Алан пробегает глазами текст и зачитывает вслух последний абзац:
«Надругательство, которому я сегодня подвергся, неопровержимо свидетельствует о скверне в душе каждого природного мага. Главная цель пастора – оградить от скверны свою паству. Наш священный долг в том, чтобы потребовать от Совета Магов решительных действий, а если они откажутся – самим отсечь гнилую ветвь! Братья мои, пока не поздно, пока исчадий Бездны десять, а не тысяча, сотни тысяч! Искореним зло в зародыше! Вспомним, что добро, истинное добро сопряжено с доблестью и отвагой! Я призываю вас на борьбу со злом ради победы во имя Всевышнего!»
– Какая замечательная речь, – меня передёргивает.
Это мы с мамой и Шедом – зло? Моя бабушка, которая занимается исключительно растениями? Тётя Рэнита? Лáндол и Лáйвен, получившие уже вторую государственную премию за вклад в развитие сельского хозяйства? Энис и Кевин? Младшая сестрёнка Кевина, что учится в школе? Десять природников. Исчадия Бездны? Искоренить зло – красивые слова, но практически Алонио призывал нас убить. С именем Всевышнего развеять в прах.
Я на самом деле могу отдать приказ умереть любому человеку в Керизе. Скрытно, на расстоянии. Но это же не значит, что я так поступлю! Алан прав: у каждого из нас есть внутренний ограничитель. Власть над собственными обидами, яростью, местью. Та, что выше любых законов. Совесть. А у Алонио этого ограничителя не было.
Потому Бездна так легко пробралась в его душу.
– Отличное доказательство преступного замысла, – Алан копирует документ на свой браслет. – Причём обрати внимание: кое-где попадаются секретарские правки с пометками. Теперь патеру Керину не притвориться несчастной жертвой: он разделял мысли понтифика и всячески потакал ему.
– Осталось узнать, кто и почему убил Алонио. Пытался он помочь природникам или, напротив, хотел усилить возмущение?
– Есть и третий вариант. Убийца свёл свои собственные счёты. Ему представилась возможность отомстить, и он ей воспользовался.
В этот момент раздаётся звонок.
– Да, Нейш? – мгновенно отвечает Алан.
По мере того как он слушает собеседника, уголки его рта ползут вверх. К концу разговора это уже хищная ухмылка.
– Спасибо, ты гений! – щелчок разрыва связи, и Алан поворачивается ко мне: – Возвращаемся. Нейш совместил координаты с картой города. Браслет связи Алонио где-то в его особняке.
Глава 12
Обратный путь мы проделываем молча. Я думаю о страшных снимках на визоре понтифика, Алан рассеянно теребит кончик косы. У парадного входа он долго ищет кнопку звонка, пока дверь не распахивается сама.
– Не ожидал вас снова увидеть, – мрачно бросает Никос.
– Потерпите ещё немного, – разводит руками Алан. – Нужно найти браслет связи Алонио, с которого отправили сообщение уже после смерти понтифика. Сигнал идёт из этого дома.
– Вы опять подозреваете меня?
– Я перестану кого-либо подозревать в тот момент, когда зачитаю убийце его права. Но вы крайне поможете следствию, если расскажете, у кого есть допуск в особняк.
– У всех, кто захочет войти, – хмыкает Никос. – Собрание запрещает служителям Всевышнего ставить охранные барьеры. Патер, будь он хоть сам понтифик, должен быть доступен страждущим в любое время дня и ночи. Кстати, я тоже искал браслет Алонио. Он никогда его не снимал, даже на ночь.
– Из чего был сделан браслет? – Алан начинает сплетать поисковое заклинание. – Только не говорите, что из белого золота с сапфирами, как у патера Керина!
– Из платины с бриллиантами, – Никос едва заметно морщится.
– Это шутка? – на всякий случай уточняет Алан.
– У меня, как вы уже могли убедиться, Эрол, нет чувства юмора. И в украшениях я разбираюсь немногим лучше угра. Просто однажды я имел неосторожность в присутствии Алонио назвать данное устройство «серебряным». После чего выслушал целую лекцию о драгоценных металлах и камнях.
– А как же скромность служителя?
– А внешне браслет очень даже скромен, это не блестящая побрякушка Керина.
– Платина так платина, – над ладонью Алана возникает мерцающий синий дымок универсальной энергии. – Искать проще.
– Прежде чем мы пустимся перерывать дом, – хмурится Никос, – хочу сказать, что скоро должны прийти родители Милеи и её старшая сестра, чтобы забрать тело покойной в Нигор. Пожалуйста, Эрол, воздержитесь от каких-либо обсуждений убийства в их присутствии.
– Могли бы и не предупреждать, – ворчит Алан. – Не настолько я бесчувственный.
Дымок срывается с его ладони, принимает форму стрелки и уверенно устремляется вправо. За резными двустворчатыми дверями зал архива, где под потолком плавают удивительные светильники в виде птиц. Едва мы входим, они спешат навстречу, чтобы осветить нам путь. Зал заставлен стеллажами с коробками, стрелка настойчиво стучится в одну из них. Пошарив среди бумаг, Алан выуживает тонкую серебристо-белую полоску с гравировкой.
– Надо же, пропавшая двенадцать лет назад закладка, – комментирует Никос. —Алонио сокрушался, что её украли, а она всё это время лежала здесь.
