Один из рыцарей схватил Бена и заломил ему руки за спину, уже не обращая внимания на пальцы. Бен взвыл от боли.
Еще три рыцаря окружили Хэйзел, опасливо глядя на тонкий ржавый меч.
Она встала в низкую стойку, наблюдая за ними.
– Нет, – сказал Ольховый король. – Оставьте ее. Видишь ли, сэр Хэйзел, пока твой брат у меня, именно моя рука держит нож.
– Похоже, ваша рука не тверда, – заметила девушка, когда ведьмино тело в последний раз дернулось и затихло. Победа и насилие опьянили Хэйзел. Она чувствовала себя своей самой опасной половиной – той, что шла по фэйрфолдским лесам и верила, будто была их защитницей. Толпа придворных безмолвствовала. Она принесла смерть этим бессмертным созданиям, и они глядели на нее широко раскрытыми глазами.
– А сейчас, Хэйзел, – Ольховый король говорил, будто давал урок неразумному ребенку, – я хочу, чтобы ты прочитала стишок, призывающий чудовище из самого сердца леса. Мою дражайшую дочь. Ты ведь его знаешь? Читай, или твоему брату выпустят кишки.
Мгновение Хэйзел колебалась, сознавая, в какую ловушку они попали.
– Хорошо, – выдавила она, глубоко вздохнув. Распевный тон заклинания напомнил ей о прыгалках, прикосновении босых ног к горячему асфальту и постоянном искушении произнести последнее слово. – В темной чаще ведьма есть. Она может тебя съесть. Обглодает твой скелет – вот ты был, а вот уж нет. Непослушный и плохой, не вернешься ты… домой.
Хэйзел почувствовала пульсацию магии, легкий ветерок, дующий сквозь пустой холм, – а затем прикосновение холода.
Скорбь явилась. И если Ольховый король действительно подчинил ее своей воле, им всем пришел конец.
Ольховый король кивнул:
– Очень хорошо. А теперь давай посмотрим, на что еще ты способна. Порежь себе руку, или мой рыцарь срежет твоему брату лицо. Видишь, как ты спешишь повиноваться? Давай же, поторопись.
Хэйзел дрожащими пальцами завернула рукав рубашки, подняла кривой клинок Костяной Девы и приставила к коже. Затем начала вдавливать острие, пока руку не пронзила ослепительная боль, и по кисти, капая на каменный пол, не потекла тонкая струйка крови.
Улыбка, расцветшая на лице Ольхового короля, была ужасна.
– Хэйзел, стой! – закричал Бен. – Не волнуйся за меня…
– Достаточно, отец! – властно крикнул Северин. – Верное сердце не у нее.
– Она лжет, – возразил Ольховый король. – Все смертные – лжецы.
– Хэйзел защищает меня, – объявил Джек, выходя из толпы других придворных. Его глаза пылали серебром, голова была высоко поднята.
Иоланта потянулась к сыну, но тот от нее отмахнулся. Придворные, стоявшие вокруг, смолкли. Джек подошел к трону Ольхового короля и замысловато поклонился. Хэйзел понятия не имела, что он так умеет.
– Я втайне замыслил предать вас. Отпустите Хэйзел. Отпустите ее и накажите меня.
– Нет! – воскликнула его мать. – Ты поклялся! Поклялся не вредить ему!
– Джек? – нахмурившись, пробормотала Хэйзел.
Она чувствовала легкость: может быть, из-за того, что по руке стекала кровь. На мгновение она задумалась, было ли это правдой или очередным еще не раскрытым секретом. А потом увидела вспышку паники на лице Джека и услышала дрожь в его голосе.
Он тянул время. Чтобы она разгадала головоломку по подсказкам, которые сама же себе и оставила.
Морковь. Железные прутья. Не забудь преклонить колено.
Что это значит? Фермер перехитрил боггарта, посадив морковку, растущую под землей. А потом посадил железные прутья.
Может, она закопала меч?
– Мальчик, играющий в смертного? – Ольховый король, прищурившись, изучал Джека. Потом прошествовал к трону, подметая мантией пол, и уселся: – И по каким же причинам ты противостоишь мне? Твое рождение доказывает предательство твоей матери, но ты все же здесь, живой и невредимый.
Не забудь преклонить колено.
– Разве имеет значение, почему? – возразил Джек. В его тоне было что-то такое, как будто он нарочно провоцировал Ольхового короля нападать дальше.
– Ты много себе позволяешь, подменыш, – приподнял брови Ольховый король. – Возможно, я и обещал твоей матери, что не подниму на тебя руку, но Скорбь с удовольствием одарит тебя болью или даже смертью – потому что все, что ей известно, это боль и смерть. Заприте его в клетку вместе с моим сыном!
Джек глубоко вздохнул, а потом чуть улыбнулся, позволив провести себя у Хэйзел за спиной. Ее накрыло отчаянье. Все они умрут. Хэйзел хотелось опуститься на холодный каменный пол, молить о пощаде и обещать принести в жертву все что угодно. Но ей было нечего предложить.
Морковь. Железные прутья.
Не забудь преклонить колено.
И вдруг она поняла, каким должен быть ответ.
Верное сердце, меч, который может разрубить что угодно, острый настолько, что может быть вложен в ножны из цельного камня. Вот где она должна была его спрятать – там, где впервые нашла: глубоко в грязи и песке у озера Уайт. Ольховый король не догадался бы искать его у подножия своего трона, как не стал бы искать его среди облаков.
Не забудь преклонить колено.
