— Что, сучка? Допрыгалась?
— Мразь! — выплюнула девушка и укусила его подбородок.
Вскрикнув, Кир ударил Манчиху по лицу.
Она не отбила удар. Лишь продолжила беспомощно трепыхаться.
«Щука! Спаси ее!»
Сидя в кустах, Емеля отчаянно молил ту, что прежде быстро исполняла его желания, но не получал загаданного. Небо светлело, сердце колотилось, а Манчиха…
— Сейчас, сейчас… — пыхтя, приговаривал Кир.
«Щука! Дай мне сил! Помоги мне их победить!..» — вспыхнуло в голове отчаянное, и Емеля кинулся на врага.
Прихвостни Кира не успели его перехватить. Крича, Емеля врезался в Кира и начал дубасить по всему, до чего доставал.
Но враг, сперва ошалевший от напора, оклемался быстро.
Удар в ухо прилетел неведомо откуда. А потом мир разлетелся в клочья.
— …Не трожь его! — спустя вечность услышал Емеля.
Приоткрыв глаза, он успел увидеть, как Кир отшвыривает Манчиху. Как она падает на землю, издав странный всхлип… И вдруг обмякает.
— Э, че это с ней?
— Камень… ударилась…
— Кир, ты че…
— Уходим! Быстро!
Емеля начал ползти к Манчихе, когда в кустах еще не стихли шорохи. Дыхание девушки, потерявшей сознание, было слабым, а волосы на затылке уже слиплись от крови.
«Врач. Ей нужен врач!»
Емеля попытался поднять ее, протащить хоть пару метров — бесполезно. Он был слишком слаб.
«Шевелись!»
Его била неукротимая дрожь. Перевязав голову подруги обрывком своей майки, Емеля кое-как поднялся на ноги.
— Я скоро… Я вернусь… — чуть не плача, пообещал Емеля.
И побежал за помощью.
…Клад был на том же месте. Казалось, Емельянов покинул остров пять минут назад. Вот камень, у которого он стоял, вот кусты, где Манчиха…
Емельянов отогнал горькое воспоминание, вытер ободранную выстрелом щеку и стал привязывать Королевича к дереву. Затем взял канистру. Вскоре на врага густо полился бензин. И плевать, что льет в рану на голове.
Ведь Королевич — Щукин сын.
Емельянов оскалился, вспомнив разговор с отделом кадров. Анна Ивановна, что по старинке копировала все страницы паспортов, была единственной из женщин, кто не любил Королевича. Вот и разгласила его персданные. Именно от нее Емельянов узнал, что тот когда-то был прописан в Тольятти.
Он говорил, что никогда не был в Самаре, но такого просто не могло быть. Он подал гендиру идею отправить на переговоры себя и его — это уже отдел маркетинга подсказал. Он легко, не моргнув и глазом, поверил в клад на острове.
Все было специально. Королевич специально заманил его в город, повинуясь Щуке. Он вернул Емельянова и очень обрадовался, когда глупая жертва сама предложила удобный ему план.
«Ничего. Еще повоюем», — подумал Емельянов и повернулся к воде.
— Эй, Щука!
Ответа нет, но плеск в тумане все ближе. Королевич завозился, открыл глаза. Шмыгнул носом.
— Ты что… Ты что задумал?
Вместо ответа Емельянов поднес к нему огонек зажигалки.
— Емельянов!.. — задохнулся Королевич. — Ты чокнулся? За что?!
— За все хорошее. За себя, за родных… и Щуку.
— Какую щуку? Быстро развязал!..
Емельянов хохотнул. Глаза его стали злыми и безумными.
— Хороший ты актер. Просто отменный.
— Мудила, пусти! Тебе это с рук не сойдет! Меня искать будут! Меня…
— Щука! — крикнул Емельянов, перекрыв его вопли. — Плыви сюда! Или я поджарю твоего сына!
И Щука услышала.
— Емелечка? Кушать будешь? — прозвучало за дверью.
Емеля не ответил.
Как она может не понимать? Какое теперь, к черту, кушать? Зачем?..
В глазах защипало.
Белое лицо. Умиротворенное, тихое… Но уже нет ее, той самой улыбки.
И Манчихи нет.
— Емелечка?
— Не буду я ничего! — взорвался Емеля.
Бабушка ойкнула и стихла. Ушла. Через пять минут вернется снова.
А Манчиха…
Емеля зажмурился.
«Это ты виноват. Ты повел ее туда. Если б не ты…»
— Щука, — прошептал Емеля, открыв глаза.
В зеркале отражался пацан с повязкой на руке. Под ней, сверкая, прятались чешуйки. То же самое количество.
— Я же просил!
Все обернулось катастрофой. Добравшись до села, Емеля забарабанил в дверь местного врача, затем помчался к отцу подруги и рассказал ему все. А там — крики, сборы…
После, уже мчась обратно в толпе людей, Емеля все думал, что вот-вот навстречу им попадется веселая и здоровая Манчиха. Но ее не было, зубы стискивались, бег продолжался.
А потом, добежав до злосчастного места, все увидели неподвижное тело.
Емеля прошелся из угла в угол.
Мертвую Манчиху увезли в Самару, на экспертизу. Милиция опросила всех приятелей пропавшего Кира и его друзей. Разумеется, никто ничего не знал. Ни они, ни родня. Скоро их объявили в розыск.
— Почему ты не помогла? — сквозь зубы спросил Емеля.
Теперь он находился под домашним арестом: бабушка запретила выходить на улицу, пока не приедет папа. Вдруг Кир объявится и решит отомстить? А на их участке, охраняя, стал ходить дядя Прохор.
