Тарек поднялся с кровати, встал во весь рост – обнаженный, бесподобно красивый.
– Завтра, – сказал он. – Завтра я все тебе покажу. Ты поймешь, что я не тот, кем ты хочешь меня сделать. Оливия, тебе нужен другой мужчина. Не такой, как я.
– Но я нужна тебе, – негромко проговорила Оливия, словно понимая безнадежность своих слов.
Глаза Тарека сверкнули болью и обидой, но лишь на мгновение. Уже через секунду взгляд его был снова темным и пустым.
– Завтра я все тебе покажу.
– Тарек! – Оливия усиленно заморгала, глядя на свою левую руку. – Прежде чем ты уйдешь, скажи, почему ты выбрал мне это кольцо?
Тарек посмотрел на нее, и черты его лица как будто смягчились.
– Твои глаза, – промолвил он. – Такие же голубые, как этот камень.
Дыхание замерло в груди Оливии. Ответ такой простой, но от Тарека…
От Тарека эти слова прозвучали как поэзия. Простая правда. Простая и совершенная. Исходящая из самого его сердца. И тронувшая ее до глубины души.
Тарек развернулся и вышел из спальни, снова оставив Оливию одну. Но в этот раз одиночество не пугало ее. Потому что она не рухнет на подушки и не позволит одиночеству стать ее судьбой. Тарек выбрал кольцо под цвет ее глаз. Значит, ему не все равно. И значит, ей есть за что бороться.
Глава 11
Тарек не знал, что он чувствовал, когда они все дальше отъезжали от города, приближаясь к пустыне. Оливия удивлялась, что он умеет водить машину. И Тарек не винил ее за это. В его образовании действительно было слишком много пробелов в том, что касается современной цивилизации.
Мрачное чувство тревоги не отпускало его со вчерашнего вечера. А возможно, с их брачной ночи. Или даже раньше – не важно. Главное, что оно становилось тем сильнее, чем ближе они подъезжали к пустой, безжизненной местности.
Как будто воздух в легких вдруг сменился пылью. Как будто он тонул на суше. Тарек сам не знал, зачем ему это. Что он надеялся здесь найти? И что хотел показать Оливии?
Он умел жить только мечом. Кто-то сказал, что такие люди и погибают от меча. Как бы то ни было, Тарек был готов к этому. Он готов умереть за нее. И это единственное, что было ему известно. Вот чего он не мог понять – что лежит между безразличием и желанием принести себя в жертву. Ответ, вероятно, в чувствах, что пугали его так сильно.
Ведь чувства – не цель. Они не финишная точка жизненного путешествия, на которой он мог бы сосредоточиться.
Тарек был готов рассмеяться от этой мысли, если бы смог. Он боялся не смерти, а бледнокожей хрупкой женщины, к которой он уже чувствовал привязанность.
– Далеко еще? – спросила Оливия, прерывая ход его мыслей.
– Нет, – ответил Тарек. – В это время года здесь никого нет на многие километры.
– А в другие времена года?
– Два раза в год здесь проходит одно бедуинское племя. Иногда они заходили и в мое поселение, чтоб перекинуться парой слов. Иногда на пару дней оставались.
Дымка у горизонта исчезла, сменившись линией построек унылого желтого цвета. Пятнадцать лет он называл это место своим домом. И вдруг Тарек понял, зачем привез сюда Оливию. Чтобы показать ей, кем он был. Она говорила, что устала от одиночества. Но, увы, теперь рядом с ней тот, кто любит одиночество.
Ни один из них не произнес ни слова, когда они ехали по пустынным улицам. Оливия молчала, и когда Тарек остановил машину. Он осторожно открыл дверь и медленно вышел. Он не сказал, что взял с собой пистолет. В жизни никому нельзя доверять. Кто угодно мог занять его дом, пока он жил во дворце.
– Что это? – наконец спросила Оливия. – Я понимаю, что ты здесь жил, но что это изначально?
– Здесь была деревня. Что-то вроде отеля для колонизаторов. Двести лет назад здесь останавливались европейцы. Но надолго они не задержались. – Тарек оглядел опустевшие дома. – Зато постройки сохранились.
– И какой из них твой?
– Все до единого.
– Я не об этом. В каком из них ты жил?
Упорство Оливии напрягало сильнее, чем ему того хотелось. Он взял ее за руку и повел по поселению. В любой момент он был готов достать пистолет, но проверенное внутреннее чувство подсказывало, что вокруг нет ни души.
Он не был здесь с того момента, как узнал о смерти брата. Прошло всего несколько месяцев, но казалось, что минула целая жизнь.
Они шли, оставляя за собой следы на песке. Обернувшись, Тарек посмотрел на миниатюрные следы рядом со своими. Было так странно видеть доказательство того, что Оливия действительно с ним. Что он не один.
Они вошли в дверной проем двухэтажного домика. Даже внутри везде был песок, слегка разгоняемый пустынным ветром. Здесь не было ничего – лишь каменный каркас. Но именно этот дом стал Тареку родным на добрую половину жизни.
Удивительно, но он не испытывал тех чувств, которых ожидал, собираясь сюда. Во дворце Тарек опасался, что это место уже не отпустит его обратно. Но теперь он болел за свою страну. Теперь он понимал, что не может просто взять и скрыться в пустыне. Потому что в Тахаре есть люди, чья судьба зависит от него.