Хэйзел перевела взгляд на пол, ища что-нибудь в грязи между огромными каменными плитами. Внезапно она заметила что-то похожее на металлический блеск, но с тем же успехом это могла быть игра света. У нее был лишь один шанс, чтобы найти пропажу.
Три рыцаря отконвоировали Джека к клетке и осторожно открыли дверь. Когда она отворилась, Северин нырнул вниз и проскользнул под мечами рыцарей, которые принялись толкать дверь обратно, чтобы его удержать. Он этого явно ожидал, поэтому двигался очень быстро. Достаточно быстро: к тому моменту, как они выхватили мечи, Северин был снаружи и уже выпрямился.
Раненый в произошедшем до этого бою, он носил вокруг пояса какие-то рваные окровавленные лохмотья – остатки майки Джека, как поняла Хэйзел.
Рыцари, стоящие возле девушки, обнажили мечи и ринулись к Северину. У Хэйзел появился шанс. Более не сомневаясь, она кинулась к тому месту, где, как ей показалось, видела блеск рукояти.
Потом, злясь на себя, оглянулась на клетку.
Рыцари окружили Северина, но ни один не оказался настолько смел, чтобы напасть на принца – хотя тот и не был вооружен.
– Дай мне свой меч, – сказал Северин Маркану. Сейчас он действительно выглядел, как принц из детства Хэйзел – тот, что собирался все исправить, когда проснется. – Позволь умереть с оружием в руках. Я не хочу сражаться ни с кем из вас, а у моего отца Сердце охотника. Вам едва ли стоит за него бояться. Конечно, он меня низвергнет. Мне не победить.
Придворные с тревогой переглянулись.
Ольховый король встал и с ужасным металлическим скрежетом вытянул из ножен Сердце охотника. Толпа смотрела на него с напряжением и еще каким-то странным чувством, – Хэйзел показалось, что с отвращением. Ольховый король не мог потерпеть поражение с зачарованным клинком, но никто не был бы в восторге от такой победы.
– Возьми, – кивнул Маркан, вкладывая меч в руку Северина.
– Я не отдавал тебе приказа вооружать его, – рявкнул Ольховый король.
– Принц не должен умирать без меча, – возразил Маркан, и желваки на его челюстях задвигались. Поучать короля было ох как небезопасно.
Ольховый король усмехнулся:
– И все же со многими это случается.
Северин умрет даже с выкованным феями мечом. Умрет, даже если он лучший фехтовальщик в мире. Никакие навыки не могут защитить от клинка, который никогда не промахивается. Если Хэйзел не добудет ему Верное сердце, он обречен.
Наконец девушка нашла то, что, как она думала, могло быть поблескивающей рукоятью, и упала на колени. Хэйзел попыталась ухватиться за нее и вытянуть меч, но он выскальзывал из пальцев. Похоже, ее пока никто не заметил, но это было лишь делом времени. Нужно делать все быстро.
Северин и его отец закружили друг возле друга. Затем Сердце охотника метнулось к плечу принца. Рогатый мальчик попытался блокировать удар, но меч противника оказался слишком быстр. Он вонзился в его руку, заставив вскрикнуть. Хватка на рукояти его собственного меча ослабла. Металл обрушивался на металл шквалом яростных ударов. Северин не успевал противостоять им. Сердце охотника снова и снова впивалось в его плоть. Уже раненный, он продолжал получать небольшие, но кровоточащие раны.
И тем не менее, Хэйзел могла поклясться, что Ольховый король недоволен. Северин явно был лучшим фехтовальщиком. Ольховый король постоянно терял баланс собственного меча; он ошибался, нанося неаккуратные размашистые удары, а меч выправлял его ошибки. Северин не сдавался, неустанно парируя, хотя никакой надежды на победу не было. Ольховый король мог убить его, но не сломить.
– Каким бы забавным это ни было, – сказал, задыхаясь, Ольховый король, – вечно так продолжаться не может. Уймись. Твоя сестра идет. Она разорвет тебя на части, если я первым не перережу тебе горло. В любом случае, на этот раз, когда ты ляжешь в стеклянный гроб, то будешь мертв по-настоящему. Мертв и выставлен на обозрение всему лесу!
Северин сделал выпад в сторону отца, рассек ткань его одеяния и оставил тонкий кровоточащий порез. Ольховый король уставился на сына, словно видел того впервые.
– Сердце охотника ручается, что вы никогда не промахнетесь, отец, – сказал Северин, снова принимаясь кружить. – Но это не значит, что я всегда буду промахиваться по вам.
Ольховый король с ревом бросился вперед, более не заботясь о правилах боя, и резко вогнал Сердце охотника Северину в живот. Рогатый мальчик взвыл и упал на колени, зажимая руками рану. Ольховый король ударил его туда, куда он уже был ранен.
Однако стоило тому отступить, как меч принца взметнулся снова. Кровь обагрила руку Ольхового короля, словно перчатка. Он поверг сына, но Северин нанес ему еще один удар.
– Достаточно! – тяжело дыша, воскликнул Ольховый король, указывая на рыцарей. – Прикончите его.
Они продолжали стоять, будто не слыша приказа. Они могли быть жестокими, своенравными и ценить смертных не выше грязи, – но они были рыцарями, как в книжках, которые Хэйзел читала в детстве. Рыцарями, как в историях Бена. Приказ Ольхового короля противоречил их кодексу чести. Они бы не напали на раненого – особенно того, кто был побит в явно нечестном бою.