Следующий бросок поискового заклинания – кухня. Теперь стрелка бьётся о дверцу старинного массивного буфета. На скрытой иллюзией верхней полке выстроились в длинный ряд изящные серебристые подстаканники. Никос переворачивает ближайший подстаканник и удовлетворённо выдыхает:
– Ух ты! Клеймо Сурзо́! Тридцатый век, немыслимая древность. Примерно годовой бюджет храмов. Вы бесценный поисковик, Эрол.
Алан скрипит зубами. В кладовой стрелка находит в коробке с бумагами обрывок цепочки, а в коридоре – платиновую булавку, закатившуюся под плинтус.
– Пора вам, Эрол, требовать свои двадцать пять процентов, как при обнаружении клада, – с серьёзным лицом произносит Никос.
– Служителям Всевышнего следует поумерить тягу к роскоши, – парирует Алан. – Не дом понтифика, а филиал ювелирного магазина!
Попав в библиотеку, стрелка нерешительно замирает, затем делится на пять одинаковых частей и указывает на разные полки. Перебирая переплёты с драгоценными вставками, Алан поглядывает на патера столь красноречиво, что Никос предпочитает помалкивать. На втором этаже стрелка по очереди находит платиновый зажим для галстука среди вещей Алонио и массивное мужское кольцо в ванной комнате. Мимо комнат секретаря и помощника понтифика стрелка равнодушно проплывает, чтобы упереться в третью дверь.
– Это спальня брата Люсена, – удивлённо поясняет Никос.
– Надеюсь, у него не платиновые зубочистки, – цедит Алан. – Иначе к моим грехам сегодня добавится грех сквернословия.
Небольшая комната залита светом. Портьеры сдвинуты в самый край, на подоконнике цветут необыкновенные ярко-жёлтые герани, пышные шапки напоминают маленькие солнышки. В кадке на полу цветущая роза редкого шафранового цвета, комод рядом с кроватью заставлен горшками с бледно-лимонными фиалками. Благодаря растениям тёмно-синие стены смотрятся не так угнетающе. Престарелый патер сидит в кресле-качалке у окна, выбеленные временем волосы свободно рассыпаны по плечам и сливаются с белоснежной мантией. Старичок медленно поворачивает к нам голову, и я теряюсь в травянистой зелени его взгляда. Ошеломлённо моргаю: нет, показалось, глаза под седыми бровями карие. А зелень – крохотный проблеск ауры, такой малюсенький, что практически не различим в сиянии божественной энергии.
– Светлого дня, – здоровается Алан. – Господин Люсен, я Риалан Эрол, архимаг Кериза.
– Светлого дня, сын мой, – мягко откликается старичок. – Зачем ты шутишь? Дурно так шутить. Архимага я знаю: Кен… нет, Кон… как-то так. Энергичный юноша. Вчера мы пили гроф. Ты любишь гроф?
– Не особо.
На самом деле Алан гроф терпеть не может, но старается быть вежливым. Синяя стрелка зависает над комодом, Никос первый замечает браслет среди горшков с фиалками, легонько толкает Алана в бок и указывает на находку взглядом.
– Что ж, все люди разные и любят разное, – старый патер кротко улыбается. – Я вот цветочки люблю, и Мия любит, и Ники. Правда, Ники? Хороший мальчик, леечку мне подарил. Такая удобная леечка, точно под мою руку.
Никос трогательно краснеет. Алан выуживает злополучный браслет и предъявляет его старику:
– Господин Люсен, откуда у вас эта вещь?
– Брат принёс, – не перестаёт улыбаться старичок. – Сказал: «Пусть это полежит у вас». Мне не жалко, пусть лежит.
– Брат? – недоумевает Алан.
– Все патеры – братья, – вполголоса поясняет Никос и уже громко обращается к старику: – Люсен, а как выглядел этот патер?
– Хорошо выглядел, – с готовностью отвечает старичок. – Добрый брат. Похвалил мои цветочки.
– Вы разглядели его лицо? – включается Алан. – Какие у него глаза? Подбородок, нос, брови? Какого цвета волосы? Он высокий, низкий, худой, полный? Молодой или старый?
– Глаза ласковые. Не то что у Алонио. Алонио злой, ненавидит цветы, велел выбросить. Спасибо, Ники заступился.
– Похоже, детального описания внешности «доброго брата» мы не добьёмся, – морщится Алан и передаёт браслет Никосу.
– Увы, – соглашается Никос.
Я подхожу к окну. Герани заинтересованно следят за мной. Любопытно, Алонио подозревал, что это уже не совсем цветы? Ненависть обостряет чутьё. В мою ладонь тычется мягкий бархатный листик, и я осторожно подкармливаю герань магией. Ой, зря! Фиалки разворачиваются ко мне словно по команде, и роза тянет стебли… Алан делает страшные глаза.
– Ты нравишься цветочкам! – радостно провозглашает Люсен.
Ещё бы не нравилась: я же природница, и природница очень сильная. На маму или Шеда растения так не реагируют.
– Человек, которого любят цветы, – хороший человек, – старичок осеняет меня мерцающими искрами божественного благословения. – И светишься ты красиво, синеньким, голубеньким…
Мамочки! Даже капля природной магии позволяет различать цвета аур. Счастье, что Никос занят изучением найденного браслета.
– Значит, по-вашему, Алонио – злой человек? – Алан якобы невзначай оттесняет меня за спину и подальше от цветов.