В небе танцевали черти, сплетались в кучу, смешивались со снегом и тучами.
— Ты не уйдешь отсюда, — визжали деды с бабками. — Мы глубже, чем ты можешь представить.
Сергей не знал, понимал ли Артем свою истинную силу. Вручил ли он Сергею дар колдовства намеренно, искренне и наивно веря в то, что тот будет использовать его исключительно во благо. Или это вышло случайно из-за обычной шутки и попытки поддержать.
Возможно, Артем просто рисовал, не осознавая, что искусством меняет реальность.
Возможно, он догадывался, на что способны его картины.
Возможно, истина была где-то посередине.
Сергей не знал.
Он был уверен в одном: Артем любил его, а он любил Артема. Так какая разница?
Он сел на землю, зажмурился и увидел, как стоит с Артемом на берегу моря.
Пальцы выводили на снегу одну черту за другой.
В рисовании волн на самом деле нет ничего сложного. Линиями обозначаем завитки, штрихами придаем глубину, барашки морской пены рождаются из полукругов.
Сергей дорисовал и встал, запрокинув голову к небу.
Черти в бешеном танце сплелись в одно создание. В нем мелькали цепи, внутренности, лица. Его окружали хлопки выстрелов, крики умирающих, грохот рушащихся домов. У него не было собственного лица, но имелись миллионы чужих, сменявшихся каждый вдох и выдох.
Тварь возвышалась над избами. Тень черная будто смоль, будто ненависть внутри маленького испуганного мальчика, покрывалом легла на снег.
Издалека донесся шум волн. Море приближалось.
Огромная лапа схватила Сергея, переломила. Кости сломались легко, точно стекло, внутренности смешались, изо рта хлынула кровь. И когда хватка разжалась, на землю рухнула сломанная кукла, в которой едва теплилась жизнь, поддерживаемая лишь рокотом воды.
Море приближалось.
Кровь хлестала изо рта на снег сплошным потоком, сломанные ребра впивались во внутренности, в теле не осталось ни одной целой кости, но Сергей не чувствовал боли. Он слышал волны. Их шелест состоял из мелодий старого магнитофона, хруста книжных страниц, шуршания стилуса, скрежета карандаша, смеха деда, голоса Артема. Волны пахли «Примой» и масляной краской.
Море приближалось.
В угасающем сознании родилась мысль, что он не победил. Вода сметет деревню, но избы восстановят, черти не знают усталости. Найдутся новые жители, и от просителей опять не будет отбоя. Все начнется сначала.
Он не победил.
Но добавил несколько мазков к картине, которую одни бесконечно рисуют, а другие пытаются стереть.
Перед взглядом мелькали паникующие бабки с дедами и растерянные просители. Среди всей этой сутолоки Сергей наконец-то увидел Артема с Юрием Ивановичем.
В самом конце остались только они. Прочее исчезло, словно неудачный штрих, стертый ластиком.
Море пришло.
Ки КрестовскиМутная вода
Конец света наступил тридцать два дня назад, если верить Тониному дневнику.
Тоня своему дневнику верила. Не факт, конечно, что в официальной хронике апокалипсиса именно эту дату назначили бы точкой невозврата.
Но теперь некому было составлять официальную версию.
Тоня встала с постели. Ей опять приснилась бабушка. Кошмары с ее участием всегда были частыми ночными гостями, но с наступлением конца света их визиты стали еженощными. Не желая вспоминать подробности отвратительного сновидения, Тоня поспешила отметить новую дату в тетради с голубым китом на обложке и заняться своими рутинными заботами.
Как и каждый предыдущий, этот день начался с пересчета запасов: шесть зажигалок, три коробка спичек, две с половиной упаковки маленьких свечек, тринадцать больших свечей, четырнадцать пачек влажных салфеток, пачка спиртовых салфеток, две с половиной упаковки ватных дисков, семь бутылок с моющим средством для стекол, девятнадцать пузыриков с дезинфицирующим гелем для рук, восемь бутылок водки, одна бутылка пищевого спирта — пустая на треть, — четыре стопки чистых тряпок и ветоши.
Хуже всего дела обстояли с водой. На сегодняшний день у Тони оставалось всего семь литров чистой воды.
Она записала все запасы в тетрадку с хозяйственными расходами. У нее еще была тетрадь с продовольственными расходами, но пару дней назад в нее стало нечего записывать, поэтому Тоня пропустила этот ритуал и приступила к ежедневной чистке квартиры: протерла пол моющим средством, прошлась по всем поверхностям сначала влажными салфетками, потом моющим средством, обработала ручки дверей, помыла окна — в тщетной надежде, что это хоть немного отобьет тянущийся с улицы болотный душок. Использованные тряпки, салфетки и диски она выкинула в окошко вместе с пакетом, в который справила нужду.
Отходы плюхнулись в беспросветно-мутную воду, стелющуюся до горизонта. Ее уровень поднялся уже до восьмого этажа. Еще один этаж — и потоп доберется до Тониной квартиры.
Тоня отметила это на удивление равнодушно. Пару недель назад, когда она заметила, что вода прибывает все быстрее с каждым днем, у нее едва не началась паническая атака, а теперь она чувствовала себя слишком голодной и измученной, чтобы волноваться о будущем.
