– Да. И что теперь мой дом здесь. И что вы мой муж.
– И что теперь меня можно называть на «ты».
– К этому еще придется привыкнуть, – улыбнулась Оливия.
Вдруг Тарек остановился, взял ее за руки и повернул к себе лицом.
– Зачем тебе все это? – неожиданно спросил он. – Я две недели изучал твои фотографии. Твою жизнь в Алансунде.
Оливия почувствовала удар изнутри.
– Ради чего?
– Чтобы понять тебя.
– Вы могли спросить меня о чем угодно.
– Ты, – поправил Тарек. – Ты, а не вы. – Он расправил плечи и продолжил: – На фотографиях видно, что ты была довольна той жизнью. Зачем ты пожертвовала тем, что имела?
К горлу Оливии подступил острый ком, и ответ дался с трудом.
– Тем, что я имела? – переспросила она. – Там у меня не было ничего. Алансунд не мой дом. У меня вообще нет дома. Но я не люблю говорить о своем прошлом. В нем мало приятного.
– В моем тоже, – сказал Тарек. – Так что, может быть, все-таки поделишься?
Оливия тяжело вздохнула и, опустив глаза, отвернулась.
– Моя сестра больна. С детства у нее тяжелая аутоиммунная болезнь. Родители всю жизнь сопровождали ее по больницам. Но она до сих пор так же слаба. Если честно, удивительно, что она вообще еще жива. Поэтому в детстве я всегда была одна. Когда родители бегали с сестрой по больницам, меня оставляли дома. Это одна из причин, почему мне так уютно во дворце. Я люблю, когда много людей. И Маркус всегда окружал меня людьми. Я боюсь одиночества. Мне грустно одной. И я не люблю чувствовать себя ненужной. Я слишком долго была никому не нужна. Конечно, Эмили тут ни при чем, – продолжала Оливия. – Выходя замуж за Маркуса, я думала, что навсегда решила свои проблемы. Но Маркус умер. И я снова оказалась не к месту.
Она вспомнила тот жуткий вечер. Ее день рождения. Когда она кричала на родителей за то, что им все равно. А они смотрели на нее, словно она не оправдала их ожиданий. Как будто она виновата, потому что здорова.
– Вот почему я здесь. Тут я могу хоть в чем-то пригодиться.
Оливия сама не знала, к чему эти признания. Слова лились сами собой без ее согласия. С Маркусом она не поднимала эту тему. Первый муж знал о состоянии Эмили, но не догадывался, каково все это для Оливии.
Но Маркус и не спрашивал.
Тарек приложил ладонь к ее щеке. Это было настолько неожиданно, что Оливия замерла, боясь шевельнуться. Ее глаза были открыты широко, как никогда.
– Здесь ты нужна. Просто знай это.
Сказав это, Тарек опустил руку и повел ее дальше по коридору.
Оливии не хватило времени подумать. Они слишком быстро дошли до обеденного зала, сверкающего драгоценными камнями от пола до потолка. Везде горели свечи, на каждой стене – не меньше десятка канделябров. И повсюду цветы.
Это был взрыв радости, праздник цветов. Оливия знала, что сама не умеет светиться от счастья. Поэтому решила наслаждаться тем, как это делают другие.
На коврах у низкого стола лежали красные, золотистые и синие подушки для нее и для Тарека.
– Как красиво, – восхищалась Оливия. – На таких праздниках я еще не была.
Все это снова напомнило ей тот день рождения. Только здесь были люди. И все вокруг светилось торжеством. А значит, никакой схожести. Так к чему вспоминать прошлое в самый неподходящий момент?
– Я тоже, – признался тем временем Тарек.
Оливия проследовала за ним к подушкам и села рядом. В голове кружились сотни вопросов, и каждый из них она хотела задать новоиспеченному мужу. Уж слишком интересно узнать, что он чувствует.
– И из всего этого вы… – она запнулась, – ты ушел в пустыню. Зачем?
Гости начали заполнять пространство. Здесь их было больше, чем в алтарном зале. Об этом Оливию тоже предупредили. За стенами дворца также проходил праздник. Жителям Тахара раздавали бесплатную еду в честь женитьбы шейха.
Вместе с гостями в зал вошли музыканты, и зазвучала музыка, эхом отражаясь от потолка и украшенных драгоценностями стен. С первыми нотами стали разносить подносы с едой, и вопрос Оливии затерялся в общем шуме и звуках инструментов.
Оливия положила на тарелку маленький кусочек мяса ягненка. Больше из приличия, потому что аппетит пока что не давал о себе знать. Видимо, сказывалось волнение.
Она посмотрела на Тарека: одна его нога была поджата, вторую он согнул в колене, упершись на нее локтем и одновременно накладывая себе в тарелку еды. Вдруг он бросил на нее напряженный взгляд своих черных глаз.
– Я ушел в пустыню, потому что брат испугался. Он боялся того, кем я могу стать, если останусь здесь.
– В каком смысле?
– Я ведь не только что понял, какой он человек. Мне сразу было ясно, что он несет стране. И я давно догадался, что именно он заказал убийство наших родителей.
Каждое его слово обрушивалось на Оливию, как крупные градины. Одно за другим. Она не успевала отойти от одного удара, как тут же следовал новый.
