– Кто бы мог подумать! Господин Алонио… В Аури, в главном храме!
– Успокойтесь, сын мой, успокойтесь, – ласково увещевает патер.
Спохватываюсь, что нужно подыграть Алану, и приказываю потечь слезам. Природник и не такое может! Патер глядит на меня с состраданием.
– Дорогая госпожа Шеус, позвольте предложить вам платок. К великому сожалению, в наш мир просочилось зло, и оно принимает самые безобразные формы.
– Только… – выдавливаю между всхлипами. – Только твари Бездны способны на такое кощунство!
– Именно! – патер поднимает вверх холёный палец. – Вы верно подметили: твари Бездны. И этих тварей необходимо загнать обратно, господин Эрол. Однажды Кериз уже нашёл средство для борьбы с ними, и семь тысячелетий мы прожили без страха перед демонскими отродьями. Но Бездна коварна, она выждала и снова забросила ядовитые семена в наш мир. Сии ростки необходимо выкорчевать, пока они не укоренились!
– К сожалению, доказательства… – разводит руками Алан.
– Вам мало доказательств? – от избытка чувств патер приподнимается в кресле. – Надругательства над святым человеком? Заявления понтифика?
– Заявление понтифика и впрямь значило бы многое, – Алан мгновенно подбирается. – Да вот беда, господин Керин. Алонио ничего не сможет заявить по той причине, что над ним не надругались.
– Не надругались?! – вскипает патер. – Глумление над служителем Всевышнего вы не считаете оскорблением? И это в то время, когда понтифик готов был принять этих исчадий преисподней!
– Не надругались, – повторяет Алан. – Господина Алонио убили.
– Уби… – патер снова падает в кресло. – Нет, не может быть…
– Убили, причём сделал это не природник, а маг божественной энергии. Где вы были сегодня в восемь утра, господин Керин?
– Дома, в особняке.
– В комнате Алонио? Усыпляли его перед тем, как привести в исполнение ваш план?
– Господин Эрол! – протестующий всплеск рук. – Вы всё не так поняли! Я объясню!
– Надеюсь. Пока что вы являетесь главным подозреваемым,
Алан ищет глазами, куда сесть. В кабинете нет стульев, только второе кресло за столом в углу и мягкая софа напротив. В результате он занимает софу, мне достаётся кресло.
– Святые Небеса, я здесь ни при чём! – румянец на гладких щеках патера из нежно-розового становится пунцовым. – Я всего лишь… всего лишь…
– Всего лишь задумал оклеветать природников, – подсказывает Алан. – Продолжайте, господин Керин.
– Нет-нет, это идея целиком принадлежала Алонио! Он не выносил даже мысли, что эти твари… – быстрый взгляд на Алана, и патер поправляется: – Маги природной энергии существуют на свете. Требовались убедительные факты, которые продемонстрировали бы Керизу их истинную гниль.
– И для этого понадобился храм Семи Стихий?
– Храм был необходим для отвода глаз. Верховное Собрание не одобряет позицию Алонио по отношению к тва… природникам. Священный Завет однозначно утверждает, что вся магия дарована нам Всевышним, семь тысяч лет назад храмы резко осудили избиение младенцев. И сейчас Собрание единогласно выступает за поддержку природной магии. У понтифика никак не получалось их переубедить. Пришлось притвориться, что он раскаялся и уступил. Понятно, что Алонио никогда бы не допустил строительство такого храма.
– И что же вы придумали? – Алан делает упор на «вы».
– Понтифика должны были усыпить, раздеть, связать и подвесить на видном месте в главном храме Аури. Утром Алонио обнаружили бы с написанной кровью на лбу единицей – символом богопротивной природной магии.
– Какая-то у вас шалость ученика младшей школы получается, – фыркает Алан. – Чем бы вы доказали, что это дело рук природников?
– У Алонио был ещё какой-то план, но мне он о нём не рассказывал.
– Па-а-атер, – укоризненно протягивает Алан.
– Клянусь, ни словечка! – Керин осеняет себя знаком Всевышнего. – Алонио никому не доверял до конца, даже мне.
– И своему личному помощнику?
Красивые губы патера скептически изгибаются:
– Никос – старательный мальчик, талантливый, но чересчур наивный. Как все дети, он делит мир на свет и тьму, и ложь во благо для него в первую очередь ложь. Страшный грех.
– Разве это не так?
– Когда успокаивают несмышлёное дитя, ему не говорят болезненную правду, – снисходительно поясняет патер. – Правда в этом случае вредна, а порой и опасна. Никос этого не понимает: он из тех людей, что в любых обстоятельствах идут прямо и не ищут обходных путей. Неуживчивый характер, неудобный.
– То есть неудобный для вас?
– О, я не о себе. Я способен мирно существовать с нэкром, господин Эрол, при условии, конечно, что его станут хорошо кормить и держать в клетке.
– Тогда кого вы имеете в виду? Алонио или его любовницу?
– Вы, верно, не знаете, – патер опускает ресницы якобы смущённо. – Прежде чем стать духовной дочерью понтифика, госпожа Милея была невестой его помощника. Она приходила в гости к Никосу, заинтересовалась Священным Заветом и начала допоздна засиживаться с Алонио за беседами о Всевышнем и истинной вере. Беседовали они так, беседовали, и добеседовались до того, что однажды госпожа Милея осталась ночевать в постели понтифика. С того дня Никос сказал ей едва ли пару слов.
