Голос просил крови, совсем немного, и тогда все наладится. Одна жертва ради спасения других. Загон к тому времени грозил превратиться в кладбище.
Из Васиной головы начисто стерся день, когда он поднял нож над Марфой. И напоил черного козла еще теплой гранатовой кровью прямо из липких рук. А следующим утром козы разом встали на дрожащих от изнеможения ногах и бросились к бадье с кормом.
С тех пор их не брала никакая хворь, жизнерадостные животные наедали бока и поблескивали на солнце здоровой шерстью. И даже урожай со скромного огорода вырос таким, какого Вася до сих пор не видывал, а опушка разродилась ягодами по лету да грибами по осени так, что страшно ступать стало, чтобы не подавить лесные дары.
Голос остался с Васей: то кружил невесомо над самой макушкой, то вгрызался до зубной боли.
«Мы с тобой похожи уродством, – говорил он. – Наш Отец бросил нас, едва увидел».
Он редко просил – и всегда только одного. Раз в год Васе приходилось браться за нож. Мужчина долго собирался, рыдая в подушку несколько ночей кряду, тщательно мыл руки и шел за новой жертвой.
Раньше, если ему нужны были деньги, он мог продать козочку. Сердце скрипело, но терпимо. Сейчас все поменялось. За козлятину хорошо платили, гораздо лучше, чем за молоко и шерсть. Совсем без наличности не протянуть даже отшельнику.
Зато весь следующий год Вася был уверен, что с его подопечными ничего не случится. И плошка свежей крови совсем не цена.
«Отдай ее мне».
Голос вырвал Васю из размышлений. Из зеркала на него пялился все тот же урод, что и всегда.
«Она не испугалась. Не отвернулась. Значит, дело не во мне».
Вася спохватился – слишком надолго он оставил девочку одну. Вернулся в комнату и обнаружил Катю собранной на самом пороге. Высунув язык от усердия, она завязала последний шнурок. В блюдце остывал чай. Несколько малиновых капель упало на застиранную скатерть.
Девочка выпрямилась и внимательно посмотрела на Васины пустые руки. Нахмурила бровки:
– Телефон не принесли?
Вася покачал головой.
«Она что-то подозревает».
Зачем он только соврал про телефон? Отродясь его не было, да и не ловит здесь никакая связь. Ну не хотелось мокрого зайчонка оставлять мерзнуть на улице одного!
Катя отступила на шаг. Не сводя с Васи внимательных глаз, потянулась рукой к двери.
– Можно я пойду? – тихо спросила она.
– Темно уже.
– Мне домой надо.
«Решайся».
«Решайся!»
Вася поморщился от эха в голове и вздохнул.
– Раздевайся.
– Соскучился, козлина? – Макс плюнул, густая слюна повисла на краю кроссовки. – Ну епт!
Частое дыхание парня сбивалось на свист. Пахло кровью и немытым телом, а одежда в темных пятнах насквозь промокла. Он вытер лицо тряпкой, но на бровях и щеке осталось несколько багряных капель.
– Извини, что надолго одного оставили. Ну ничего, веселье продолжается! – Максим приставил к стене окровавленный колун.
Вася не слушал. Его голова моталась из стороны в сторону, норовя сорваться с шеи. Раны на лице горели от соленых слез. Рыдания вырывались из его обезображенного рта, меж разбитых зубов, и разлетались далеко за пределы сарая, разбивались о черную стену ночного леса.
– Ну тише-тише. – Максим обошел привязанного, крепко сжал его голову, чтобы та не дергалась. Наклонился к самому уху. – Ты ведь понял, да? Я их всех нахер порубал. Слышишь? Топором твоим. Головы одну за одной. Слышал, как они сдыхали?
Вася взвыл сильнее.
– Некого тебе больше трахать, да? Некого. – Максим похлопал пленника по плечу. – Не скучай, сейчас вернусь.