– Костище, – чуть слышно произнес механик.
– Что?
– Слой пепла и пережженных костей.
– Человеческих? – Лиля сглотнула.
– Нет, – усмехнулся Черников. – Змеиных. Целая гора змеиных косточек и ребрышек.
Лиля намеревалась о чем-то спросить, но в кармане Черникова защелкало.
– Бригадир отыскался. – Черников вынул рацию. – База, прием.
Лиле никак не удавалось оторвать взор от простенького каменного змея, отороченного осинами. Но, услышав искаженный помехами голос Лемберга, она забыла про находку.
– Ребята, возвращайтесь. Немедленно.
– Что случилось? – Лиля привстала на цыпочки.
– Возвращайтесь, – повторил Лемберг, и связь прервалась.
То, что стряслось нечто ужасное, Лиля поняла, как только они вышли из подлеска. Побледневший, взлохмаченный Лемберг наматывал по лагерю круги. Наталка сидела на складном стульчике, стиснув дрожащими руками алюминиевую кружку. Бурчал генератор, ему аккомпанировали мухи и комары.
У Лили засосало под ложечкой.
– Эй, вы чего?
– Михалыч мертв. – От Лемберга пахнуло спиртом.
– Что? Как? – Лиля ошарашенно таращилась на коллегу.
Наталка быстро закивала. Ее личико распухло от слез. Подмывало выпалить: да вы просто наклюкались! Никто не умирает в нашей экспедиции! Мы здесь делом заняты, а не ерундой!
– Он весь… – Наталка захныкала, крупная капля сорвалась с ресницы, – сломан, как кукла.
– Толком говорите! – потребовал Черников.
– Он там. – Лемберг посмотрел боязливо на служебный вагончик. – Ушел работать сразу после вашего ухода. Мы с Якимовой гуляли… Нашли его где-то в половине пятого.
– Вы… уверены, что он?..
– Господи, да! – Лемберг оросил Черникова слюной.
– Его убили, – сказала Наталка, зажмуриваясь. – Кто-то забрался в лабораторию и…
Черников снял с плеча ружье. Направился к вагончику.
– Милицию оповестили?
– Я пробовал, но связи с городом нет.
– А бригадир?
– Ни слуху ни духу.
Черников уже открывал дверь вагончика, и Лиля последовала за ним. Наталка всхлипнула:
– Не смотри на него. Лучше не смотри.
В операционной было жарко. Мошкара роилась в воздухе, и пахло скверно. Так пах мальчик, слетевший с мопеда в овраг. Это было несколько лет назад. Старшеклассница Лиля кинулась тогда на помощь; сталь барьерного ограждения вспорола пареньку живот. Он слабо охал. Внутренности вывалились грудой и изгваздались в пыли (как же их мыть? – ужаснулась Лиля).
Лемберг, замыкающий шествие, пробормотал в Лилин затылок:
– Дракоша пропал.
Клетка с амурским полозом опустела. За металлическими сетками ерзали и шипели взбудораженные гадюки. Заговори они по-человечески, о чем бы поведали людям?
Под ногами звякнула чашка Петри. Черников встал как вкопанный, и Лиля врезалась в его спину.
– Не смотри, – продублировал механик мрачное предупреждение Наталки. Но Лиля посмотрела.
Иван Михайлович сидел на полу среди блестящих гирек. Он, без сомнения, был мертв, и смерть его не имела ничего общего ни с естественными причинами, ни с укусом змеи. Вывернутая, явно сломанная рука покоилась на коленях. Челюсть выскочила из сустава, а шея разбухла вдвое. Крови было немного: на съехавшей под подбородок маске и на зубах в распахнутом рту.
Лиля вскрикнула, отворачиваясь.
– Я говорил! – зловеще прокаркал Лемберг.
– Что, черт подери, произошло? – хрипло спросил Черников, будто требовал отчета у гадюк или у изувеченного мертвеца.
Змееловы толпились в узком пространстве между серпентарием и лабораторией.
– Яды! – осенило Лилю. Она протиснулась мимо Черникова, переступила через ноги Ивана Михайловича. Сердце норовило вылететь из груди как ядро из пушки.
– Не похоже, что его цапнули, – сказал Черников угрюмо.
Лиля хотела произнести вслух свое подозрение: напавшие на ученого ублюдки похитили ценный продукт. Но мысли не складывались в предложения, и она молча обследовала лабораторию. Сейф оказался надежно заперт, сырой яд сушился в чашках. Ни грамма не пропало.
Лиля выругалась – в третий раз за двадцать лет жизни.
Лемберг выдал свою версию:
– А что, если Дракоша его убил?
– Глупости, – процедила Лиля. – Агрессивный полоз способен укусить человека, но полоз – не удав и…
Она запнулась.
Из-за опечатанного шкафа с эксикаторами медленно и торжественно всплыл Дракоша. Словно черно-красный пожарный рукав, декорированный косыми полосами. Шкура лоснилась от крови, к брюшным пластинкам прилипли частички чего-то багрового и зловонного. Лиля распахнула рот, точно неумело пародировала посмертную гримасу Скрипникова. Полоз вмиг очутился на столе, черные ненавидящие глаза сверлили Лилю.
Где-то в углу квакнула лягушка. Время замедлилось.
Дракоша отклонился перед рывком…
Громыхнул выстрел, и голова змеи взорвалась кровавыми ошметками. В тесной лаборатории звук рубанул по мозгам как молот. Лиля зажала уши. Обезглавленный полоз плавно оседал на столешницу. Из обрубка шеи вился сизый дымок.
