Который стоит рядом с ней и держит ее за руку. Представляет ли он, на какие подлости готовы журналисты ради жареных новостей? Тарек был оторван от мира последние пятнадцать лет. Он не умеет включать компьютер и пользоваться телефоном. Вряд ли он умеет водить машину. Встречался ли он хоть раз с журналистами? А ведь их армия бывает опасней, чем вооруженное войско.
Сегодня Тарек во время своей речи объявит об их предстоящей свадьбе. Оливия решила, что сделать это лучше в самом начале. Ожидание для нее – как медленная и мучительная смерть.
Последует ли Тарек ее совету, станет ясно совсем скоро. Этот мужчина столь же непредсказуем, сколь обаятелен.
Оливия ни на миллиметр не приблизилась к пониманию его чувств. Тарек или действительно ничего не чувствовал, или зарыл свои чувства так глубоко, что распознать их теперь не представлялось возможным.
Оливия обхватила его мускулистое предплечье. Простой, казалось бы, жест вызвал ощутимое напряжение в теле Тарека. Но выражение его лица не изменилось.
– Вы готовы к речи?
– Да, – уверенно ответил он.
Его уверенность мгновенно передалась Оливии, пять минут назад едва не падавшей в обморок от волнения.
– Хорошо.
Образовавшееся в груди приятное тепло теперь спускалось ниже, к животу. «Скорей бы этот зал наполнился людьми», – думала она еще час назад. «Скорей бы они все исчезли», – мечтала она сейчас.
Оливии хотелось сосредоточить все внимание на Тареке. До дрожи в коленях она хотела остаться с ним наедине, узнать его поближе. Это желание не переставало крепнуть уже две с половиной недели.
– Я никого из них не знаю, – признался Тарек, осматривая зал.
– А я знаю много кого, – сказала Оливия.
– Например?
– В углу стоит Миранда Холт, американская журналистка. Она освещает мировые общественные события. Правее от нее – посол Алансунда с супругой.
– Наверно, все они удивлены видеть здесь тебя, – предположил Тарек.
– Наверно. Я не предавала наши отношения огласке и просила об этом Антона.
– Боишься, что тебя обвинят в предательстве памяти мужа?
Почему-то эти слова кольнули сердце Оливии.
– Прошло уже два года.
– Но люди помнят тебя с Маркусом. А не со мной.
– Люди ко всему привыкают.
– А ты? – спросил Тарек. – Ты до сих пор ощущаешь себя его женой?
Это был странный вопрос. Тарек непохож на ревнивого мужчину. Вопрос определенно был личным, а у Тарека не было ничего личного по отношению к ней.
Оливия задумалась. Противоречивые мысли хороводом закружились в голове.
– Нет, – ответила она коротко, но мягко. – Мы с Маркусом жили отдельными жизнями.
– Говоря о нем, ты всегда улыбаешься, – подметил Тарек.
Да, если бы она его не знала, то решила бы, что Тарек ревнует.
– У нас было много чего, над чем можно улыбнуться.
Оливия сказала правду. Но почему-то именно сейчас она ощутила ту бездну, что разделяла их с первым мужем. Они шли вместе к одной цели, но их жизни не пересекались. Потеряв Маркуса, она потеряла единомышленника. Но не мужа в прямом смысле слова.
– Полагаю, его ты не учила улыбаться, – ухмыльнулся Тарек.
– Нет. Маркус легко улыбался. Он улыбался, когда я вошла в его жизнь. И думаю, он улыбался, когда этой жизни лишился. Ему нравился этот мир.
Маркус и ее научил любить мир. С ним она перестала чувствовать одиночество. Оливия всегда будет вспоминать первого мужа с теплом.
При этом она никогда не задавала ему вопросов. Не спрашивала, где он проводит свободное время. И с кем спит по ночам, когда не спит с ней.
Поздно думать об этом сейчас. Оливия не делала из этого проблемы, когда Маркус был жив. Стоит ли предъявлять претензии, когда его нет? Возможно, он был ей неверен. Но она и не просила его о верности. А он взамен делал ее счастливой.
Не отдавая себя целиком, зачем ждать, что кто-то другой отдаст тебе всего себя?
– Вижу, с Маркусом тебе было легче, чем со мной, – предположил Тарек. – У тебя есть время передумать.
– Вы так хотите от меня избавиться?
– Нет. Просто боюсь, ты не понимаешь, во что ввязалась.
– Может быть, – выдохнула Оливия. – Но я сильная женщина. И да, с Маркусом было легче, чем с вами. Но я и не искала ему замены. Мне нужно что-то новое.
– Мне приятно, что ты не будешь нас сравнивать, – сказал Тарек, и приятный холодок пробежал по спине Оливии. Она не знала почему, но ей была приятна его ревность. Это означало, что Тареку все же что-то от нее нужно. – Еще мне приятно, что тебе не все равно, – продолжал Тарек. – Иногда ты выглядишь уж слишком самоуверенной. Как будто эта дорога пройдена тобой уже тысячу раз.
– Уверяю вас, что, если мне и знакома психология королей и мужчин вообще, это не делает вас менее загадочным.
– Сочту это за комплимент.
Этот ответ зажег Оливию изнутри. Словно тысячи звезд загорелись там, где раньше была темнота.
– Поскольку вам мало что может доставить удовольствие, – сказала она, – я занесу это в свой список побед.