Закончив с уборкой, Тоня зашла в ванную и зажгла свечу. В полумраке, едва разгоняемом хилым огоньком, она разделась и занялась тем, что называла «очищением».
Шипя от боли, она тщательно обтерла все тело спиртом, разбавленным водой. Средства для ухода у нее давно иссякли, поэтому залечивать воспаления на коже, появившиеся от ежедневных жестких процедур, было нечем. «Это не моя боль. Это грязи больно, — утешала она себя, торопливо смывая спирт чистой водой из пластиковой бутылки. — Это грязь шипит и корчится, пока убегает с меня».
Ее любимое полотенце с китенком висело здесь же, на остывшей батарее. Иногда у Тони проскальзывала мысль воспользоваться им, чтобы поностальгировать о той далекой «жизни-до-конца-света». Но потом она вспоминала, что после этого ее сознание обратит пушистое полотенце в отвратительный кусок ткани, пропитанный несвежей водой, а стиральной машинки, способной разрушить злую магию мизофобии, у Тони теперь не было.
Нет, мимолетная иллюзия прежней жизни не стоила того, чтобы лишать этого улыбающегося китенка почетной роли декорации.
Закончив с мучительной процедурой, имитирующей душ, Тоня смочила лосьоном ватный диск, промокнула лицо, протерла уши, шею. Вычистила грязь из-под ногтей зубочисткой. Отмерила стаканчик воды, выдавила немного пасты на щетку. Живот жадно заурчал, стоило языку почувствовать сладкую пасту. Во время чистки зубов Тоне пришлось бороться с отчаянным желанием проглотить ее.
Борьба закончилась со счетом один-ноль в пользу Тони.
После чистки Тоня вымыла щетку и обработала ее спиртом. Запасы одноразовых зубных щеток иссякли, и теперь приходилось тратить время на нудные процедуры, чтобы продлить жизнь многоразовых.
Вытеревшись бумажными полотенцами — два кусочка на тело, один на руки, два на ноги, — Тоня прошла в комнату.
К ее огорчению, одноразовые трусы оказались последними в упаковке. Стирка возглавляла список проблем, которые оставались для Тони непреодолимыми.
Лишь вчера появился слабый проблеск надежды на их решение. Потому что вчера, к огромному счастью Тони, наконец-то прошел дождь — первый с наступления конца света.
Тоня уставила крышу многоэтажки ведрами и тазиками сразу же, как только заметила, что вечная серая дымка на небе начала темнеть. А потом вернулась в квартиру и начала молиться — сама не зная кому, ведь она всегда считала себя атеисткой, — чтобы сгущающиеся тучи разразились дождем, которого мир не видел уже больше месяца.
А теперь, когда ее первая молитва была услышана, Тоня молилась о том, чтобы дождевая вода оказалась нормальной.
Не мутной.
Но как бы сильно Тоне ни хотелось поскорее подняться на крышу и проверить тазики с ведрами, она не могла позволить себе пренебречь хотя бы одним из ежедневных ритуалов. Лишь благодаря дисциплине она избежала участи, постигшей остальных.
Поэтому, закончив одеваться, она натянула поверх одежды рыбацкий комбинезон, который нашла в квартире вечно пьяного соседа сверху. Потом обула ноги в резиновые сапоги с надставкой на шнурке, затянула их потуже. Как всегда, примотала верхнюю часть сапог скотчем к ногам. Поверх комбинезона накинула пластиковый дождевик, натянула резиновые перчатки, примотала их скотчем так же, как сапоги, надела очки для плавания, медицинскую маску.
А потом отвернула замок на двери и вышла на лестничную клетку.
Даже днем здесь царил полумрак.
Как и всегда.
Небо было постоянно затянуто белесой пеленой, и тусклый свет солнца едва пробивался через маленькое подъездное окошко вместе с тяжелым болотным духом.
Трупы мирно лежали на своих местах.
Как и всегда.
Самым пугающим в них было то, что они не менялись — вместо того чтобы разложиться, они ссохлись, словно рыбьи тушки на солнце. Почему мутная вода так странно подействовала на человеческие тела, Тоня не знала.
Иногда Тоня думала, что их можно поскидывать в воду с чьего-нибудь балкона. Но при одной лишь мысли о том, что придется прикасаться к чему-то настолько грязному, как труп, на нее накатывала тошнотворная паника, заполняя мозг бормотанием: «Грязь заразна, грязь разъест пластик, ткань тоже разъест, грязь просочится под кожу, разольется по всему организму, заразит твою кровь, иссушит тебя, как их всех…»
Нет, уж лучше потерпеть соседство с трупами, чем проходить через ту чудовищную трансформацию, которая убила ее соседей.
Они, по крайней мере, умирали все вместе.
А Тоне придется встречать смерть так же, как она встречала конец света — в полном одиночестве.
Для Тони он наступил, когда оборвались линии всех магазинов с курьерской доставкой. Судя по звукам ада, доносившимся снаружи, для остальных он наступил несколько позже.
Первое время лишь дети ревели чаще обычного да машины скорой помощи приезжа