– Вот здесь ты жил? – спросила Оливия с ноткой ужаса в голосе.
– Да, – ответил Тарек. – Это можно назвать моим домом.
– Но как ты здесь выжил?
Тарек не знал, как ответить. Ему казалось, что все просто. Когда у тебя нет ничего, кроме пустоты, тебе легко выживать, ведь тебе не на что отвлекаться.
– Это было частью меня, – объяснил он. – Это и был я. – Тарек показал пальцем на пустую комнату. – И таким я остаюсь. Мне не нужны роскошные залы дворца. Моя душа здесь.
– Я не верю, Тарек, – закачала головой Оливия. – Ты не такой. Тебя сделали таким, но ты намного больше этого.
– Я и есть тот, кем меня сделали, – отрезал Тарек. – Ни больше, ни меньше.
– Это не может быть правдой. – Оливия поднесла ладонь к его щеке. – Я видела твою душу. Ему не удалось тебя уничтожить. Знай, что он победит лишь тогда, когда ты позволишь себе проиграть.
– Думаешь, все так просто? – Тарек обхватил запястье Оливии и одернул ее руку. – По-твоему, можно сказать слово, и все так и будет?
– А по-твоему, жить в пустом каменном доме значит быть сломленным? Значит быть таким же пустым? Вспомни клятвы, которые ты произнес на свадьбе. Вспомни, как ты читал книгу, чтобы сделать мне приятно.
– Хватит, Оливия! Это невозможно!
– Что – невозможно?
– Я не могу дать тебе большего. Как не могу быть лучше, чем я есть. Со мной тебя снова ждет одиночество, которое ты так ненавидишь.
– Ты ошибаешься…
– Я убийца, Оливия, – перебил Тарек. – Машина для убийств, вот я кто! Я создан, чтобы причинять боль.
Оливия взяла его руки в свои, поднесла к своим щекам и крепко прижала.
– Вот эти руки созданы, чтобы причинять боль? Руки, которые доставили мне столько удовольствия. Я знаю, сколько боли ты испытал. Понимаю, через что тебе пришлось пройти. Но когда ты трогаешь меня… Мне еще никогда не было так хорошо, как с тобой. Поверь мне как женщине.
Тарек высвободил руки, схватил Оливию за волосы и притянул к своему лицу.
– Я не могу дать тебе большего, ты понимаешь это? В этой жизни я привык следовать одной цели. И теперь моя цель – мой народ.
– Ты будешь отказывать себе всю жизнь?
– Да.
– Нет!
Вырываясь из его хватки, Оливия подалась вперед и поцеловала Тарека в губы.
Против этого он был безоружен. Желание заиграло внутри с непреодолимой силой. Он хотел быть с ней. Пусть он не даст ей то, что ей нужно, пусть никогда не ответит на вопросы в ее блестящих голубых глазах. Но он не в силах сказать ей «нет». Не в силах отвернуться от нее. Здесь, посреди пустыни, где Тарек был изолирован долгих пятнадцать лет, он не нашел в себе сил отказать женщине.
Потом. После того, как он восстановится. Когда снова окажется в пустыне, как уже было раньше. Но не сейчас. Сейчас он хочет отдать себя ей. Раствориться в ней. Расслабить тело единственным известным ему способом.
– Там есть кровать, – сказал Тарек. – Наверху. Не самая удобная. К тому же вся в песке.
Оливия покачала головой:
– Меня это не пугает.
Он поднял ее на руки, крепко прижал к груди. Почувствовал биение ее сердца. Она так красива и беззащитна. Кто доверил ему это хрупкое создание? Ему – кровавому, смертельному оружию. Какое право он имеет держать ее в руках?
Никакого. Но и уйти от нее он не имеет права. Глядя в ее глаза, и впрямь можно поверить, что все может быть по-другому. Потому что она смотрела на него как на мужчину.
Но не на такого, какого она заслуживает.
Она видела в нем больше, чем он есть. А он слишком слаб, чтобы нарушить эту иллюзию. По крайней мере, сейчас. Но потом этому нужно положить конец.
С каждым шагом песок расступался под его ботинками – еще одно доказательство, что они действительно здесь. О том, что он и впрямь может раздеть эту женщину посреди пустыни – в доме, слишком пустом даже для скорпиона, не говоря уже о королеве.
Войдя в комнату, он поставил ее на пол, и ноги Оливии едва не утонули в песке. Тарек подошел к каркасу металлической кровати и, сняв с него покрывало, принялся вытряхивать. Раз уж речь зашла о скорпионах, нужно все предусмотреть.
Столь грубая ткань не должна касаться кожи Оливии. Ее тело заслуживает только шелк. А еще – другого мужчину. Который умеет удовлетворять. Умеет ласкать и трогать.
И все же Тарек подошел к ней. Обнял за талию, прижал к себе и крепко поцеловал. Не прерывая поцелуя, подвел к кровати и уложил на матрас. Его трясло, когда он гладил изгибы ее тела. И впивался в ее губы, словно это единственный источник воды в бесконечной пустыне.
Потом он будет корить себя за это. Потом, но не сейчас.
Он снял с нее всю одежду – так быстро и грубо, как только возможно. Ему было плевать на галантность и на дороговизну ее одежды. Ему было плевать на все. На то, как ведут себя другие мужчины. На то, что такое секс для всех остальных. Потому что для него этот секс уникален. Это один из его первых опытов. И сейчас для него нет никого, кроме Оливии.