– Он боялся того, что я сделаю, когда узнаю. Тогда он решил сломить мою волю. Промыть мне мозги своей правдой. Он выслал меня туда, где я не представлял угрозы. Заставил охранять границы страны. Сторожить его империю зла, которую он сам обращал в пепел. – Тарек жадно откусил мяса. – Мне потребовались годы, чтобы проснуться. – Он посмотрел на Оливию, и взгляд его был так холоден, что дрожь пробежала по ее спине. – Меня превратили в верного пса. Он приложил все усилия, чтобы я в этой жизни не познал ничего, кроме боли и тех истин, которыми он меня пичкал. Я стал тем, кем он меня сделал. И вряд ли я уже смогу измениться.
Глава 9
Остаток торжества прошел для Тарека, как в тумане. Он больше не хотел откровенничать с Оливией. Зачем погружать молодую жену во мрак своего прошлого? И зачем погружаться в него самому? Но все же чем дольше он пребывал во дворце, тем ярче оживали воспоминания. Он чаще стал просыпаться ночью в поисках меча. Тогда воспоминания жгли и терзали его тело и разум. Это была физическая и эмоциональная пытка, нагнанная на него родным братом после смерти родителей. Только раньше она преподносилась как способ стать сильнее, закалить волю. Но теперь Тарек знал, что это было на самом деле.
Единственное, что он видел перед собой сейчас, – это море людей, которых он призван защитить. Не допустить повтора всего того, что уже произошло с его страной. Он поздно понял, что главная угроза исходит из дворца. Что убийство родителей было спланировано братом. Тарек не хотел думать об этом сейчас. Но Оливия поделилась с ним своим прошлым. Значит, он был обязан ответить ей тем же.
Однако пришел час отправиться в покои для новобрачных. Пора стать мужем и женой во всех смыслах этих слов.
«Я стал тем, кем он меня сделал. И вряд ли я уже смогу измениться».
Собственные слова Тарека вибрировали в мозгу, когда они с Оливией выходили из зала под аплодисменты и одобрительные выкрики гостей.
Тело Тарека еще не познало наслаждений. Он вспомнил фантазии, рождавшиеся сами собой при просмотре учебника по тайнам секса. Самая простая была о том, как он кладет руки на грудь Оливии. Ее кожа такая мягкая, идеальная, неизраненная жизнью. А его кожа вся в шрамах. И все его тело в шрамах. Он – как один большой шрам. Больше оружие, чем человек. Как такое тело может быть приятно женщине?
Придется довериться инструкциям из книги. Как когда-то военным тренировкам. К тому же он надеялся, что, как и в военном деле, в нужный момент инстинкт сам подскажет верные действия.
Но война есть война, а здесь речь о хрупком, нежном создании.
Они шли молча к спальне для молодоженов. Тарек крепко закрыл двери спальни и взглянул на Оливию. Она снимала браслеты. Вот первый из них едва слышно лег на стол, за ним второй и третий. Затем – золотые и серебряные кольца.
Потом подняла обе руки к волосам и отстегнула вуаль. Она аккуратно положила красивую расшитую ткань поверх браслетов. Делая все это, Оливия не сводила глаз с Тарека.
– Я думала о том, что ты мне сказал.
Сердце Тарека болезненно сжалось.
– Это не лучшее, о чем можно думать.
– Может, и так. Но я ничего не могла с собой поделать. А еще я думала о твоей клятве.
– Да, я отступил от написанного. Но в тексте все слова были только о любви. А это не мое. Мое – это защита. И обладание. Не самые романтичные понятия, но мое сердце воспринимает только их.
Оливия медленно кивнула:
– Это я уже знаю. Смысл твоей клятвы более чем понятен. А я лишь произнесла заученные слова. А этого мало.
– Ты поняла это только сейчас?
– Нет, я… – Оливия ненадолго задумалась. – Тарек, меня никто не пытал, и я не жила одна в пустыне. В моей жизни не было таких жертв, как у тебя. Но я обещаю всю жизнь приносить тебе только удовольствие. Я никогда не прогоню тебя. Я обещаю, чего бы это ни стоило, доказать тебе, что ты не такой, каким тебя сделали. Ты настоящий мужчина. И я сделаю все, чтобы ты чувствовал себя таковым.
Говоря последние слова, Оливия медленно сняла пояс свадебного платья. Затем перешла к маленьким пуговицам – так же медленно, как будто к этому действию нужен особо серьезный подход.
Полностью расстегнув платье, Оливия скинула его с плеч. Будто шелковая река стекла по ее телу на пол.
Под платьем она была обнаженной. И Тарек лишился возможности дышать.
Он еще ни разу не видел обнаженной женщины. Только рисунки, статуи, картины и прочие творения безымянных творцов. Ни одно из них не способно отразить то, что Тарек видел сейчас своими глазами. Ему пришлось стиснуть зубы, чтобы не потерять контроль над собой.
Оливия стояла в золотистом свете свечей. Над ее головой словно образовался сияющий нимб. Каждый изгиб, каждая линия ее тела купалась в этом мерцающем свете. Она околдовала его. Тень на ее ключицах, округлые груди с заострившимися бледно-розовыми сосками, тонкая талия, стройные бедра и темный треугольник между ними.
Отныне и навсегда этот образ станет для него символом женщины. Именно его он будет вспоминать, услышав само слово «женщина».