– У тебя есть список побед?
Оливия отрицательно покачала головой:
– Пока нет. Но, думаю, пора завести.
Тарек встал перед ней и осмотрел ее с головы до ног.
– Можешь занести туда это платье.
С этими словами он развернулся и пошагал сквозь толпу к трибуне. А она осталась одна, буквально лишенная возможности дышать. Почему ей так хорошо и приятно? За всю жизнь ей посвятили не одно стихотворение, восхваляя ее красоту и острый ум. Слова Тарека были далеки от поэзии. К тому же, едва произнеся их, он попросту удалился. Вероятно, его похвала сродни его улыбке. Заслужить их почти невозможно, от этого и ценишь их куда сильней.
Он поднялся по ступенькам на сцену, и сердце Оливии замерло. Момент настал.
Тарек выглядел абсолютно спокойным. А ей казалось, что он просто взял и передал ей все волнение, которое должен был испытывать сам.
Оливия сложила ладони и прочитала молитву. Затем еще и еще раз. Она молилась, чтобы Тарек справился. Его успех – ее успех.
Она даже не заметила, как это случилось. Тарек говорил, как прирожденный оратор. Словно пятнадцать лет он провел не в пустыне, а в лучшем филологическом университете мира.
Оливия видела, как смотрели на него гости. Никто, абсолютно никто не отводил глаз от Тарека, шейха тахарского.
– Я знаю, что для вас я тот второй брат, которого никто не видел, – говорил он сейчас. – Но теперь вы меня видите. Много лет я провел в пустыне, защищая границы этой страны. Моей страны, которую я буду защищать и впредь. А еще я открою Тахару двери в мир. Наше государство слишком долго жило в изоляции. Мне искренне жаль, что против моего народа было совершено столько преступлений. Мне вдвойне неприятно, что совершали их люди моей крови. Сам же я могу признаться вам в одном: единственное, что я умею делать, – это защищать. И я даю вам слово, что вы будете защищены. Что касается остальных обязательств правителя, в них я остаюсь абсолютным профаном. Но мне повезло. Я нашел помощника. Королева Оливия, служившая своей стране вместе с ныне покойным супругом, скоро станет моей женой. Да, королевой Тахара будет она. И наша общая цель – помогать друг другу в том, в чем мы не в силах справиться поодиночке. Имея такую цель, мы сделаем Тахар сильным государством. Понимаю, что вы, собравшиеся здесь, и вы, смотрящие нас по телевизору, можете мне не верить. Понимаю, что ваше доверие нужно завоевать. Но я готов это сделать. Спасибо за внимание.
Сказав это, Тарек поклонился и спустился со сцены. Он шел сквозь толпу гостей и, не моргая, смотрел на Оливию. Казалось, ему нет никакого дела до оглушительных аплодисментов, с которыми люди встретили его первую официальную речь. Как будто успех его нисколько не волнует. Он словно был один в этом море людей. А Оливия думала, что же такого нужно сотворить, чтобы пробить эту защитную стену.
Она пошла к нему, а сердце ее вырывалось из груди. Весь мир вокруг замер, оглушительные аплодисменты доносились лишь приглушенно. Она остановилась, а Тарек продолжал идти к ней, глаза его блестели. И Оливии вдруг показалось, что она смогла заглянуть за эту стену. Она пока не может ее пробить, но ей открылось что-то за этой стеной из камня и бетона.
Когда он остановился, Оливия приложила ладони к его щекам.
– Это успех, – сказала она, глядя ему прямо в глаза.
Тарек в ответ лишь тяжело выдохнул. Оливия слышала щелчки фотокамер. Завтра это будет на первых страницах газет. Она, в голубом платье с узором из павлиньих перьев по подолу, смотрит в глаза шейху Тахара. На фотографиях они будут выглядеть как влюбленные.
Но это завтра. А сегодняшний вечер только начинался. Оливия обещала не вытаскивать будущего мужа на танец, но это не значило, что он избежит других общественных обязательств.
И следующие два часа Оливия только и делала, что устраивала общение Тарека с гостями вечера. Она знала, что его серьезность и отсутствие юмора – это не блажь, а естественная манера поведения. Может быть, юмор и был ему присущ, но он не умел выражать мысли так, чтобы это вызывало улыбку. Поэтому Тарек продолжал ходить по залу, как подвижная статуя, и к концу вечера Оливия потеряла всякую надежду добавить красок его мрачному образу.
Но не надежду пробить эту стену. Возможно, не сейчас, а ночью. Если он снова выйдет в коридор обнаженным, сражаясь с невидимым врагом. Сколько силы было в нем тогда, сколько жизни! И страсти. Оливия мечтала, чтобы это повторилось.
Вечер еще продолжался, но Оливия чувствовала, что Тарек хочет уехать. Они выполнили свой долг, сделав все, что от них ждали. Журналисты однозначно довольны, поэтому нет смысла держать здесь Тарека, практикуя его навыки общения.
– Мы можем уходить, – прошептала Оливия ему на ухо.
– Время позволяет?
– Да. Вы правитель, занятой человек. Никто не ждет, что вы уйдете последним.
Тарек наклонился к ее уху и также негромко прошептал:
– А я очень занят?
Вопрос прозвучал двусмысленно, и Оливия ощутила прилив жара внутри.