— Мне уже пришло уведомление о полном снятии ареста. Спасибо, — поблагодарил Джек.
Энергетик действительно подействовал, голова перестала болеть и прояснилась. Судя по более осмысленному взгляду комиссара, он тоже пришёл в себя.
— Так что вы хотели сказать, — напомнил Джек.
— Да, значит, смотрите. Преступник, предположительно врач или кто-то, кто имеет доступ к медицинскому оборудованию…
— Почему именно врач? — перебил его Джек.
— Это самое простое объяснение, — пояснил комиссар, — он использовал то оружие, к которому имел доступ. Вряд ли кто-то стал красть именно из больницы, именно этот «Светлячок».
— Ну да, логично, — согласился Джек.
— Так вот, преступник заранее выбрал контейнер и сделал в нём отверстие, в которое прошёл бы щуп эндоскопа. Затем он приводит в него двух своих жертв под предлогом нелегальной отправки их с планеты. Это объясняет наличие у них пены, так же мы нашли в контейнере кислородные маски и фонарь. Они были головы к путешествию. Преступник запирает их, они запенивают все щели и ту самую дырочку и решают заняться любовью. Странное, конечно, поведение, но кто их разберёт этих клонов. Да кстати, — спохватился комиссар, — всё забываю у вас спросить. Вы говорили, что этот контейнер, типа «С» вроде как герметичный.
— Да, — подтвердил Джек.
— Зачем тогда было запенивать?
— Я же говорил, что там у замков два положения. Когда контейнер заполнен, их закрывают условно герметично, а когда нет, чтобы не изнашивались уплотнители, закрывают в первом транспортировочном положении. Возможно преступник этого либо не знал, либо специально так их закрыл. По любому он знал, что им будет уже всё равно.
— Ясно, — кивнул комиссар. — Ну вот, пока они там обнимаются, а пена начинает застывать, преступник просовывает в отверстие лазер, наводит его и убивает обоих. Сотрудник порта ночью опечатывает контейнер, не замечая ничего, его грузят вам на «Солярию», и вы доставляете его сюда, где разгрузочные роботы находят несоответствие между документами и данными сканера, что и становится причиной расследования.
— Говорите, прямо как протокол пишите, — заметил Джек.
— Привычка, — ответил комиссар. — Ну что, всё верно? Вы больше ничего не заметили противоречивого?
— Да вроде нет, — произнёс Джек. — Осталось найти убийцу.
— Ну, этим уже не мы будем заниматься, — сказал Котанен. — Мне было главное соблюсти интересы порта, ну и ваши, конечно. А преступника пусть ищут королевская служба, агентство всемирной безопасности — это не наша юрисдикция.
Пока они разговаривали, из дверей больницы вывезли кресло, на котором, закутанный в плед сидел Майк. Комиссар попрощался с Джеком, ещё раз поблагодарил его за помощь и уехал. Джек помог своему капитану сесть в ровер и повёз его на корабль. Бета Центавра поднялась уже высоко и снова начинался жаркий день в порту имени леди Глэдис на планете Азимов республиканского королевства Центавра.
— Что случилось, Джек, — спросил его Майк.
— Да всё хорошо, разгружаемся. А ты опять напился, — ответил тот.
Баюшев Дмитрий Сергеевич
http://samlib.ru/b/bajushew_d_s/
ПАРАЛЛЕЛЬНЫЕ КУЛЕБЯКИ
Едва Женя пришел из школы, выяснилось, что в доме нет ни крошки хлеба. Выдавив из себя мученический стон, он бросил в коридоре ранец с учебниками и поплелся в «Пряник». В школьной форме было жарко — стоял на редкость теплый сентябрь.
Женя был обыкновенный мальчишка двенадцати лет, зеленоглазый, курносый, со светлыми выгоревшими волосами, ничем особенно не выделяющийся среди своих сверстников. Разумеется, он не стал обходить забор, а пролез в дырку, сократив таким образом дорогу и сразу очутившись в мире железобетонных плит, ям, труб, досок, песка, обломков кирпича и прочих атрибутов стройки, где почему-то не было ни одного человека. Здесь Женя бывал не раз. Уверенно миновав пересеченное пространство — где по песку, где по гравию, где по шпалам, где по досочке, — он пролез через дырку в заборе и оказался во дворе, откуда до «Пряника» было рукой подать.
Этот двор был бы ничем не интересен, если бы не рыжий кот, который залез на дерево и орал там дурным голосом. Вечно так — залезут и орут, пока не снимешь, а когда снимаешь — карябаются…
Резкий порыв ветра стегнул по глазам колючими песчинками, отчего мгновенно выступили слезы и всё вокруг расплылось. Ветер еще более окреп и чуть не свалил Женю с ног. Протирая глаза кулаками, он попятился назад, но тут ветер стих так же внезапно, как начался. Тотчас за спиной кто-то звонко и испуганно крикнул: «Дорогу-у-у», — и, чувствительно задев Женину спину, мимо промчался дрыгающий ногами велосипедист. Правда, умчался он недалеко, не помогли и растопыренные для равновесия ноги.
Когда пыль улеглась, Женя увидел незнакомого мальчика, который сидел на земле рядом с велосипедом, морщась, потирал ссаженный локоть и разглядывал переднее колесо, изогнутое буквой «о». Земля была ровная, утоптанная, без пеньков и булыжников, так что непонятно было, отчего бы это несчастное колесо могло так изогнуться.
