адимир Геннадьевич перевел дух, вытер пот со лба. — И хватит выкать. Не на светском приеме.
Сергей сжал кулаки так, что ногти до боли впились в ладонь, и мысленно сосчитал до семи, успокаивая раздражение, начинавшее поднимать голову. Ему не нравился клиент. Лоснящееся от пота лицо и интонация а-ля «помни, кто тут хозяин» бесили.
— Я это подметил, — улыбнулся Сергей
— Что?
— Что не на светском приеме. Рассказывай все по порядку.
— Игорь на наркоте сидел, меня это задрало, я поставил ультиматум: либо он бросает, либо наследства не увидит. Оплатил клинику, и он завязал. Чистым был уже полгода. Я катался изредка, проверял. В любой момент мог нагрянуть. Без звонка и предупреждения. В этот раз приехал, звоню — не открывает. Ну, думаю, заторчал. У меня свои ключи сделаны, на всякий случай. Захожу и вижу…это. — Владимир Геннадьевич махнул рукой в сторону фотографий. — И знаешь, что страннее всего? Запах. Я это потом понял, когда эксперт рассказал, что с Игорем…случилось. У него ведь все внутри сгнило, вонять должно было дай боже, но в квартире, когда приехал, пахло… зимой. Блин, ты когда-нибудь гулял по лесу в декабре-январе? Такой там был запах. Свежий и… холодный. После кошмары мне сниться стали. Деревня заснеженная, вроде заброшенная, но… в домах кто-то ждет, и окна изб горят бледным, больным таким светом. Просыпался всякий раз, будто в дерьме извазюкали, так мерзко. А потом след от копыта на окне увидел. Моя спальня на втором этаже, на стремянке не залезешь, камеры все просмотрел лично — никого, но след был, клянусь, был! Я человек земной, неверующий, но тут поверил. Тогда и переехал в человейник этот, неспокойно мне в доме совсем стало. Колдунов принялся искать. Один шарлатан херню нес. Второй отказался. Третьего высокие люди посоветовали. Тебя. В квартире какое-то время нормально было. Но вчера проснулся посреди ночи, воды попить, иду на кухню через зал и вижу, в том углу стоит… какая-то херня… Большая. И от этого пахло зимой. Свет включаю. Ничего. Пусто. Но оно там было. Я уверен.
— Это необычно. Еще что-то?
— Книги.
— В них бывает много необычного, без спору, — не удержался Сергей.
Владимир Геннадьевич скривился и глубоко вздохнул:
— Все книги у Игоря дома порваны были, когда я его… нашел. Каждую изорвали и по листику в мусорное ведро запихали. Ты поможешь или нет?
— А вариант дать мне денег и разойтись даже не рассматриваешь? Жаль, конечно. Но цена качнулась сейчас очень сильно. Мне нужно съездить на квартиру к Игорю. Что-нибудь вытянем.
— Прямо сейчас? Стас отвезет.
Сергей встал, кивнул и направился к выходу, продолжая сжимать кулаки.
Стас курил, облокотившись на машину. Увидел Сергея, отбросил бычок и сел в салон.
— К Игорю Владимировичу?
— Да.
С неба закапала серая кашица, налипла на стекло, и дворники монотонно заскользили, навевая сонливость.
— Печку включить? — спросил Стас.
— Включай. Давно на Владимира Геннадьевича работаешь?
— Порядком.
— Не бойся, можешь говорить. Не передам. Хорошо платит?
— Хватает.
— Не веришь мне?
— Начистоту?
— Начистоту.
— Деньги ты из него тянуть приехал.
Сергей улыбнулся.
— Справедливо.
— Еще как. Все вы, гадалки, только на горе и живете. Мужик слабость себе позволил — и, гляди ж, налетели.
— Значит, ты не веришь, что происходит необычное?
— У Владимира Геннадьевича сын умер! Ему отдохнуть надо, провыться, а не гадалок слушать.
— Сам что-нибудь странное видел у него дома?
— Только мошенников.
Сергей искренне рассмеялся. Стас напоминал ему нахохлившегося вороненка. Иногда Артем выглядел очень похоже.
Стас обиженно фыркнул, замолчал, резко выкрутил руль, направляя машину в низкую арку.
Сын Владимира Геннадьевича жил в типовой пятиэтажке из серого кирпича. Двор пустовал, лишь стайка бабулек сидела в проржавелой беседке.
Стас протянул ключи.
— Второй этаж. Тридцать четвертая квартира.
Если в подъезде Владимира Геннадьевича бал правила идеальная чистота, то тут царил хаос. На лестничной клетке валялись разбросанные бутылки, воняло табаком и скисшей капустой. Синяя краска на стенах местами вздулась, кое-где облезла хлопьями.
Сергей повозился с заедающим замком и оказался в темной прихожей.
Он достал из кармана перчатки, надел и прошел в единственную комнату, ступая как можно тише.
В квартире пахло зимним лесом и воском. Темные обои визуально уменьшали и без того небольшое помещение. Бежевый диван жался к стене, напротив него от угла до угла растянулась коричневая стенка, раньше на ней лежали книги, но сейчас полки пустовали. Взгляд Сергея задержался на фотографии в рамке, стоящей на подлокотнике дивана. Крепкий мужчина обнимает темноволосую женщину. Игорь и…
Сергей зажмурился, слегка прикусил язык и стал считать вдохи, стараясь отключить внутренний диалог.
