Самая темная ночь — страница 35 из 52

Цвергер обвел глазами толпу, и его взгляд остановился на ком-то в нескольких метрах от Нины. Он нацелил пистолет на людей, и те шарахнулись в стороны, словно забилась в неводе перепуганная рыба. Прозвучало несколько слов на немецком, и один из солдат двинулся вперед. Он вновь показался на ступеньках через несколько секунд; рука в перчатке крепко держала за плечо ребенка. Мальчика. Карло.

Нина открыла рот, из которого рвался вопль, но Альдо зажал его ладонью, обхватив ее другой рукой и не давая сопротивляться.

– У меня твой сопливый братишка! – заорал Цвергер. – Он перепугался и хнычет, как младенец. А ты? – Фашист схватил бедного Карло за волосы и с каждым криком боли, который вырывался у мальчика, дергал еще сильнее. – Может, мне пристрелить тебя? Как тогда твою собаку? Хватит одной пули!

Толпа загудела – выкрики «Свинья! Скотина!» смешались с мольбами отпустить ребенка, и безумное выражение стало исчезать из глаз Цвергера. Он оттолкнул Карло и, сразу забыв о нем, опять принялся блуждать взглядом по толпе, выискивая кого-то.

– У меня появилась идея получше! Давай-ка найдем эту шлюху, твою жену, если она, конечно, на самом деле твоя жена. Ты сказал, что обвенчался с ней в Венеции, но, как выяснилось, ни один венецианский священник не в курсе. Что, думал, я не проверю? И я буду копать дальше, пока не докопаюсь до истины! Не остановлюсь, пока не вырву все твои секреты. Твои и ее! Ты знаешь, я это сделаю!

По толпе пронесся шепот, взгляды людей обратились на Нину. И она подумала, что погибла…

Тут в дальних рядах началось какое-то движение. Нина не могла обернуться – ее крепко держал Альдо, но ей нужно было знать, что происходит. Что, если солдаты схватили кого-то из девочек? Или Пауло?

– Пресвятая Богородица… – выдохнул Альдо, и толпа вокруг заволновалась сильнее, а посреди общего перепуганного гомона вдруг возвысился голос – знакомый, низкий, любимый голос.

– Другие тебе не нужны!

Это был голос Нико. Люди расступились, и он вышел вперед, высокий, с прямой спиной, и снял шляпу.

– Они ни при чем. Это за мной ты явился. И вот он я. Безоружный. Один.

Цвергер ликующе заулыбался.

– Отпустите их, – приказал он; в первых рядах опять возникло движение – солдаты толкнули Розу и Карло в толпу. – А ты стой где стоишь! – рявкнул офицер, указав трясущейся рукой на Нико.

Последовали еще какие-то команды на немецком – Цвергер пролаял их слишком быстро, чтобы Нина могла разобрать. Один солдат связал руки Нико за спиной, затем тычками погнал его от ступенек паперти к каменной стене церкви.

Нина в крепких объятиях Альдо могла только смотреть, не в силах пошевелиться. Она оцепенела. Превратилась в ледяную статую.

Другие солдаты оттеснили толпу назад и в стороны. Цвергер опять заорал хриплым, срывающимся голосом:

– Объявляю тебя, Никколо Джерарди, виновным в помощи союзникам врага, в бандитизме, в укрывательстве и в прочих преступлениях, которых слишком много, чтобы все их перечислить. Любого из этих преступлений достаточно, чтобы тебя повесить! – Он обвел взглядом пьяццу с таким пафосным видом, что ему позавидовал бы и сам Муссолини. – Но, похоже, тут нет ни одного достойного дерева. Что ж, решим проблему по-другому.

Цвергер пролаял на невероятной скорости еще несколько слов по-немецки, и солдаты бросились выполнять приказ; их лица, различимые под касками, казались бледными. Тот, который связал руки Нико, толкнул его к каменной стене, а сам отбежал и занял место рядом с остальными. Солдаты выстроились в шеренгу.

Нина знала, что произойдет дальше.

Она знала. И принялась вырываться, чтобы бежать к Нико, но Альдо был сильнее. Он попытался развернуть ее так, чтобы она не могла смотреть на его сына.

– Нет, – взмолилась она, – дайте мне увидеть!

Нико стоял один у стены. Сколько раз они вдвоем, рука об руку, проходили мимо этого места, счастливые от своей любви? Теперь он стоял там один, полный решимости не показать своего страха. Он тоже знал, что должно произойти.

Нико обвел взглядом толпу, словно присутствие вооруженных солдат и Цвергера не имело для него значения. Он кого-то искал на площади. Ее.

– Нико! – выкрикнула она.

И он ее услышал. Их взгляды встретились. Он не отвел свой.

Солдаты вскинули ружья. Люди у церкви притихли.

– Прекратите это безумие! – Отец Бернарди, протолкавшись сквозь толпу, встал между Нико и солдатами.

– А ну прочь! – рявкнул Цвергер. – Это бандит, преступник!

– Когда состоялся суд? – крикнул в ответ священник. – Вы не привели доказательств. Если убьете Никколо сейчас, вы превратите его в мученика! И каждый мужчина, каждая женщина, каждый ребенок в этой толпе станет свидетелем вашего беззакония!

К этому времени на пьяцце собралась изрядная толпа – здесь было не меньше двух сотен людей, и их начинал охватывать гнев. Чтобы смести Цвергера вместе с его людьми, этого количества было больше, чем достаточно.

Но отец Бернарди еще не закончил.

