Никос закусывает губу.
– Из меня плохой служитель, Эрол. Строптивый, грубый, вспыльчивый. Поэтому моё место не в храме, а на административной должности. Но заповеди Всевышнего, как и законы Кериза, я никогда бы не нарушил.
– Я тоже так думаю, – удовлетворённо соглашается Алан. – Сколько лет Керин служит у Алонио?
– Этой весной брат Керин отмечал пятьсот лет своей службы, из которых он триста сорок три года проработал у Алонио и сто пятьдесят шесть лет – у прошлого понтифика.
– То есть он ещё и обладает жизненным опытом. Недурно. Как вы отнесётесь к тому, что мы с госпожой Шеус навестим патера Керина на его рабочем месте?
– Вы его спугнёте, и он сбежит.
– От меня? – в руках Алана на секунду сверкает золотом Аркан. – Не смешите. Разве что господин Керин предпочтёт рвануть прямиком в Бездну, а я сомневаюсь, что у патера хватит мужества поступить подобным образом.
– Но кто потом накажет убийцу – Совет Магов или Верховное Собрание?
– А мы разделим полномочия, – весело откликается Алан. – Совет Магов посадит преступника в тюрьму, Верховное Собрание предаст его анафеме, или что там у вас положено в таких случаях. Уж как-нибудь договоримся. Или, хотите, сначала попинайте его прилюдно, тюрьма никуда не денется.
– Сколько вам лет, архимаг Эрол? – ухмыляется Никос. – Сто сорок пять?
– Сто сорок четыре года. Скажете, я веду себя недостойно своему положению?
– Скажу, что искренне вам завидую. Не трём энергиям, а умению притворяться легкомысленным. Обещаете, что передадите брата Керина на суд Верховного собрания?
– Обещаю, что передам вам убийцу, кем бы он ни был, – торжественно произносит Алан. – Хотите, дам магическую клятву?
– Достаточно вашего слова. Насколько я в курсе, вы никогда его не нарушали. Кабинет понтифика в храме слева, сразу за притвором.
Мы спускаемся по лестнице. Алан о чём-то напряжённо размышляет и начинает говорить, как только за нами закрывается дверь.
– Лин, сейчас я изложу тебе версию… Даже не версию, а так, намётки. Слушай и говори, если что-то тебе покажется притянутым за уши.
Он откашливается:
– Более чем вероятно, что идея Алонио о строительстве храма Семи Стихий шла не от сердца и не от желания «искоренить предубеждения». Понтифик ненавидел природников и считал их порождениями Бездны. Но зачем-то ему понадобился храм, к тому же в Аури, которую Алонио недолюбливал. Зачем?
– Создать прецендент, который окончательно очернил бы природников на весь Кериз.
– Молодчина! – от души радуется Алан. – Сейчас сообразила?
– Алонио врал ради благой по его понятиям цели. Загнать демонских тварей обратно в Бездну – достойная задача для доблестного ревнителя веры.
– Именно. Благая цель и хитрый план, требующий посторонней помощи. Никос в помощники не годится: несмотря на внешнюю грубость, он слишком честный. Прямодушный идеалист, любит семью, чуть не плакал над телом Милеи. Такого человека можно обмануть, внушить, что белое – это чёрное, но ни лгать, ни тем более лжесвидетельствовать его не заставишь. Другое дело – патер Керин. Ушлый, опытный, изворотливый. То, что надо Алонио.
– Не рано ли ты делаешь выводы о характере патера? Ведь мы судим только со слов Никоса.
– Чтобы остаться на должности при смене понтифика, нужно обладать незаурядным умом и гибкостью, да и возраст патера говорит сам за себя. И пока мы рассматриваем рабочую версию, по которой преданный секретарь был в курсе задумки Алонио. Но я готов поспорить на одну из своих энергий, что Керин в махинациях не участвовал.
– Почему?
– Всё те же ум и опыт. Они не позволили бы рисковать уже имеющимся благополучием ни за какие эфемерные блага Небесные. Видимо, в этом и заключалась вина брата Керина – отказ от непосредственного участия. Алонио пришлось посвятить в свой план кого-то третьего – исполнителя. Здесь у меня провал в рассуждениях. Сложно представить, что провокация заключалась в жестоком убийстве понтифика, совершённом якобы природниками.
– Следы природной магии не подделаешь. Любой природник обнаружит фальшивку.
– Да, к тому же вряд ли Алонио планировал пожертвовать собой. Люди, которые допускают жертвы во имя идеи, обычно никогда не имеют в виду себя. Но что-то пошло не так. Или исполнитель перестарался, или вмешался непредвиденный фактор. Вместо чего-то безопасного Алонио истёк кровью.
Алан замедляет шаг.
– И тут появляется мысль: как много было известно Керину? О смерти Алонио он пока не знает. Если мы притворимся, что план понтифика идёт по плану, прости за каламбур, то не выложит ли нам секретарь хотя бы часть правды?
– Для этого неплохо бы знать план Алонио в деталях.
– Будем говорить намёками и многозначительно обрывать фразы, – Алан дёргает себя за косу.
Туевая аллея выводит нас на площадь перед парадным входом в храм. Древнейшему храму Кериза более восьми тысяч лет, его построили задолго до войны, уничтожившей всех носителей моего дара. В те времена миром правили природные маги, и из семи белоснежных шпилей один заметно выше остальных. Именно на нём изображена раскрытая ладонь, из которой растёт цветок.
