Эмбрион что-то бормотал, притворяясь, что не слышит.
— Ту Фта, — повысил голос Щукин.
— Тише, тише, — испугался эмбрион, — вы их сдуете. От вас сильный ветер.
— Я тебе покажу ветер, — пригрозил Щукин. — Я покажу такой ветер, что тебе и не снился. Я тебе такую экологию устрою.
— Что вы, право, как зум-зум? — с укоризной сказал Ту Фта. — Они еще не окрепли. Это же мои друзья, мои товарищи по несчастью. Я их кормлю.
Он помолчал и скорбно добавил:
— Капитан погиб. Штурман погиб. А какой был капитан! А какой был штурман!.. Теперь я капитан.
«Было двенадцать, — машинально прикинул Щукин, вспомнив крейсер-ладью. — Значит, осталось десять».
И сказал:
— Правильно. Ты же, наверное, самый здоровый. У тебя почти что тенор, а у этих вообще комариный писк. Ххэ. Ничего себе — пришельцы.
С этими словами он направился в спальную комнату переодеваться. Дело в том, что как у всякого пенсионера моложе шестидесяти перед ним остро стоял вопрос трудоустройства, и вопрос этот в свете грядущих сокращений надлежало решать оперативно. Сегодня Щукин решил посетить контору по ремонту бытовой техники. Надо сказать, что технику он любил. Как-то, будучи на гастролях в Швеции, он вскрыл стоящий в гостиничном номере японский телевизор и подкрутил отечественной отверткой не то потенциометр, не то переменный конденсатор, в результате чего телевизор стал работать много лучше. Пока через пять минут не сдох. Из случившегося Щукин сделал вывод, что и «они» могут гнать брачок. Но уже вечером телевизор работал как ни в чем не бывало, из чего следовало, что «они» оперативно исправляют брачок. А почему мы, спрашивается, не можем? Почему бы и нам не отремонтировать бытовую технику, если какой-нибудь местный умник залезет в нее японской отверткой? Очень даже можем. Согретый этой мыслью, Щукин стянул с себя штаны с пузырями на коленях и желтую футболку с несмываемыми пятнами от щей на локтях и облачился в турецкую ковбойку и джинсы. Быстренько причесался. И сразу стал похож на человека, а не на чучело гороховое.
Оглядев себя в зеркало, Щукин остался вполне доволен своей внешностью.
— Я совсем не обиделся на вашу шутку, — послышался искаженный голос Ту Фты.
Интересно, что он там заставил колебаться на сей раз?
— На какую шутку? — не понял Щукин. — Ты оставишь меня в покое?
— Что я самый здоровый, — объяснил эмбрион. — Да, сейчас я маленький, но раньше я был большой.
В его деревяненьком голосе промелькнула еле уловимая угроза, но Эраст ее не заметил.
— Сидите дома и никуда не суйтесь, — сказал Щукин. — Без меня вам труба. Ясно? Если придет жена, замрите, будто вас нет. Нечего ее пугать, она и так нервная.
Он направился к выходу.
— Мы с вами, — объявил Ту Фта.
— Я что сказал? — рассердился Щукин. — Сидите дома — и никуда.
— Мы с вами, — повторил Ту Фта.
— С вами, с вами, — пропищало несколько голосков.
— Накажу, — сказал Щукин, мучительно раздумывая, каким образом можно наказать крошечное невидимое бестелесное существо. И тут в дверь позвонили.
На пороге стоял Генка Страстоперцев. Был он высох, жилист, облачен в ярко-оранжевую куртку без рукавов и воротника, голубую рубашку, весьма напоминающую обыкновенную майку, и синие брюки с белыми лампасами. На шее у Генки имелась металлическая цепочка с крохотным ключиком. Несмотря на эти несолидные атрибуты, Страстоперцев был мужчина вполне серьезный. Неженатый, но серьезный. Преподаватель английского языка в техническом ВУЗе и по совместительству — переводчик при спортивных делегациях из стран развивающейся Африки. Генке было тридцать девять, и жениться он, ясное дело, не собирался, хотя старательно распространял миф, что как только подвернется подходящая, так сразу в ЗАГС. Подходящая изредка попадалась, однако дальше кратковременных отношений Генка не шел, объясняя переживающим за него друзьям-товарищам, что поскольку он, Генка, невезучий, то и эта непременно окажется дурой. А время сочилось сквозь пальцы, и незаметно Страстоперцев из гладкого породистого юноши превратился в седеющего молодого человека с беспокойным взглядом, нездоровой кожей и нервным отношением к отсутствию денег.
— Уж эти мне забегаловки, — сказал Страстоперцев, прихлопывая за собой дверь. — Грили и шашлыки. На кой ляд мне завтракать на сотню? Я хочу сосиски с капустой за червонец. У тебя есть сосиски с капустой?
И он хищно повел длинным аристократическим носом.
— Мало бы что у меня есть, — ответил Щукин. — Идем посмотрим.
— Мясом пахнет, — сказал Страстоперцев, входя вслед за ним на кухню.
— Это от соседей несет, — объяснил Щукин и полез в холодильник.? Та-ак. Кислое молоко будешь?
— Это что за кислое молоко? — полюбопытствовал Страстоперцев.
— Которое скисло, — отозвался Щукин. — Если не будешь, то я выброшу.
— Выбрасывай.
— Нет, не выброшу, на нем блины можно заквасить, — в раздумье произнес Щукин. — Горошек хочешь?
— Хочу. С колбасой это то, что надо.
