Это было то, что он хотел, и, по правде говоря, все, что он хотел. Их связь была всего лишь вишенкой на торте. Несомненно, у него будет еще много вишенок в будущем.
Он мог думать, что они хорошая команда, но это ненадолго. Потому что его предложение — недостаточно для нее. Она будет испытывать только боль, зная, что любит его так, как он ее никогда не полюбит. После того как она так долго довольствовалась самым малым, она не могла так поступить с собой.
Бриллиантовое ожерелье, доставленное в ее апартаменты немного раньше, висело на ее шее словно ледяная удавка, напоминая ей о разбитом сердце. Год — очень большой срок. Ей хотелось убедить его, что нет никакой необходимости ждать так долго. Но она обещала, а значит, выполнит свое обещание. На публике она всегда держала голову высоко поднятой и старательно играла отведенную ей роль. Хорошо хоть, дворец был достаточно большим, чтобы она могла почти не сталкиваться с мужем. Она будет прятаться в своих апартаментах и выживет. Со временем она вернется в Штаты — или еще куда-нибудь — и начнет новую жизнь. Остается только справиться с сегодняшней коронацией.
Многолетний опыт сокрытия эмоций сослужит ей хорошую службу. Она обязательно справится и выполнит свою работу. Одного у нее нельзя отнять: она чертовски хороша в работе.
Это было хуже, чем если бы она убежала. Хестер продолжала присутствовать во дворце, делать все, о чем они предварительно договорились, но словно превратилась в призрак, блуждающий огонек. Алек слышал ее шаги, но никогда не заговаривал с ней. Чувствовал ее запах, но никогда не видел. Она здорово умела превращаться в невидимку. Потому что она точно знала, что надо делать для выживания, — не видеть его.
Но было больно.
А как он хотел увидеть ее! С ней он чувствовал себя прекрасно. Она проникла ему под кожу и обнажила старые раны, подставив их теплому солнечному свету. Разумеется, сдирать коросту было больно, но бальзамом была сама Хестер.
Алек никому не придавал особенного значения в своей жизни, потому что это был риск, на который не был готов пойти. А теперь она даже не осознавала, как ему больно. Он не видел правды. Обвинил ее, хотя сам был виноват во всем. Он считал себя довольным и счастливым, хотя сам был бессердечным трусом.
Она спросила его, о чем он мечтает. Ему еще никто и никогда не задавал такой вопрос. Алек и не думал, что у него есть мечты. По крайней мере, до знакомства с Хестер. Она пробудила в нем новые мечты, позволившие ему понять, что возможно не только достижение личного удовольствия, но и многое другое. Она заставила его понять, насколько пуста, в сущности, его жизнь. Если бы ему сказали об этом несколько недель назад, он бы стал все яростно отрицать.
Хестер заставила его пожелать того, чего он раньше боялся, — одну женщину, детей, любовь.
Алек понял, что оказался не прав относительно ее. Он был слаб, предложив меньше, чем они оба хотят и заслуживают. Не открывшись ей, не позволив себе быть уязвимым, как она, он причинил ей боль. Эта мысль была для него невыносима.
Решение пришло к нему рано утром, после очередной бессонной ночи.
Сейчас, когда Хестер медленно шла к нему перед миллионами, он ясно понял, что она спряталась за более прочными стенами, чем раньше.
Ее бальное платье было сказочно прекрасным — цвета океана, омывающего острова, а ее грудь пересекал пурпурный королевский шарф через плечо. На этот раз ее волосы были убраны в высокую прическу. Длинные шелковые перчатки скрывали не только пальцы. Но и предплечья до локтей. Непроницаемая броня.
На ее лице был безупречный макияж, но под ним он видел бледность. И еще он заметил муку в ее глазах, когда она на мгновение подняла их, но потом опять уставилась в пол. Она была такой официальной. Такой правильной. И Алек ненавидел это.
Он сильно обидел ее, и это знание его убивало. Он сжал кулаки, с трудом сдерживая направленный на самого себя гнев, который копился внутри его. Ему едва удавалось обуздать желание бежать к ней, заключить ее в объятия и молить о прощении.
Это надо сделать правильно.
В ней жила боль, оттого что он ее обидел, но одновременно гордость и благоговение. Потому что она шла к нему уверенно, и в каждом ее шаге была скрытая сила. Она была преданной, внимательной и откровенно любящей, даже когда он этого не заслуживал.
Алек был уверен, что сможет заслужить ее любовь и показать, как много она для него значит.
Хестер не могла выдержать взгляда Алека. Он был таким суровым, что это обжигало ее сердце. Последнее, что ей хотелось, — идти навстречу ему на глазах у всего мира. Этого набитого людьми зала было вполне достаточно, но церемония транслировалась на весь мир по Интернету. Но она должна показать пример остальным жителям королевства. Традиция требовала, чтобы она проявила уважение к нему. Перед всеми.
Ее кровь кипела, пока Хестер шла, глядя в пол. Очень медленно она подошла к краю платформы, на которой Алек стоял в мантии и короне. Она не могла смотреть на него. Средства массовой информации, вероятно, будут трактовать язык ее тела как покорность, ну и пусть. Она не желала, чтобы кто-нибудь догадался, что ею владеют боль и безответная любовь.