– Алан! – толкаю его в бок. – Посмотри! Это же не стебель, а цифра один!
– Ага! – он присвистывает. – Природная магия, основа основ. Тогда на остальных шпилях тоже должны быть цифры.
Цифры есть – искусно замаскированные. Двойка проглядывает из щита универсала, тройка извивается вместе с ураганом стихийника, четвёрка сверкает молнией в грозе погодников, пятёрка вложена в руку бытового мага, шестёрка сияет в пульсаре боевика. Последняя, семёрка, складывается из крыла белой птицы благословления служителей Всевышнего.
– Шесть энергий вокруг самой могущественной, – подытоживает Алан. – Алонио не придумал идею храма Семи Стихий: он вынужденно глядел на неё по дороге на службу. Право, даже жаль беднягу. Так ненавидеть природников и каждый день видеть доказательство их превосходства.
– В других храмах Кериза все шпили одинаковой высоты и замаскированных символов на них нет.
– Прочие храмы построили гораздо позднее. Странно, что седьмой шпиль не снесли, а всего лишь уровняли с остальными.
– Действительно странно, – вторю я.
Мы смотрим друг на друга и смеёмся.
– Это слово – девиз сегодняшнего дня, – замечает Алан. – А ещё я постоянно ругаю себя за то, что чудовищное убийство понтифика не вызвало во мне сострадания. Слишком оно постановочное, что ли. Как в визокартине, когда ты знаешь, что кровь бутафорская и твари ненастоящие. Да и не получается сочувствовать патеру, настолько слабому в вере, что им завладела Бездна. Смерть этой девочки, Милеи, намного трагичнее.
– Неважно, был Алонио одержим демонами или нет. Как любого другого человека, его защищали законы Кериза. В нашем мире никого нельзя убить безнаказанно.
– Не спорю, – бирюзовый взгляд становится серьёзным. – Знаешь, ты очень похожа на Кая. И я не про внешность. Он тоже постоянно повторяет, что долг выше личного. Жаль, что ты сейчас в облике Шеус… Хотя, кажется, именно этого мне и не хватало – посмотреть на тебя не глазами.
Он замолкает и отворачивается, как человек, который сказал лишнее. Я стараюсь справиться с эмоциями и переключиться на расследование.
Сначала нужно поймать преступника, а с бурей внутри разберусь потом.
Глава 10
Храмы Всевышнего в Керизе созданы по единому образцу. Побывал в одном – легко сориентируешься в остальных. За притвором мы сворачиваем налево и попадаем в коридор за колоннами. Патер нас не замечает: он слишком занят – утешает плачущую погодницу. В её жёлтой ауре, прямо напротив сердца, зияет тёмная дыра. Утрата, потрясение, боль… Проходя мимо, я приказываю дыре затянуться. Мне это ровным счётом ничего не стоит, а погодница замирает, обнимает патера и начинает улыбаться.
– «Двери храма открыты для всех», – недовольно цитирует надпись над аркой Алан. – Заходи кто угодно, никакого контроля.
– Хочешь, как в УМКе: охранный контур и обязательное сканирование ауры? – поддеваю я его. – А какие условия допуска? Плохо себя вёл – разворачивайся и проваливай?
– Тогда придётся давать определение, что значит «плохо», – подхватывает Алан. – Нагрубил маме, соврал начальнику или нарушил закон? Лин… Госпожа Шеус, смотри-ка: ковровая дорожка точь-в-точь такая же, что лежит в актовом зале дома Совета. Дорогущая! Недавно счета на ремонт подписывал. Хотел заменить на другую, подешевле, – две трети магов косами затрясли от возмущения.
– И как?
– Сдался. Зато теперь я точно знаю, откуда происходит понятие «вытрясти».
Алан стучит в белую с золотом дверь.
– Не заперто! – откликается из-за двери сочный баритон.
В кабинете понтифика нет и следа мрачной обстановки особняка. Тёплая охристая гамма, новенькая мебель из розового бука и изобилие позолоты. За рабочим столом в мягком кресле цвета грофа с молоком утопает самый очаровательный патер, которого я встречала в своей жизни. Блестящие золотистые волосы тщательно расчёсаны, небесного оттенка глаза приветливы и внимательны, на гладких щеках нежнейший румянец.
– Господин Керин? – недоверчиво уточняет Алан, и патер кивает.
– Рад вас видеть, господин Эрол! Госпожа Шеус, вы прекрасно выглядите! Светлого дня, дети мои. Что привело столь достойных членов Совета в сей скромный кабинет?
При слове «скромный» я чуть не прыскаю. Это семирожковая люстра с хрустальными подвесками скромная? Позолоченные завитушки на потолке? Или столешница из оникса? Даже визор в кабинете последней модели! Судя по иронии, мелькнувшей во взгляде Алана, ему тоже приходят в голову похожие мысли, но притворяется он намного лучше меня.
– Ужасное происшествие, господин Керин. Беспрецедентный случай. Даже не представляю, с чего начать.
Волнение Алан разыгрывает великолепно: тут тебе и срывающийся голос, и судорожный взмах рук. Но я-то знаю, что когда он по-настоящему потрясён, то кажется неестественно спокойным, почти равнодушным.