Стоило очистить сознание, и сразу стало очевидно: в квартире остался след. Он читался в неестественно глубоких тенях, в едва слышных шорохах в углах, запахе снега и воска.
Уже во время рассказа Владимира Геннадьевича Сергей подумал, что от всей этой истории попахивает чернушеством, а теперь был в этом уверен.
Он никогда не встречал, чтобы колдовство проявлялось так сильно и буквально, но в Ремесле стоило быть готовым ко всему.
На кухне Сергей выкинул в раковину перчатки и помыл руки, морщась от брезгливости.
Магия магии рознь — это он понял давно и твердо. Если западная традиция представляла собой стройную науку, подчиненную математическому порядку, то русское чернокнижие отдавало безумием и запахом болот. Оно разрывало на части сознания носителей с завидной регулярностью: стоило вспомнить хотя бы многочисленные истории про колдунов и ведьм, которые мучились на смертном одре, пока не поделились даром с другим «счастливчиком». Туманное, холодное колдовство, пришедшее из забытых Богом и людьми деревень, направленное по большому счету лишь на вред и подчинение.
И западничество, которое практиковал Сергей, и чернокнижие были построены на обращении к силам ада. Но в западничестве демонам приказывали. В чернокнижии с чертями братовались. В западничестве демоны обладали понятными, по сути человеческими чертами. В чернокнижии черти напоминали стихийное явление, абсолютно чуждое, созданное лишь с одной целью: отравлять все, чего коснется.
Несмотря на внушительные титулы герцогов, губернаторов, маркизов, гоэтические [6] демоны не могли тягаться с удушливой силой чертей, проникающей в мир с болезнями и неудачами.
Складывалось ощущение, что демоны западной традиции и черти чернокнижия происходят из двух разных источников, словно существовали два разных ада.
Из зала раздался хруст снега. Сергей не стал проверять.
На улице Сергей прошел мимо водителя и направился к бабулькам.
— Дня доброго, дамы.
— И вам не хворать, — сказала самая маленькая и сухенькая.
— Вы здесь живете? Знали Игоря Авдеева?
— А какой твой интерес? — спросила полненькая бабушка в вязаном шарфе с оленями.
— Я журналист.
— Телевизор?
— Да.
— «Прямой эфир»?! — изумилась третья старушка в огромных очках.
— Именно. Мы готовим передачу о смерти Игоря Авдеева, и нам нужны комментарии от свидетелей. Вы знали, что у него очень богатый отец? Такой скандал! Я пока только почву прощупываю, но, если у вас есть что интересного рассказать, вернусь с оператором и снимем.
Старушки загалдели.
— Знаешь, я простил.
Артем сидел за столом, водил стилусом по экрану графического планшета. Свет керосиновой лампы, висевшей на стене, чертил глубокие тени на его лице.
— После того, что они сделали? — спросил Сергей.
— Да. Жаль, ты не смог.
— Что рисуешь?
— Дом.
Лампа потухла. Лишь на мгновение. А потом вспыхнула вновь, переливаясь сине-красной мигалкой скорой.
Кровь полилась по лбу Артема и залила планшет.
Будильник прозвенел в девять вечера, и Сергей еще немного полежал в кровати, приводя в порядок мысли, затем принял душ и стал готовиться к эвокации [7]: переоделся в белое, освятил помещение, мелом начертил на полу круг и треугольник, расставил свечи. Со стороны приготовления напоминали подготовку к театральной постановке. Но зритель ожидался всего один, да и вряд ли он останется доволен спектаклем.
Когда подготовка была закончена, стрелка часов перевалила за полночь.
Кого следует призвать, Сергей решил еще до приезда в Москву и, несмотря на новую информацию, решил от плана не отклоняться. Он встал в защитный круг лицом к треугольнику и начал попеременно читать призывы и проклятия, сковывающие гостя. Пахнуло грозой, из ванной донеслось журчание воды.
Здесь.
Сергей еще раз, на всякий случай, хлестанул по призванному словесным проклятием и спросил. Огоньки свечей дрогнули, темному губернатору вопрос явно не понравился, но, опасаясь новых хулений, которые жгли огнем, он дал ответ, хлынувший в сознание Сергея разрозненными картинками.
Плачущий Владимир Геннадьевич, пьющий виски большими глотками; надгробный камень с фотографией Игоря. И вот уже два надгробных камня. Семья Авдеевых воссоединилась.
Сергей моргнул. Мелькнула комната гостиницы в сероватой дымке. Тикали часы над телевизором, за окном мерцала реклама торгового центра, из ванной в комнату тянулась полоска света.
Все исчезло, словно залили белой краской, и вот худая, истощенная женщина идет вдоль дороги, прижимает кровоточащий сверток к груди. Она ищет деревню. Ищет вход туда, где нет места солнцу — лишь бледным огням, струящимся из окон черных деревянных изб. Она находит. Два кривых дерева, сцепившихся ветвями. Чертовы Ворота.
Видение растворилось рисунком на песке, смытым прибоем.
Окатило теплом, будто резко выдернули из ледяной воды в летнюю ночь.