Он решительно перепрыгнул заборчик и, поглядывая по сторонам, зашагал через картофельное поле и длинные тыквенные грядки. Миновав теплицы с огурцами и помидорами, остановился. Здесь ему бывать не доводилось — огород никогда не вызывал ни малейшего интереса.
Оказалось, что он оканчивается неопрятным заросшим куском земли. Торцы теплиц тонули в лебеде, крапиве и одичалой малине. Видимо, чтобы остановить нашествие сорняков, дед насыпал земляные валы и подрубал тяпкой прорастающие стебли. Шагов через тридцать, у самого забора, среди рослого бурьяна едва виднелась неказистая сараюшка. Подобный беспорядок плохо вязался с ухоженной частью огорода.
Сашка оглядел заваленную срубленными сорняками земляную преграду. Из-под свежих, слегка подвяленных солнцем охапок выглядывали старые, ссохшиеся. Сам не зная зачем, он взял верхнюю охапку за измочаленные концы и откинул в сторону. Следом потащились и случайно зацепившиеся сухие стебли. А вместе с ними покатились комья земли, открыв едва заметную тропинку…
Собственно, ее и тропинкой нельзя было назвать — так, один-другой сломанный стебель, кое-где смятые листья. Тот, кто ходил здесь, делал это аккуратно. Тропинка упиралась в сарай.
Сашка перелез через вал, пробрался к двери. Здесь сильно пахло навозом. Что Белке тут делать? Сашка уже разворачивался, как вдруг заметил то, отчего сжалось сердце.
Кровь. На листьях, на сарайной стене — там россыпь подсохших капель, тут пара смазанных отпечатков.
Он приоткрыл хлипкую дверь, увидел огромную кучу конских яблок и тут же закрыл. На всякий случай обошел сарай — позади обнаружилась земляная насыпь, полностью закрывающая собой заднюю стену. Хоть и рукотворная, теперь она, поросшая бурьяном и вездесущей малиной, казалась просто частью плацдарма для армии сорняков.
На всякий случай покыскав, злясь на себя, что послушал деда, Сашка вернулся во двор.
А на крыльце сидел дед Иван. Шумно отхлебывал чай из большой кружки, скреб ногтями правую лодыжку.
— Грядки полол?
От дедова вкрадчивого голоса Сашка замер, ощутив себя пятилеткой, залезшим туда, куда соваться запрещено.
— Кошку искал… — Он замер, подавившись словами. На обхватывающей кружку руке деда краснели царапины.
Дед смотрел на него, словно сытый хищник на остолбеневшую жертву. Сашка кашлянул.
— А что за сарай там, в конце огорода?
— Просто сарай. — Дед опрокинул в себя остатки чая, подцепил пальцем кружок лимона. Кинул в рот, прожевал не поморщившись. — Привез машину конского навозу, ссыпал туда, так теперь лежит без дела.
— А что с рукой?
Дед покосился на царапины.
— Мухиных котят для соседских ребятишек отбирал, так она вцепилась.
— Ты ж говорил, она как валенок…
Дед хмыкнул, поднялся — высокий, здоровенный, чуть не в два раза крупнее внука. Сашка неожиданно почувствовал, как в голове начала шуметь кровь.
— А Белку не видел?
— Не-а… — Дед качнул головой, и его изображение в Сашкиных глазах вдруг стало двоиться. Земля под ногами неприятно качнулась. Сильная рука взяла за плечо, поддержала, прекратив противную качку.
— Пошли домой, темно уже, — сказал дедов голос. — А скотину твою завтра поищем.
Наутро Сашка не мог вспомнить, как оказался в постели, как уснул.
В оконное стекло брякнулся камешек. Сообразив, что это значит, Сашка подскочил и метнулся к окну. За палисадником маячила Зоя. Заулыбалась, приложила указательный палец к губам и помахала, зовя к себе.
— Иду, — беззвучно ответил он, шаря рукой по креслу, на которое вчера вроде бы сбросил одежду.
— Ты куда? — Бабушка грудью встала у него на пути, когда он обувался в сенях. — А завтрак? Опять эта вертихвостка явилась?!
— Опять? — Он поднял на нее глаза.
— Спозаранку тут крутится, — буркнула бабушка и под сердитым Сашкиным взглядом юркнула за дверь. — Как есть вертихвостка.
— Белка не пришла? — крикнул он вслед.
— Нет. — Бабушка загремела посудой.
И деда нет, думал Сашка, идя через двор на улицу.
Зойка ждала его за забором.
— Чего в дом не зашла? — Он обнял ее, зарылся лицом в пушистые волосы.
— Пошли на речку. — Она с улыбкой отстранилась и вместо ответа потрясла шуршащим пакетом. — Я завтрак приготовила.
От реки тянуло свежестью, на середине лениво играла рыба. Сашка жевал бутерброд, глядя, как у берега скользят водомерки. Словно сговорившись, ели молча, не желая нарушать тишину утра.
— Боюсь я твоего деда, — наконец заявила Зойка, когда, съев по бутерброду, они валялись на траве.
— В каком смысле? — надкусывая отыскавшееся в пакете яблоко, удивился Сашка. Но больше по инерции удивился, а у самого внутри уже загорелся тревожный индикатор.
— Он жуткий какой-то.
— Да ладно… — Он еще пытался улыбаться, словно над глупой шуткой — но ведь и впрямь глупость, это ж деда Ваня, свой, родной. — Что в нем жуткого?
Зойка села, распустила хвост, связала его заново и, обняв колени, устремила взгляд за реку.