— Вот ёлки-палки, — с чувством сказал мальчик. — Теперь полдня спицы перетягивать. Ты что, с неба свалился:
— А ты смотри, куда едешь, — парировал Женя.
— Да смотрел я, смотрел, — проворчал мальчик, поднимаясь и отряхиваясь от пыли. — Ходят тут всякие, потом калоши не сыщешь.
Он был одного с Женей роста, загорелый до черноты, темноволосый, кареглазый. Одет простенько — в клетчатую безрукавку и спортивный штаны.
— Ездят тут всякие…, — начал Женя и осекся.
Дело в том, что он вспомнил о рыжем коте, оседлавшем ветку. Кота не было с тех самых пор, как поднялся шквалистый ветер. Но осекся Женя вовсе не поэтому. Он впервые за всё это время толком огляделся и увидел, что не только рыжего кота, но и дерева, на котором тот обосновался, не существует. Дальше, как говорится, больше. Вон там стояла детская горка, которую приходилось обходить, а сейчас её почему-то нету. Нет также ржавого металлического гаража, зато имеет место песочница с окаменевшим песком. Исчезли теннисные столы с двумя скамеечками для зрителей, вместо них появилась сушилка для белья. Отсутствовал забор, огораживающий стройку, а вместе с этим отсутствовала и сама стройка. Но и это было не главное.
В прогале между домами Женя увидел сплошную зеленую чащу, которой раньше не было в помине, а рядом с ней огромную кучу хвороста вперемежку с разным хламом. Но еще поразительнее было то, что угол левого дома был разрушен, вернее — искрошен, как будто злосчастный этот дом перепутали с деревом и нещадно рубили топором. На конус, чтобы рубилось полегче, усеяв опалубку и газон крошевом белого кирпича.
Вот поэтому-то Женя и осекся. Даже, можно сказать, остолбенел.
— Откуда ты такой взялся? — спросил между тем мальчик. — Я всех пацанов в нашем районе знаю, а тебя что-то не припомню. Ты не из аула случаем?
— Не-а, я с Театральной, — ответил Женя. — Слушай, куда все подевались? Где бабушки? Они же всю жизнь на этой лавке сидят. Что вы тут всё… наизменяли?
Голос у него в конце фразы предательски дрогнул.
— Ну ты даёшь, — сказал мальчик.
Где-то, взвизгнув, пару раз жалобно тявкнула собака. Лесная чаща между домами внезапно всколыхнулась, зашумели листья, и Женя увидел огромную несуразную фигуру, состоящую из веточек, шишек, сучков и еще Бог знает чего, которую совершенно не держали «ноги» и которая не падала только за счет того, что ухватилась обеими «руками» за стволы растущих рядом деревьев. Фигура содержала в себе всю цветовую гамму смешанного леса, на фоне которого внезапно проявилась, и уже в следующую секунду исчезла. Но стоило потрудиться, поднапрячь зрение, как она вновь появлялась, пугая своей неестественностью.
— А-а-а, — выдавил Женя, показывая на неё пальцем. — А-а-а.
Мальчик оглянулся, шмыгнул носом и сказал:
— Вот поэтому твои бабушки и сидят дома. Двери позапирают, окна тряпочками позанавесят и носа на улицу не кажут. Боятся.
— А кто это? — прошептал Женя. — Чудище-юдище?
— Тут у нас много всякого, — буркнул мальчик. — Это, — он кивнул в сторону вновь исчезнувшей фигуры, — ерунда. Это на слабонервных. На бабушек. Бывает кое-чего и почуднее. Черный дождь, к примеру. Или веселые ребята, которые получаются от черного дождя. «Дождевики». Дураки такие тупые. Вообще-то, на улице можно находиться только в случае острой необходимости. Указ такой есть, между прочим. Что, не слышал?
— Нет.
— На Театральной, говоришь, живешь? — хитро спросил мальчик. — А в каком городе?
— В Кулебяках.
Мальчик посопел и сказал:
— Всё правильно. Что-то тут не то. Может, ты болел?
— Когда?
— С тобой не соскучишься, — протянул мальчик и вдруг, осененный догадкой, хлопнул себя по лбу. — Слушай, а вдруг ты из параллельных Кулебяк? А? Нет, точно. Ты же у меня прямо перед носом вырос. Что я, слепой, что ли?
— Да? — понуро сказал Женя. — Из параллельных?
— Точно, — продолжал мальчик увлеченно. — Город у вас тот же, улица та же, что у нас, зато школьную форму у вас не отменили, чудищ-юдищ у вас нет, и про указ ты ничего не слышал, хотя и не болел. Всё ясно — из параллельных.
— А как бы назад-то? — робко поинтересовался Женя, но мальчик не услышал, так как поднимал велосипед.
Поставив его на колеса, он сказал:
— Пойдем отсюда, а то и правда на улице нельзя быть долго. Да и от деда может влететь.
— Что ж ты такой загорелый, если на улице нельзя быть долго? — спросил Женя.
— Так то я, — ответил мальчик.
И пошел вперед, держа велосипед за руль, который описывал в воздухе сложную синусоиду. Женя направился следом, чувствуя себя не в своей тарелке.
— Послушай, а как же я вернусь назад? — засомневался он. — Мне с этого места, наверное, нельзя уходить.
— В другом месте вернешься — какая разница, — непререкаемо сказал мальчик. — Что же тут, до посинения стоять?.. Меня, вообще-то, Борей зовут. А деда Федором Федоровичем…