— По преданию, камень оберегает своего владельца от дурных сил. По этой причине продать «Голубого принца», насколько мне известно, нельзя, — проявил Курбе свою осведомленность. Недаром он чуть не до утра читал «Популярную историю аристократических родов Италии».
— Ни продать, ни украсть, — сказала Паола. — Конечно, цена бриллианта очень велика, что делает его предметом вожделения для проходимцев и безбожников. Но только подаренный или перешедший по наследству «Голубой принц» обладает магической силой. Вор или человек, рискнувший купить этот камень, обречен. Несчастья затравят его, как охотники зайца. — Глаза Паолы гневно сверкнули. Конечно же, она ждала возмездия, и не столько от судебных инстанций, сколько от «Голубого принца».
— Прекрасная легенда, синьора делла Форте. Воспитывающая честность и бескорыстие… Однако в эпоху торжествующего цинизма и лицемерия, порождающих жестокость, предания о вере и чести сильно обесценились. — Курбе смущенно пожал плечами, будто признавал свою вину в деградации нравственных устоев общества.
— Я рада, что нашла в вашем лице союзника. — Графиня слегка понизила голос и властно посмотрела на собеседника. — Вы уже почти согласились со мной, синьор Курбе, что Элмер Вествуд, циник и лицемер по своей человеческой природе, был способен к жестокости… Он мог превратиться в зверя под влиянием обстоятельств, и он сделал это… Он уничтожил наследников «Голубого принца» и завладел камнем!
— Не хотите ли вы сказать, что бриллиант пропал из вашей сокровищницы? — поинтересовался Курбе, сдерживая дрожь нетерпения: чутье ищейки подсказывало, что он вышел на верный след.
— За пять дней до Рождества Рита с супругом приезжали сюда, чтобы поздравить. Они принесли извинения по поводу того, что не смогут провести праздничную ночь со мной… Их пригласили к себе какие-то очень важные для карьеры Элмера друзья… — Паола взяла четки, стараясь вернуть сдержанность и самообладание.
— Синьор Берначчи, — вставил Курбе, — главный директор телестудии, находившийся до этого в довольно натянутых отношениях с Вествудом. Очевидно, ваш зять решил наладить связь с «верхами».
— Да, я способна понять это. И даже то, что Рита попросила у меня «Голубого принца». Она сказала, что с этого дня камень «будет оберегать их очаг и будущего ребенка»… — Слезы вновь покатились по щекам Паолы. Четки не помогли. Она с силой сжала агатовые нити в ладони.
— Ваша дочь решила хранить бриллиант дома?! Где же он сейчас, в квартире Вествуда? — подскочил Курбе, не ожидавший такого поворота событий.
— Разумеется, нет. Рита отнесла камень в сейф банка «Грамо», где мы всегда хранили наши бумаги. Директор банка подтвердил это. Перед Рождеством, когда я справлялась о визите дочери. Да, да, перед самым Рождеством.
Курбе едва удержался, чтобы не кинуться к телефону немедля. Но он постарался сохранить спокойствие.
— Кто может извлечь «Голубого принца» из вашего фамильного сейфа? — спросил он Паолу, уже представляя себе ответ.
— Теперь я. Конечно же, я. Или… тот, кому могла перепоручить это сама Рита. — Паола значительно посмотрела в глаза инспектора. Легкая улыбка искривила ее бледные губы.
Курбе торопливо раскланялся и с ощущением холода в животе покинул старинное поместье, дотошно описанное в главе «История провинции Андрия».
…Инспектор мчался в Рим, прокручивая в голове возможные варианты ожидавших его в банке известий. Мысленно он чертыхнулся, проклиная свою доверчивость, когда директор банка «Грамо» положил перед ним доверенность синьоры Маргариты Гватичелли делла Форте, в соответствии с которой сделанный синьорой вклад был вручен ее наследнику, вдовцу Элмеру Вествуду. Два дня назад. «Вполне возможно, что эту русскую девчонку кто-то здорово подставил», — подумал инспектор, вспоминая упорное молчание Лариной на последних допросах.
Отделение женской тюрьмы Мантеллатэ, где содержали заключенных в ходе предварительного следствия, произвело на Кристину хорошее впечатление. Однажды ей приходилось навещать бабушку в московской районной больнице, и это печальное место надолго запечатлелось в ее памяти. Многоместные палаты, набитые дурно пахнущими, измученными старухами, койки в коридорах, где мимо распростертых под капельницами страдалиц сновали люди в пальто и злые санитарки, выносящие судно. Пуще всего здесь боялись пропустить серию телефильма «Богатые тоже плачут» с участием Вероники Кастро, а также сквозняков. Поэтому в холле, где находился телевизор, собирались на полчаса раньше, а окна и форточки накрепко задраивали. Богатые плакали, а здесь задыхались, изнемогая от вони и беспомощности, бедные.
Помещения Мантеллатэ регулярно проветривали, а в камере с Кристиной оказалась всего лишь одна соседка — пожилая арабка, говорившая по-итальянски совсем плохо. Кровати располагались, как полки в вагоне СВ, и были застелены темно-голубым чистым бельем. Такого же цвета «джинсовый» костюм был выдан Кристине вместо ее панбархатного платья. И полукеды, совершенно новые, вкупе с синими хлопчатобумажными носками. Унитаз скрывала обложенная кафелем стена, а на зарешеченное окно можно было опустить пластиковые жалюзи.
