ыло срочно придумать себе какой-нибудь благовидный предлог, дабы отлучаться из дома хотя бы ненадолго.
Внезапно в голову Эрвину пришла затея, замечательная в своей простоте. Он припомнил давно утратившего силу и отошедшего от дел Теннантского мага Говарда. Конечно же, магии он лишился, но знания и разум остались при нем, ведь так? Значит, можно попробовать привлечь его на свою сторону — авось и будет хоть чем-нибудь полезен. Заодно и повод покидать отчий кров появится.
Идея так понравилась графу, что он даже улыбнулся. И, разумеется, Патока тут же решила, что его улыбка адресована именно ей.
— Ах, Эрвин, вам тоже нравится представление? — проворковала она. — Я нахожу его весьма достойным, да-да, без сомнения. Милейшей Люсинде не нравятся чудненькие платьица на девушках, не так ли? Но, надо признать, танцы весьма эффектны, весьма. Ну и пусть девочки немножко вульгарны, они ведь не виноваты, что не обладают ни достойным происхождением, ни приличными манерами. Нам-то ведь это не мешает наслаждаться их танцами.
Эрвин все так же скользил рассеянным взглядом по толпе, машинально кивая в ответ на лепет Белинды. Опять он выхватил блондинку в зеленом — на сей раз ее парень уже откровенно обнимал ее и что-то нашептывал девушке на ухо. Зрелище отчего-то показалось Эрвину неприятным, и он отвернулся.
А когда празднество закончилось, и Эрвин со спутницами возвращались в предрассветных сумерках в особняк, он увидел светловолосую незнакомку в третий раз. Свернув в безлюдный переулок, он даже замедлил шаг, заметив целующуюся парочку. Девушку он узнал сразу и попытался пройти мимо как можно тише, что увлеченные друг другом молодые люди не заметили его. Но все испортила повисшая на его руке Змея-Люсинда. Поравнявшись с парочкой, она резко остановилась и громко прошипела:
— У этих простолюдинов нет самых элементарных представлений о приличиях! Какой стыд! Так вести себя прилюдно!
Парень и девушка отпрянули друг от друга. Наконец-то Эрвин смог как следует рассмотреть ее лицо. Нет, незнакомка точно не относилась к простым горожанкам — в этом граф Солейский мог бы поклясться. Очень светлая кожа, темные брови и ресницы, глаза необычного почти желтого цвета, высокие скулы, припухшие от поцелуев губы — она опять показалась Эрвину необычайно притягательной, и он с трудом подавил в себе яростно вспыхнувшее желание пересчитать кулаком зубы ее спутнику. Вот тот, похоже, был парнем из рабочего предместья, хотя и весьма привлекательным. Каштановые волосы растрепались, а зеленые глаза горели злобой. Он сжимал и разжимал кулаки, не решаясь сказать ответную гадость особе женского пола. Вот если бы оскорбительную фразу произнес Эрвин — не было сомнений, мальчишка бросился бы на обидчика. А так он просто стоял, закусив губу, и сверлил Люсинду взглядом.
— Я приношу извинения за слова своей спутницы, — ледяным голосом отчеканил Эрвин. — Очевидно, хмель и праздничная атмосфера ударили ей в голову. Она не понимает, что говорит. Простите.
И, крепко ухватив возмущенно пискнувшую Люсинду за локоть, потащил ее за собой по переулку, подальше от юных влюбленных.
ЛЕССА
Мне было стыдно, нестерпимо стыдно. Тим поглаживал меня по плечу и бормотал слова утешения и ругательства в адрес сказавшей столь мерзкие слова девицы, но я никак не могла успокоиться. Тим не мог понять одного: мне не было никакого дела до случайных прохожих, которых я никогда в жизни и не встречу-то больше. Нет, я расстроилась потому, что незнакомая грубиянка оказалась права: я вела себя так, словно растеряла все свое воспитание и скромность. Словно падшая девица, а то и похуже. Причем я даже не могла понять, как так получилось.
Когда начались танцы, Тим уговорил-таки меня на еще одну кружку браги. Потом мы долго плясали, пока, разгоряченные танцами, не упали обессиленно на чудом остававшуюся незанятой скамейку. Тим держал меня за руку и все говорил о том, какая я красивая, какая замечательная, непохожая на других девушек, а я и млела, развесив уши. Приятели наши потерялись где-то в толпе, и мы отправились домой, не став их разыскивать. А когда свернули в пустой переулок, Тим неожиданно остановился, обнял меня за талию, притянул к себе и поцеловал. Меня бросило в жар. Его губы прикоснулись к моим сначала неуверенно, а потом внезапно стали настойчивыми. И мне это нравилось. Нравились его жаркие поцелуи, его немного неуклюжие объятия. Я сама не осознала, как обвила руками его шею. И тут вмешались эти прохожие.
Под презрительным и насмешливым взглядом незнакомой девицы я вспыхнула. Хорошо еще, что ее спутник тут же извинился и утащил ее прочь, потому что я ощущала, как мною овладевает знакомое оцепенение. Не хватало только причинить зло невинным людям только за то, что они стали свидетелями моего недопустимого поведения!
Тим, ничего не подозревавший о моих магических способностях, продолжал тихо бубнить:
— Да ладно, Лесса, все в порядке. Успокойся.
— Да-да, все хорошо, — отозвалась я, больше всего на свете желавшая, чтобы он от меня отвязался. — А теперь пойдем. Я устала и хочу домой.
Если Тим и был разочарован, то виду он не подал. По дороге он сделал было попытку договориться о свидании, но я сослалась на занятость, пообещав заглянуть к нему, когда расправлюсь с делами — как-нибудь на следующей неделе.