— Тетя Валя, Венькина мать, говорит, что у него кровавик-камень в груди вместо сердца…
— Чего-о? — насмешливо протянул Сашка и сразу вспомнил недавнюю сцену во дворе дома. — А, ну да, она и к нам приходила. Чушь какую-то несла.
— И пахнет от него странно, — упрямо продолжала Зойка. — Мы когда еще с Пашкой встречались… — Она замялась и покосилась на Сашку.
Боится, как отреагирую, понял он. Потому просто смотрел на нее, улыбаясь и перекатывая в пальцах яблоко.
— Он нас пару раз во дворе у вас застукивал… Ну подходил, заговаривал… Я сразу почуяла…
Сашка замер. Не заметь он сам исходящий от деда легкий непонятный запах, мог бы просто не обратить внимания на Зойкины слова. А ведь дед баню дважды в неделю топит, все моется…
— И что за запах? — Он усмехнулся, показывая, что всерьез не воспринимает все это, но губы вдруг предательски дрогнули.
Зойка замялась, а потом выпалила:
— Мертвечина!
— Ну это уж чересчур… — пробурчал Сашка и замолчал, не зная, что говорить дальше.
Зойка повернулась так резко, словно в нее камень кинули. На загорелом лице проступил сердитый румянец.
— Ты знаешь, что баба Лида за год трижды кур покупала?
— Так хорь потаскал…
— И собака ваша пропала! И кошка вечно брюхатая ходит, а котят нет. Мой отец хотел кроля купить у вас на племя, так и кроликов не оказалось.
И Белка исчезла, мог бы добавить Сашка, но вместо этого промямлил, словно в оправдание:
— Дед говорил, Дина умерла…
Зойка не стала спорить. Сашка даже не понял, услышала она его или нет.
— Пашка не просто так исчез… — Она нервно почесала ногтями щеку, оставив красные полосы. — Он что-то увидел в ту ночь.
Сашка хмыкнул и со злостью запустил недоеденным яблоком в реку.
— Ага… И дед его убил, так, что ли?
Зойка дернула плечом.
— Мне почем знать? Сам-то ничего не замечаешь?
Можно было бы слукавить, сказать, что все обычно, но отчего-то язык не поворачивался. Зойка словно поняла Сашкино состояние, перестала ершиться. Предположила негромко:
— А если он кормит кого-то?
— Да кого?
— Может, из леса зверя притащил. Волка. Рысь…
— Зачем?
Зойка поежилась.
— Откуда мне знать?
Сашка на мгновение задумался.
— Если представить, что ты права… На минуточку… То где б он мог держать дикое и опасное животное?
И сразу же в памяти услужливо всплыл заброшенный сарайчик. И гора земли за ним. Откуда она? А если под сараем погреб? Что в нем? Или кто?
— Есть у нас за огородом одно странное местечко…
В Зойкиных глазах вспыхнул азарт.
— Заглянем? — предложила она.
Сарай был сверху донизу забит навозом. Если в полу и скрывалась крышка от погреба, то она была напрочь завалена. Только у входа оставалось немного места. Рядом на крючке висел плащ, стояли резиновые сапоги. Сашка взглянул на размер сапог — ему велики, а вот деду в самый раз. На подошвах виднелись прилипшие соломинки и кусочки навоза.
Еще там был фонарь. Сашка включил его — работает. Зойка нетерпеливо пихнула его в спину.
— Давай за кучей посмотрим, — скомандовала она.
— Да как мы ее обойдем-то? — Сашка осветил навозную гору, невольно сморщился.
— По краешку!
Подталкиваемый ею, он двинулся вперед, стараясь как можно плотнее держаться к стене. Подошвы кроссовок давили мягкое и липкое. Зойка, шумно дыша сквозь прижатый к лицу низ футболки, словно тень двигалась следом.
Они остановились позади кучи. Сашка ощупал светом фонаря заднюю стену, и Зойка торжествующе пискнула, когда тусклый луч осветил сколоченную из досок почти незаметную дверь. Сашка, приготовившись к чему угодно, толкнул ее… и сердце ухнуло в желудок. Коротко всхлипнула Зойка и тут же спрятала лицо в ладонях.
Это было похоже на пыточный застенок, на сцену из фильма ужасов. Низкий, подшитый деревом потолок опирался на толстые вертикальные балки. Вдоль стен тянулись ряды клеток. В них сидели кошки, кролики, куры, белки. Испуганные, прячущиеся от света, грязные, истощенные. Некоторые не подавали признаков жизни. Пахло несвежей едой, загаженной соломой, спекшейся кровью.
А потом Сашка увидел в одной из клеток нечто… Вернувшееся на место сердце забилось вытащенной из воды рыбой. Внутренний импульс толкнул Сашку туда. Просто взглянуть… Потому что… да потому, что этот грязный маленький комок никак не мог быть Белкой.
И все же он распахнул закрытую на крючок дверцу и приподнял мертвому зверьку голову. И замер, ошарашенный тяжестью той плотной душащей массы, что навалилась на него. И сам не ожидал, что будет так больно…
Шерсть скомкалась и утратила белизну, но смешная курносость была слишком узнаваема, чтобы он мог спутать ее с кем-нибудь. Сашка вытащил зверька и прижал к груди. Не было ни брезгливости, ни страха. Только огромная, неимоверная жалость.
Он бессознательно баюкал мертвое тельце, вспоминая, как поил найденыша молоком, как учил кошачьим премудростям.