Щукин заглянул в банку с горошком и отпрянул.
— Нет, с горошком пас, а то придется на венок раскошеливаться.
Он выкинул смердящую банку в помойное ведро и неожиданно предложил:
— Давай покурим.
— У тебя какие? — спросил Страстоперцев.
— Никакие, — бодро отозвался Щукин. — Вчера последние докурил.
Генка криво усмехнулся и выложил на стол початую пачку «Явы».
— Жаль, кофе нет, а то бы под кофе хорошо, — сказал Щукин, закуривая. — Похоже, тоже кооперативщики поработали.
— А то кто же, — согласился Страстоперцев. — Пока мы тут с вами ушами хлопаем, эти ребята делают бизнес.
— Ты не на драндулете? — переменил тему Щукин.
— На нем, родимом.
— В Смолево? — уточнил Щукин.
— В Смолево.
— Погоди-ка, в морозильнике пошарю, — Щукин начал вставать. — Сдается мне, что там…
— Не, старик, у меня бензину в обрез, — перебил его Страстоперцев. — Только-только до заправки.
До заправки Щукину было не с руки, поэтому он водрузился обратно на табуретку и сказал:
— Вспомнил. Мы же эти сосиски еще во вторник умяли.
Он посмотрел на Страстоперцева, как бы проверяя — верит тот или не верит. У Генки неожиданно заурчало в животе.
— Давай чаю, — сжалился Щукин. — И булку с маслом.
— Давай, — моментально согласился Страстоперцев и спросил: — А Валентина далеко?
Вопрос про Валентину был задан не случайно. Будь Валентина дома, Генка бы уже сидел перед тарелкой, наполненной вкусной дымящейся едой, и наворачивал за обе щеки. Валентина Генку жалела. А Щукин был не такой. По его мнению Страстоперцев любил выпить и поесть что называется «на халяву», то есть за так, поэтому он его время от времени «учил». Генка понимал, что его «учат», и не обижался.
Начавший было рокотать холодильник внезапно замолк, будто отключили энергию, затем снова начал работать как ни в чем не бывало. В момент отключения чуткое ухо Щукина уловило где-то в глубине квартиры слабый треск.
— Посиди-ка, — сказал он Страстоперцеву. — Я сейчас.
Генка проводил его тоскливым голодным взглядом.
Войдя в гостиную, Щукин негромко позвал: «Ту Фта, ты здесь?» Никто не откликнулся.
Ту Фта и его команда оказались в спальной. Они взволнованно переговаривались между собой на птичьем «алабашлы».
— В чем дело? — строго осведомился Щукин. — А если бы сюда зашел Геннадий?
— Мы знаем, что это вы, — отозвался Ту Фта. — У Геннадия вкус другой.
— Что мы вам, югославская ветчина? — проворчал Щукин. — Вкус.
— У вас вкус вкусный, а у Геннадия с почесунчиком, — объяснил Ту Фта. — Хотя, конечно, и у него вкусно, не то что из розетки.
— Вы и к розетке присасывались? — скорее констатировал, чем поразился Щукин, так как его подозрение, отчего отключился холодильник, подтвердилось.
Собственно, а почему бы и нет? Энергия есть энергия. Не все ли равно, откуда выкачивать джоули?
— Да, присасывались, — с достоинством ответил Ту Фта. — Мы не хотим жить в долг. Мы желаем самостоятельности.
— Но я плачу за энергию, которая в этих розетках, — сказал Щукин. — Иди проверь, вон на счетчике в коридоре мотает. Поди, сотню киловатт сожрали. Чуть КЗ не устроили.
— Какой вы бессердечный. Зум-зум, — произнес Ту Фта. — У нас чуть-чуть не произошло ЧП, а вы — КЗ.
Интонация у эмбриона была весьма свободолюбивая, и это Щукин не преминул заметить.
— Кто клянчил джоули? — вопросил он. — Я или ты? Запомни, ты у меня должник.
— Вернем сторицей, — перебил его Ту Фта.
Это уже ни в какие ворота не лезло. Это граничило с наглостью.
— Верни, — сказал Щукин и тут же содрогнулся от сильного электрического разряда в область копчика. — Ладно, угомонись. Не к спеху.
Хлопнула входная дверь. Пришла Валентина.
— Сидите тут, — сказал Щукин инопланетянам и вышел в коридор.
Он еще не осознал, что инициатива перешла в «руки» Ту Фты.
В свое время Валентина работала в цирковом кордебалете и была стройной эффектной девицей с длинными красивыми ногами. После замужества она уже через год имела сына Олежку и почетное звание домашней хозяйки. Сначала это ей нравилось, но потом как-то стало не хватать денег и независимости от охамевшего Щукина, который возомнил себя монополистом. Когда она это поняла, было поздно. Стройность и умение выходить в шпагат куда-то исчезли, а красивые длинные ноги администрация была способна оценить лишь у незамужних и достаточно уступчивых юных дев. К тому же началось неудержимое расширение талии. С такими параметрами кордебалет противопоказан. Валентина смирилась с участью быть женой грубого Щукина, и это смирение в конце-концов привело к тому, что он стал относиться к ней помягче, поделикатнее. А когда во время очередных гастролей она взяла на себя обузу кормить «верхних» — вечно голодную ораву из трех мальчишек и одной девчонки — и блестяще с этим справилась, Щукин совсем размяк. Вопрос о личном поваре, няньке и докторе был решен.
Валентина оказалась непременной участницей всех, в том числе и зарубежных, поездок.