– Если вы всё же намерены убить его, вам придется убить и меня, и еще многих на этой площади. Наша смерть ляжет тяжким грузом на вашу совесть и обречет на вечное проклятие. Вы готовы заплатить такую цену?

Цвергера трясло, на лбу выступили капли пота. Он вытер лицо рукавом, а потом вдруг ухмыльнулся, будто только что придумал хитроумный ход.

– Что ж, Бернарди, будь по-вашему. – Он повернулся к солдатам, но его дальнейшие слова невозможно было разобрать на фоне возмущенного ропота толпы.

Взяв ружья наизготовку, солдаты начали наступать на Нико и отца Бернарди, оттолкнули священника и вдруг, развернув оружие, начали избивать Нико прикладами. Удары сыпались на него один за другим – в живот, в спину, по плечам, по рукам и по голове.

Он упал; вокруг на земле причудливым узором застывали брызги крови.

Нико лежал неподвижно. Ужасающе спокойно. Если бы Альдо не сгреб Нину в охапку, она тоже упала бы.

Цвергер махнул рукой в сторону кюбельвагенов. Двое солдат схватили Нико за ноги, потащили к машинам и, кое-как подняв безвольное тело, забросили его на сиденье.

– Куда вы его увозите? – спросил отец Бернарди, в очередной раз презрев собственную безопасность. – Я требую ответа!

Цвергер спустился с паперти и надвинулся на священника:

– Вы что, правда такой идиот? Вы искренне считаете, что можете как-то повлиять на судьбу своего драгоценного Нико?

– Архиепископ узнает о вашем злодеянии…

– К черту архиепископа!

– Что вы собираетесь делать с Нико?

– Что мне заблагорассудится. И никто – ни вы, ни кто-либо другой из этой деревни или из вашего проклятого архиепископства меня не остановит.

С этими словами Цвергер зашагал к машине, и через минуту весь конвой тронулся с места, увозя с собой окровавленного Нико.

Без сомнений, его увозили навсегда, потому что Цвергер был прав – он может сделать с Нико что угодно, Нина это понимала, и они никак не сумеют его остановить. Никак.

Кто-то заговорил с ней в этот момент.

– Нина… Нина! Ты слышишь меня? – Это был Альдо. – Нам нужно спрятать тебя. Вдруг Цвергер вернется и за тобой?

Он передал ее кому-то в руки – она увидела лицо Маттео, мокрое от слез.

– Пожалуйста, не вырывайся, – попросил юноша. – Не надо драться…

Маттео нес ее на руках, он почти бежал; следом спешил Альдо, на плечо которого опиралась избитая Роза, за ними – Пауло и девочки. «А Карло? Где Карло?» – вдруг спохватилась Нина.

Оказалось, мальчик упал на бегу, но Пауло помог ему подняться, и теперь они бежали вместе. Нина смотрела на симпатичное мальчишеское личико, побелевшее от ужасной сцены, которой он стал свидетелем, и узнавала это выражение. Она уже видела его на лице родного отца больше года назад и знала, что у нее самой сейчас такое же.

Это выражение лица знаменовало смерть надежды.

Нина открыла рот, чтобы снова закричать, но у нее не хватило дыхания – крик вышел похожий на шепот. Ей казалось, что она проваливается во тьму, все глубже и глубже, пока не наступило беспамятство.

Глава 23

Когда Нина проснулась, было темно. Она лежала на кровати в их с Нико спальне, под одеялом, кем-то на нее наброшенным. Ей было холодно, несмотря на одеяло, в голове клубился туман, она пыталась осознать то, что произошло вчера, и не могла. На мгновение Нине показалось, что все это ей приснилось. Конечно, приснилось, и сейчас, когда она встанет и спустится на кухню, все будет хорошо.

А потом она услышала детский плач.

Это был не сон. Это был кошмар, в котором она запуталась, как в силках. Бежать было некуда и спрятаться от этой боли негде. Боль пронизывала все ее существо. Было больно дышать, думать, жить. Она лежала на боку, оцепенев от осознания произошедшего, смотрела, как за окном гаснут последние солнечные лучи, растворяясь во тьме, и ждала, когда на небе проступят звезды.

Открылась дверь. Кто-то сел рядом с ней на край кровати, и чья-то прохладная рука откинула кудряшки с ее глаз.

– Роза, это ты?

– Да, я здесь.

– Это был не сон. Все случилось на самом деле.

– Да.

– Он мертв, – пробормотала Нина. – Мертв.

– Мы не знаем. Отец Бернарди пытался хоть что-то выяснить весь день. Цвергер сказал, что мы никак не можем ему помешать, но отец Бернарди связался с архиепископом, и тот пообещал сходить к его начальникам. Будет умолять о помиловании. Может быть, они только посадят Нико в тюрьму или отправят в трудовой лагерь, в Германию. Туда многих партизан отправили.

– Цвергер ненавидит Нико. Ненавидит по личным причинам. Поэтому он выполнит свою угрозу. Я знаю, что выполнит. Он убьет Нико, и мы даже не узнаем, когда он это сделает, где и как. Я этого не вынесу. Не смогу.

Роза взяла ее за руки – крепко, уверенно, успокаивающе.

– Ты сможешь. Потому что должна. Ради вашего ребенка и наших сестер и братьев мы должны быть сильными.

– И лгать им?

– Нет. Нельзя им обещать, что Нико вернется. По крайней мере сейчас, когда мы знаем так мало. Но мы можем сказать детям, что Цвергеру не удалось нас сломать. Мы честно скажем им, что у нас еще есть надежда.