Насмотревшаяся ужасающих фильмов, Кристина по дороге сюда измышляла способы самоубийства в том случае, если в перенаселенной камере на нее нападут садистки-лесбиянки. Очутившись в компании арабской бабки, она не могла поверить в свое счастье: старуха, плачущая и стонущая по ночам, сама дрожала от страха, забившись в угол. Только на третий день она попыталась объяснить Кристине, что ее обвиняют в краже каких-то вещей, среди которых находился очень нужный следствию ключ от неведомого старухе сейфа. Виноват же во всем был муж внучки, работавший шофером у богатого торговца и обчистивший его дом.
Кристина старалась вникнуть в чужую беду, но свои собственные страхи не давали покоя. После десяти дней допросов она поняла, что следствие движется к завершению. Ее вина практически доказана. Предстоял суд, а после суда, увы, «санатория не жди, такой житухи, как здесь, не будет», объяснил ей помощник Курбе, проводивший вместе с ним допросы. Кристина надеялась на заступничество российского посольства, но в случае столь серьезного преступления, как убийство беременной женщины, представительницы аристократического рода, рассчитывать на смягчающие обстоятельства ей не приходилось.
Следствие выработало версию «предумышленного убийства из ревности», в соответствии с которой Кристина, находясь в крайне взвинченном состоянии, хотела отомстить изменившему ей любовнику. К делу были приобщены свидетельства скандала на балу и даже заснятая там любителем видеопленка, показания коллег Кристины, утверждавших, что последнюю неделю перед Рождеством она вела себя очень странно, напоминая умалишенную. Даже честный отчет Эудженио о времени, проведенном Кристиной у них в доме, и о некоторой задержке ее в пути подтверждал версию: да, именно так и произошло преступление. Кристина, позвонив Элмеру, узнала, куда направлялись супруги, и, оставив на автоответчике многозначительный текст, направилась по следам Вествудов. Очевидно, она знала заранее из общения с Вествудом (связь с которым подтвердила прислуга его дома) излюбленные трассы журналиста по огромному городу и могла правильно рассчитать встречу. Переодевшись в костюм Санта-Клауса, девушка остановила машину, а затем выстрелила в Риту. Бывший любовник, пытавшийся оказать сопротивление, также получил пулю. Поскольку Элмер Вествуд в своих показаниях категорически утверждал, что нападавший на них человек не произнес ни единого слова, и показался ему совершенно незнакомым, следствию предстояло лишь гадать о подробностях разыгравшейся драмы. Вествуд же с очевидностью выгораживал бывшую любовницу, чувствуя себя виновным в измене.
Совершив преступление, обвиняемая вернулась к оставленному в переулке «фиату» и, сунув балахон и шапку карнавального костюма в багажник, поспешила в дом Коруччи, где по предварительной договоренности собиралась провести праздничный вечер. Как ни упорствовали Джено и Ненси, отстаивая невиновность Кристины, они не могли не признать, что девушка запоздала минут на сорок к назначенному сроку и выглядела чрезвычайно взволнованной. Сообщение по телевизору о нападении на Вествуда повергло ее в отчаяние. Кристина уехала, а последовавший за ней Эудженио потерял «фиат» из виду на загородном шоссе, ведущем к имению Антонелли. О связи Кристины и Антонелли было известно давно, да она и не скрывала ни от кого этого факта.
Хотя обвиняемая категорически отказывалась от того, что обнаруженный в багажнике машины костюм принадлежит ей, эта вещь сыграла роковую роль в ходе следствия. Пятна крови на белом мехе, оторачивающем рукава, принадлежали Вествуду. Очевидно, пострадавший пытался оттолкнуть руку убийцы окровавленными пальцами. Он пытался защитить жену. Жуткое преступление, означавшее самые высокие меры наказания.
Трагедия, в которую оказались вовлечены столь знаменитые особы, получила широкую огласку в прессе. Целую неделю известия о страшном происшествии не сходили с первых полос.
Кристина, загнанная в угол неопровержимыми уликами, решила рассказать допрашивавшему ее комиссару Курбе все. Вначале она строго придерживалась любовной линии взаимоотношений с Вествудом, начисто «забыв» факты, связанные с «Голубым принцем». Угрозы Рино Бронзато свести с ней счеты в случае утечки информации не казались Кристине пустячными. Курбе к тому же не спрашивал ее о камне. Но когда, наконец, обвинение было сформулировано и делу предстояло незамедлительно последовать в суд, Кристина пришла в отчаяние: спасения ждать неоткуда, впереди пожизненное заключение.
На очной ставке с Антонелли Стефано сказал: «Я верю в невиновность этой синьорины» — и значительно кивнул ей. Кристина решила, что покровитель каким-то образом сумеет спасти ее от ложного обвинения — проведет собственное расследование, найдет настоящего убийцу. Но следствие подошло к концу, а Стефано так и не сумел помочь ей. Тогда Кристина решила рассказать комиссару про «Карат», про загадочный чемоданчик и диадему, про встречу с Рино, его угрозы и странного Санту. По крайней мере, ей удастся задержаться в этой тюрьме, а там скорее всего выяснится правда или ее прикончат люди Рино. Как в фильмах про «Спрута».