– Ничего себе! – вырывается у Алана. – И вы ещё называете Никоса неуживчивым?! Алонио соблазнил его девушку, а он всего-навсего перестал с ней разговаривать? Лично я по-простому набил бы наставнику морду!
– Не забывайте: мы лица духовные, – патер кротко складывает ладони. – То, что позволительно другим, у нас не принято.
– Зато, как я погляжу, невест уводить принято, – негодует Алан. – И бессовестно пользоваться преимуществами своего положения.
– Господин Эрол, Милея сама сделала выбор. Не под заклинанием Подчинения, единственно по зову сердца. Благость Алонио она предпочла юношескому максимализму.
– Опыт она предпочла, не хочу уточнять в чём, смазливую физиономию и красивые слова. Ладно, Всевышний ей судья, – говорить патеру о смерти Милеи Алан явно не собирается. – Расскажите мне лучше о Лиаре. Кто она такая, сколько прожила в особняке, следует ли её подозревать.
– Лиара Мио́ш, стихийник седьмого уровня, из тех, что с трудом строят порталы. Родом, дай Всевышний памяти, из Мефиса, вроде у неё там родня. Они с Алонио прожили вместе двести девяносто девять лет. Лиара шутила, что ещё год – и юбилей. А вместо юбилея Алонио приказал ей освободить спальню для новой любовницы.
В голос патера просачивается злорадство.
– Видная была девица. Не чета Милее. Нос задирала высоко, считала себя практически женой. Не ожидала, что Алонио променяет её на блёклую бытовичку. Но гордая – едва узнала, молча отправилась собирать свои вещи. За столько лет много вещей накопилось, пришлось службу доставки вызывать. Никос сунулся помочь, она глазами сверкнула – не лезь, мол, и ушла.
– Госпожа Миош могла затаить обиду? Отомстить?
– Обиду – вполне, а отомстить – сильно сомневаюсь. Та же порода, что и у Никоса: всё в лоб, пульсара за спиной не прячут. Высказаться в лицо могут, а заглазно не хулят. Хотя измена невесты сильно повлияла на Никоса, от его былого благоговения перед наставником не осталось и следа. До этого он слепо верил любому слову Алонио, после начал искать подвох в каждой фразе.
– Но он разделял отношение Алонио к природникам? – интересуюсь я.
– О да, – Керин совершенно успокаивается и вновь принимает благостный вид. – Алонио забрал мальчика сразу из академии и воспитывал должным образом. Однако Никос не оправдал ожиданий наставника. Алонио неоднократно сокрушался, что его помощник не обладает необходимой гибкостью, слишком прямолинеен.
– Врать не научился, – бросает Алан.
– Ну зачем же так грубо, – патер ёрзает в кресле. – Служитель Всевышнего обязан быть обходительным и…
– Лицемерным. Господин Керин, вы отдаёте себе отчёт, что из этого кабинета отправитесь в тюрьму? Клевета, к тому же злонамеренная, в Керизе считается преступлением. Когда вы с Алонио разрабатывали свой план, то нарушили Кодекс Совета Магов.
– Нет, – протестующе мотает головой патер. – Нет-нет! Я готов отвечать перед Верховным Собранием, но тюрьма?! Совет Магов никогда ранее не вмешивался в дела храмов!
– Так и храмы никогда не наглели настолько, чтобы натравливать людей на магов определённого дара, – в голосе Алана прорезается злость. – Вы присвоили себе функции Всевышнего, господин Керин. Вы и Алонио. Собирайтесь.
Сотрудники УМКи, вышедшие из портала, мне незнакомы. Когда Алан успел набрать сообщение? Хотя он постоянно, будто бы в волнении, теребил браслет связи. Надо запомнить!
Патер вжимается в кресло:
– Вы не имеете права!
– Имею. Господин Керин, вы арестованы за подстрекательство к противоправным действиям и разжигание ненависти между магами разных энергий. Просьба сдать все магические устройства. У вас есть право хранить молчание, право на защитника в суде и один вызов по вашему выбору до момента полной изоляции.
Сильные руки боевиков вздёргивают патера вверх и ставят на ноги. Браслет связи с его руки они снимают и кладут на стол. Красивое лицо Керина искажается гневом и страхом одновременно:
– Вам это так не сойдёт, Эрол! Собрание не позволит вам…
– А вам – позволит? – Алан яростно подаётся навстречу. – Подрывать доверие к храмам? Раньше мне и в голову не пришло бы, что служитель Всевышнего способен лгать, а теперь я не смогу пройти мимо храма, чтобы не вспомнить об этом! Уведите его!
Когда от портала остаётся лишь оранжевый след, Алан тихо выдыхает:
– Гневливость – грех. Помолиться, что ли, на пару с Никосом?
– Собрание действительно начнёт протестовать? – с беспокойством спрашиваю я.
– Не думаю, что возникнут какие-либо сложности. Там тридцать вполне разумных уважаемых патеров. Как и Совет Магов, по одиночке они ещё допустили бы ошибку, все вместе вряд ли. Беда в том, что понтифик постоянно давил на Собрание и тридцать голосов уступали одному.