— И что, вот так и поцеловались? — переспросила Рина, помешивая ложечкой горячий шоколад.
— Тише ты, — шикнула на нее я. — Весь Теннант поставить в известность желаешь?
Время уже перевалило за полдень. Мы, все утро отсыпавшиеся, сидели в кондитерской, поглощали пирожные, запивали их шоколадом и болтали. Рине удалось вытянуть из меня все подробности вчерашнего происшествия. Впрочем, ее я как раз и не смущалась — в поцелуях Рина разбилась куда как лучше, нежели мы с Ладой вместе взятые. Мы даже тайком завидовали смелости подруги, когда она в красках расписывала нам умение очередного кавалера. Вот и сегодняшняя беседа началась с того, что Рина поведала нам о том, что Майло пригласил ее на свидание, а уже потом плавно перешла к нам с Тимом. Лада расспрашивала мало, больше застенчиво ойкала и прикладывала ладони к краснеющим щекам.
— Да ну, никто нас не слушает, — Рина махнула ложечкой. — Ты лучше скажи: с языком целовались или без?
Вопрос поставил меня в тупик.
— А как это — с языком?
— Понятно все с вами, — снисходительно заявила подруга. — Значит, так, слушайте, пока я добрая, и запоминайте.
И мы с Ладой, попеременно краснея и бледнея, выслушали увлекательнейшую лекцию по поцелуям. К концу ее я даже задумалась о том, что сделала бы, осмелься Тим на нечто подобное? Вряд ли мне бы понравилось такое.
— Фу! — выразила наше общее отношение Лада.
— Ничего и не «фу»! — обиделась Рина. — Маленькие вы еще, вот ничего и не понимаете.
И посмотрела на нас с превосходством. Старше она была всего-то на несколько месяцев, но чувствовала себя гораздо более опытной. А я сильно сомневалась, что мне такое вообще когда-нибудь сможет понравиться.
Я все еще вспоминала рассказ Рины, когда подошла к дому Говарда. Вприпрыжку поскакала по дорожке от калитки до крыльца, корча рожицы воображаемому кавалеру, а на крыльце столкнулась с выходившим из дома мужчиной, показавшимся мне смутно знакомым. Мужчина поклонился мне и произнес:
— Добрый день, госпожа. Позвольте полюбопытствовать, вы здесь живете или же пришли к господину Говарду по делу?
И тут я его узнала: это был тот самый прохожий, сопровождавший вчерашнюю грубиянку и извинившийся перед нами за ее слова. По его лицу я не смогла определить, вспомнил ли он нашу первую встречу, а спрашивать, само собой, я не стала. Просто слегка склонила голову в ответ на его поклон и сказала:
— Я племянница господина Говарда, Алесса. Живу здесь, в этом доме.
И уставилась на незнакомца, ожидая реакции — зачем-то ведь он задал свой вопрос? Но мужчина не пожелал мне ничего объяснять.
— Значит, мы еще увидимся. Мое имя Эрвин, граф Солейский, — представился он. — До встречи, госпожа Алесса.
И пошел к калитке, а я стояла и смотрела ему в спину. Сначала меня занимал вопрос, узнал он меня или нет, а если узнал — то расскажет ли об увиденном дядюшке? Потом я представила себе лицо Рины, когда похвалюсь, что познакомилась с самым что ни на есть настоящим графом, развеселилась и вошла в дом.
— Дядюшка! — крикнула с порога. — Я вернулась и принесла твои любимые пирожные с ежевикой.
Но Говард не откликнулся. Я взбежала по лестнице и рванула без стука на себя дверь кабинета. Дядюшка сидел за столом и вид у него был на редкость озадаченный.
— А, Лесса, это ты? — приветствовал он меня. — Я не слышал, как ты вернулась.
Я удивилась. Разумеется, дубовая дверь кабинета хорошо заглушала звуки, но обычно мой крик все же доносился до мага. Должно быть, гость принес какое-то весьма важное известие, раз Говард настолько погрузился в свои мысли, что не услышал меня.
— Чего хотел от тебя этот человек, граф Солейский? — спросила я напрямик. — Он сказал тебе что-то неприятное?
За два года жизни в Теннанте бывший маг стал для меня действительно почти что близким родственником. Мне нравилось думать о том, что у нас нет секретов друг то друга — ну, почти нет. Я ничего не рассказала Говарду о Тиме и не решилась пока что спросить о том, что могло связывать мага с матушкой Сузи.
— Значит, ты уже познакомилась с Эрвином? — Говард попытался улыбнуться, но улыбка вышла какой-то вымученной. — Нет, Лесса, я бы не сказал, что сей юноша принес мне неприятные известия. Неожиданные — да, но вот в своем отношении к ним я еще не определился. С одной стороны, граф обрадовал меня, но с другой… Впрочем, тебе, моя дорогая, вовсе ни к чему забивать этими проблемами голову. Говоришь, пирожных принесла? Пойдем тогда пить кофе.
Да, в доме Говарда я тоже приучилась пить кофе и даже стала находить его горьковатый привкус приятным. Я позвала Дарку и попросила ее сварить нам бодрящий напиток. Дядюшка, очевидно, не желал делиться со мной подробностями визита графа Солейского. И пусть его рассеянность быстро прошла, и он принялся оживленно обсуждать со мной очередную главу своих мемуаров, но смутное чувство тревоги никак не желало покидать меня. Мне казалось, что теперь нам точно надо ждать неприятностей. Отчего возникло это чувство, я не знала, но убежденность в его правоте все крепла во мне.