Очень медленно она преклонила перед ним коле ни. Последовала минута полного молчания, после чего послышался шум. Люди, стоявшие за ней, тоже преклонили колени.
Хестер не могла поднять на него глаза. Все равно это притворство, всего лишь часть роли, которую она взялась сыграть. Стиснув зубы, она пройдет через этот последний акт унижения, а через год уйдет, и — надо скрестить пальцы — никогда не увидит его снова.
— Хестер.
Его тихий голос был приказом, которому она должна была подчиниться. Подняв глаза, она увидела, что он подошел ближе и теперь стоял на самом краю платформы. И взгляд ее был торжественным.
— Я не позволю тебе стоять на коленях передо мной. — Его громкий шепот будто царапал содранную кожу и обжигал, словно соль, которой посыпают свежую рану.
Она смотрела на мужа, ничего не понимая.
Алек наклонился, взял ее руку и потянул, но она нахмурилась и не сдвинулась с места. С нетерпеливым возгласом он взял ее за талию, поднял с пола и поставил на ноги, на одно короткое мгновение прижав ее к себе.
— Что…
— Скоро мы будем одни. А пока доверяй мне, ладно?
Это был быстрый шепоток ей в ухо, так что ни одна камера не смогла зафиксировать движение его губ, и ни один самый чувствительный направленный микрофон не мог усилить звук его тайной речи.
Почему он настаивает, чтобы она стояла? Почему он позволил себе отойти так далеко от грандиозного представления, в котором они оба участвуют?
По толпе собравшихся прокатились шепотки. Придворные и гости оставались на коленях, но все они смотрели вверх. Алек на мгновение отошел в сторону, но сразу вернулся. Хестер увидела в его руке корону, меньшую, чем его королевская регалия, но не менее украшенную.
Он заглянул ей в глаза, но тут же перевел взгляд поверх ее головы на своих подданных.
— Позвольте мне объяснить, — сказал Алек. — Я горжусь традициями Трискари и буду чтить их, но я также хочу создавать новые. — Его лицо было пепельно-серым, а улыбка едва заметной. — И я не хочу, чтобы мой самый важный партнер склонялся передо мной.
Снова шепотки по толпе, но Алек продолжал говорить, и они смолкли.
— Эта коронация — горькая радость, так как имеет место только потому, что мы потеряли моего отца, а он был великим королем. Он был предан нашей стране и вам, его народу. Но он вместе с тем был одиноким человеком после смерти моей матери. Как и моя сестра, моя мать была умной, прогрессивной и любящей женщиной. Ее утрата все изменила для нас, ее семьи. Скажу честно, мы мало говорили о ней. Я считал требование, чтобы монарх был женат, архаизмом, ограничением, формой контроля. И только недавно я понял, что оно было не ради страны, а ради меня. Найти партнера, женщину, с которой я мог бы разделить все — богатства и награды, мечты, а также вес короны. Таким образом, я считаю честью и величайшей привилегией склониться перед тобой, предложить мою жизнь на службу моей стране и моему народу, и предложить мою любовь своей королеве — Хестер.
Словно сквозь вату она слышала ликование толпы — люди за стенами выкрикивали его имя снова и снова. Но не только его имя. Ее имя тоже.
Алек и Хестер!
Алек и Хестер!
Алек и Хестер!
Теперь Алек смотрел прямо на нее, желая, чтобы она что-нибудь сделала. Хестер не могла игнорировать его, хотя ей было больно от этой публичной демонстрации единства, насквозь фальшивого. Только этот напряженный взгляд и эмоции, исходящие от него, говорили о многом. Она должна все это отвергнуть?
Но Хестер не могла. Не из-за миллионов людей, которые на нее смотрели, а из-за него. Он заставлял ее двигаться обещанием в своих горящих глазах. Но даже притом, что не верила ему, она не могла его отвергнуть. Поэтому сделала шаг вперед и заняла место на платформе рядом с ним. Алек повернулся и возложил корону ей на голову — красивое золотое изделие, миниатюрная копия его короны.
К ее немалому изумлению, Алек ей поклонился. Без подсказки, даже не думая об этом, она присела перед ним в глубоком реверансе. Они встали вместе, и он взял Хестер за руку. Это было как раз вовремя, потому что внезапно вокруг нее все закружилось, и в глазах потемнело. Под восторженные крики толпы они прошли через большой зал и вышли на балкон. Время ускорило свой бег, когда они стояли перед восторженной толпой, жужжащими камерами и шныряющими повсюду репортерами.
Наконец Алек повернулся и повел ее обратно во дворец, в ближайшую маленькую гостиную.
— Нам необходимо несколько минут, — сказал он придворному, который вознамерился пройти за ними.
Хестер вошла в комнату за ним, стараясь собраться.
— Ты… — Она замолчала, сообразив, что не может говорить о чем-то слишком личном. — Это было замечательное представление, — хрипло сказала она, неожиданно разозлившись. — Ты превзошел самого себя.