«Щука! Ну почему?»
Хотелось рыдать, но слезы не шли.
«Откуда ты знаешь, что она хорошая?» — вспомнились слова Манчихи.
Странная тварь. Нечисть. Емеля до сих пор не знал, кто такая Щука. И чем больше думал о ней сейчас — тем больше зверел.
А когда ярость дошла до предела — пошел к окну.
Рама не скрипнула. Емеля спрыгнул в траву и притаился. Надо было выждать, пока дядя не отойдет за угол.
Минута, вторая…
Емеля рванул с места. Скоро он уже сидел в своей лодке.
Ему предстояло дело.
Емеля почти не запомнил, как плыл до коряжника. Сейчас, в середине дня, в нем не было тумана. Но птицы не пели, только тихо плескалась вода.
— Щука! — яростно прокричал Емеля.
В дно лодки тут же ткнулись, приветствуя.
«Ты вернулся...»
Чутье заставило глянуть влево. Там, в глубине, рубинами из клада мерцали огромные глаза.
Ярость немного угасла, а нутро кольнул страх. Но мысль о мертвой Манчихе подстегнула.
— Ты обещала выполнять… Обещала выполнять желания!
«Обещала?» — вопрос. Или утверждение? Емеля не понял, но, когда хотел спросить снова, позади послышалась работа весел.
— Так-так… Кто тут у нас? — с ухмылочкой спросил Кир.
Емеля застыл. Сзади, точно драккары викингов, к нему подкрадывались две лодки.
— Не ждал, стукач? Думал, никто не видел? Думал, я такое с рук спущу?
Кир говорил весело, но глаза были лютые.
— А не спущу. Не посмотрю, что мелкий.
— Тебя посадят, — разлепив губы, прохрипел Емеля.
Парни заржали.
— Пускай сперва поймают!
Они подплыли ближе. Минута — и…
— Жаль, Манчиху не отымел, — добавил Кир. — На тот свет отправилась… Туда ей, суке, и дорога.
— Скотина! — не выдержав, взревел Емеля. — Что ты понимаешь?! Она была лучше всех! Она моим другом была! Да если б не ты! Если б не вы… Да лучше б вы…
Он не успел сказать все, что так жгло язык. Лишь подумал. И мгновенно, вспышкой, в голове проснулась Щука:
«Это я исполню. Я помогу, мой сын…»
На руке дрогнули чешуйки, а вокруг, словно по щелчку пальцев, появился туман. Глазищи растворились в воде, и Емеля, заледенев, понял, что сейчас произойдет.
— Че за?..
— Ребзи, я…
Волна хлестнула семихвостной плетью. И первая лодка перевернулась, выбрасывая людей в воду, где их ждал ужас.
— Не надо!.. — закричал Емеля, но было поздно.
Друг Кира, который первым вынырнул на воздух, не успел сказать и слова: какая-то сила резко дернула его вниз, и Кир заорал, заметив, как метнулось рядом с ним огромное тулово.
Вода вскипела, выбросив алый фонтан. Отчаянно матерясь, парень во второй лодке пытался затащить в нее Кира, когда Щука напала снова: она выпрыгнула из воды, широко раззявив страшную пасть. И Емеля — мокрый, оцепеневший — еще успел увидеть, как на ее «короне» болтаются ошметки мяса.
Многоголосый вопль, опрокинутая лодчонка. Место, где только что барахтались люди, забурлило, точно рыбий котел. Малахитовая вода стала розовой, затем — ярко-красной. Лодку Емели качнуло, и ужас, что вспыхнул от этого, заставил взяться за весла и грести, грести, прочь, быстрей, от проклятого места и проклятой Щуки, от голоса совести и…
— Помоги!
Хрип за спиной.
— Помоги-и-и!
Дрожа, Емеля обернулся. Позади, цепляясь за перевернутую лодку, умолял о спасении Кир. Из его ног, откусанных до паха, толчками выходила кровь, смешиваясь с водой.
— Помоги-и… И-и-и!
Из воды вылетела остроносая морда. Хватанув Кира за культи, Щука дернула головой, отбрасывая огрызок человека в туман. И, помедлив, нырнула за добычей.
Емеля не смотрел, что было дальше. Страх, скрутивший внутренности, был так силен, что он очнулся лишь на берегу.
Бросив лодку, Емеля помчался домой. В глазах стоял проклятый туман, ноги заплетались, а в ушах звенели предсмертные крики.
«Куда ты, сын? Ты мой. Ты не можешь убежать…»
— Я не твой, — выдавил Емеля.
Манчиха была права. Эта тварь — зло. Ему не надо было трогать ее. С самого начала.
А Манчиха… Почему она не спасла ее?
«Потому что не захотела. Она знала, что Манчиха ее подозревает».
Мох на вертком, стремительном теле. Зубы-иглы, зубы-шампуры. Бронзовая чешуя.
«Теперь ты тоже мой сын…»
— Неправда!
Всхлипывая, Емеля остановился и сдернул повязку.
Новая чешуйка. И старые — еще тверже, крупнее.
— Я не твой, — сквозь зубы повторил Емеля.
Пальцы дрожали, когда он вытащил перочинный нож. Тряслись, когда начал резать. Но он сделал все, как надо. И так — полуживой, окровавленный — доковылял до дома.
— Ты! — бросился навстречу дядя Прохор. — Ты куда делся, мы везде…
Дядя запнулся. Но тут, чуть не падая, с другого конца улицы показалась еле бегущая бабушка.
— Емеля!..
Бабушка всхлипнула и стала оседать на дорогу. Лицо ее скривилось, оплывая с одной стороны.