«Нет, – сигналил разум Лили, – змеи так себя не ведут. Я же читала…»
Черников опустил двустволку. Его губы беззвучно шевелились. Колокольный звон заглушал слова.
– А? А?
Беспомощное «а» дробилось эхом в пещере между височными костями. Пахло порохом и медью. Так пахнет война? Потом в ушах хлопнуло – и слух вернулся. Не настолько, чтобы уловить шорох трущихся друг о друга пластинок дохлого уже полоза, но достаточно, чтобы услышать, как снаружи визжит Наталка.
Первое, что увидела Лиля, выпорхнув из вагончика за мужчинами, была лаборантка, зачем-то взобравшаяся с ногами на стол. Ножки стола, которые Черников укрепил брусьями, плясали под весом девушки.
– Змеи! – вскрикнула Наталка, хлопая ресницами, отчаянно царапая ногтями заплаканное лицо. – Змеи в траве!
Затем Лиля увидела гадюк.
Черные змейки юркали в пырее, огибали опрокинутый котелок и желтую «Спидолу» Ванягина. Вопреки всему, что писалось в книгах, они ползли к людям.
Лиля вспомнила глаза полоза. Бурлившую в них ненависть. Но ведь это абсурд! Рептилии не знают ненависти, равно как и любви…
– Назад! – скомандовал Черников.
Что-то мазнуло по плечу, зацепив шею, будто погладило холодным пальцем. В желудке Лили разлилась желчь. Периферийным зрением она засекла пикирующие сверху, извивающиеся макаронины. Дождь из змей…
Она обернулась.
Гадюки падали с крыши служебного вагончика. Лемберг истерично вопил и взлохмачивал волосы, избавляясь от мерзкого десанта.
«Сколько же их здесь?» – опешила Лиля.
Змеи не старались, как положено их племени, уползти, трусливо зарыться в дерн. Они атаковали. Выгнувшись морскими коньками, норовили клюнуть Лилины ноги. Они больше не испытывали страха, но сами были страхом. В полуметре от Лили серая гадюка с Z-образной полосой вдоль туловища зашипела и вздыбилась. Кинула вперед тошнотворно толстое тело.
Черников ударил прикладом, впечатав в землю треугольную голову рептилии.
– В машину! – крикнул он.
Мир кружился в безумном хороводе. Гадюки сновали под подошвами. Извивались в умывальнике и на капоте ЗИЛа. Они оккупировали лагерь, жирные, блестящие, неуловимые. Они принесли людям свой драгоценный яд.
– Сюда! – Лиля подскочила к столу.
Наталка затрясла головой. Черные живые ручейки в сорняке струились к девушкам.
– Давай же, дура!
Наталка, хныча, схватила коллегу за руку и спрыгнула на землю.
«Это нашествие, – подумала Лиля, утягивая Наталку в сторону „москвича“. – Птицы чувствовали».
Лемберг пятился задом и высоко подбрасывал колени, словно персонаж немой комедии. Он шел вслепую и врезался в занозистый столб, одну из опор, удерживающих марлю над обеденным столом. Столб накренился, а полог спланировал прямо на голову фармацевту. Запутавшись в тройном слое ткани, Лемберг повалился ниц.
– Иди, иди! – Лиля подтолкнула Наталку к машине, ринулась обратно. Заметила сумку с аптечкой и на ходу подобрала ее.
Черников кружился, отгоняя обезумевших гадюк ружьем. Приклад вспахивал землю.
«Нам никто не поверит», – подумала Лиля. Нагнулась над Лембергом… и сразу отпрянула.
Фармацевт кричал на одной жуткой похоронной ноте. Марля облепила его, спеленала точно мумию, и под этим саваном кишели гадюки. Напоминающие угрей, они ползали по груди и лицу Лемберга и кусали, кусали, кусали, впрыскивая под кожу яд.
– Идем, – подбежавший Черников моментально оценил ситуацию. Обнял протестующую Лилю за талию. Фармацевт затихал. Мышцы деревенели. – Его не спасти, идем.
Слезы застили обзор. Лемберг… Михалыч… Коллеги, друзья… День рождения под песни Высоцкого… смех…
В трех метрах от «москвича» ждала ловушка. Сырой карась, улов Скрынникова, невесть как оказавшийся в траве. Рыба хлюпнула под подошвой, выпустив кишки, а Лиля упала на четвереньки. Что-то кольнуло в мизинец. Кисть обожгло.
– О нет! – Лиля воззрилась на гадюку, отползающую прочь, на свой палец, украшенный отметиной – уколом гадючьего зуба.
И застонала.
Померещилось, что в салоне автомобиля прячется змея. Лиля ахнула и вытащила из-под задницы огрызок провода. Черников лязгнул дверцами, последним скользнув на заднее сиденье. Подвинул причитающую Наталку.
– Пересаживайся за руль.
– Но я… у меня не получится…
Вечерами Лемберг учил Наталку водить машину. Теперь его нет. Веселого, дурашливого фармацевта прикончили рептилии, и он не раскурит трубку, не подмигнет задорно. А вдруг это сон – и Лиля проснется на верхотуре двухъярусной кровати, умоется, позавтракает овсянкой, болтая с Иваном Михайловичем о повадках аспидов…
Лиля ошеломленно смотрела на мизинец. То ли змея была однозубой, то ли зацепила боком пасти. Укус пришелся во вторую фалангу. Палец распухал.
– За руль! – рявкнул Черников так, что Наталка съежилась и перестала хныкать. Молча перелезла на водительское кресло.
– Дай мне, – Черников взял Лилю за руку. – Ничего, до свадьбы заживет.