— Что же теперь делать? — жалобно проговорил Василиса Иванович. Губы его задрожали.
Тина ободряюще улыбнулся ему. Потом взял пульт дистанционного управления и перещелкнул телевизор на другой канал. Непрерывная стрельба и взрывы боевика резко сменились протяжным: — Начальникаа.
Вечная «Наша Раша» и вечные же Равшан и Джамшут снова застыли перед распекавшим их так и эдак хозяином квартиры.
— Вы как линолеум постелили, — орал он. — Вы зачем его рисунком вниз постелили?
— Так хозяйка жаловалась, однако. Рисунок быстро стирается.
— А вы значит помочь решили.
Резкая смена звукового фона заставили всех оторваться наконец от двери. Вот какой он умелец наш Тина. Знает что сделать что бы привести всех в чувство. Кондрат благодарно улыбнулся ему, и тихонько хлопнул ладонью по подлокотнику кресла, привлекая внимание.
— В общем так. Сильмариллион, спасибо тебе за информацию. На тебя всегда можно положиться. А теперь продолжим. Кто что может предложить по создавшейся ситуации?
Василиса Иванович тут же вскинул руку.
— Выходя на акцию можно сильно набрызгаться одеколоном. Это скроет запах, и датчик не сможет нас зафиксировать. — Он начал в запале, но чем больше говорил, тем тише и медленнее становился его голос. Вот такой он у нас. Вечно торопится выдать идею, а потом сам, по мере говорения осознает, насколько она глупа. — Сам уже понял. — пробормотал он наконец. — Весь такой благоухающий я еще больше обращу на себя внимания. Понял, понял, сам дурак.
— Ага, — заулыбался Игорь. — Идет наш Василиса Иванович на акцию. По такому случаю весь надушился, чем только можно, натерся и наелся всего пахучего. Подходит к дверям, а нюхательный датчик ему и говорит. — Дыхни. Василиса дыхнул. Датчик весь скривился и говорит, — так ты мне ртом дыхни, а не жопой.
Все заржали. Тут же прикрыли рты, но потом сообразили, что под Нашу Рашу как раз такие звуки самое уместное. Засмеялись в голос. Даже Кондрат засмеялся.
Потом он развел руками, призывая всех к тишине.
— В общем, как я понял народ, идей у вас нет. Тогда слушай сюда. Во первых. Учтем печальный опыт Витька.
При упоминании имени пострадавшего за идею товарища все нахмурились.
— Что бы еще раз не наступить на одни и те же грабли действуем так, будто эти нюхательные датчики не только что вышли с лаборатории, а уже стоят и в банках, и в супермаркетах, и даже в самой распоследней избушке на курьих ножках. Выбрасываем к чертовой матери все эти пакеты, что взрываются при обнаружении, кислоты, краски и так далее. Отныне на вооружении у нас только устройства с установленным таймером не менее чем одиннадцать часов. Всем ясно?
Все закивали. Особенно отличился Гришковец. Он закивал так, что его вязанная шапочка едва не слетела на пол.
— После акции, — продолжил Кондрат. — Встречи у нас будут проходить через… Сколько там ты говорил, Сильмариллион, слежки?
— Неделя, — сказал я.
— Значит встречи у нас с интервалом неделя плюс один день после акции. Всем все ясно?
— Да ясно конечно, — сказал Игорь. Шмырь кивнул.
— А это ничего, что у нас с таймером только взрывпакеты? — чуть помедлив спросил Гришковец. — Жертвы могут быть.
— Ничего, — обрезал Кондрат. — Тем быстрее правительство обратит внимания на наши требования. Сильмариллион, продолжай их вывешивать на всех сайтах.
— Конечно, — ответил я. — Не сумневайся.
— А я и не сомневаюсь. Значит все всё поняли.
— Что ж тут непонятного, — протянул Тина. Я сразу насторожился. Тина если обычно что и говорил, то вещи довольно серьезные. Слушать надо во все уши. — Укладываем предмет на объекте. Ставим таймер на активацию через одиннадцать часов. И после неделю гуляем, изображая, ах какие мы благонадежные. И ах как нравиться этот тотальный контроль за тем как мы жрем, срем и совокупляемся. И не смотрите на меня так. Да, именно жрем, срем и трахаемся как животные. Да, я чувствую себя как животное. Только зверь делает все это не стыдясь, что за ним наблюдают. А я не хочу. Я не хочу…
— Жрать, — сказал Игорь.
— Срать, — сказал Шмыря.
— И совокупляться, — сказал Гришковец.
Лица ребят раскраснелись. Глаза горят азартом. Тина все умеет так преподать, что у любого желание рвать и метать полезет даже через уши. Мне тоже захотелось взять так нашего мэра за челюсть и за макушку и медленно проворачивать пока не раздастся отчетливый хруст позвонков.
— Вот именно, — Тина бросил на нас благодарный взгляд. — Я не хочу как зверь. Я хочу вкушать пищу, ходить в туалет и заниматься любовью, как человек.
— Так и будет, — подхватил Кондрат, — Мы, группа борцов за свободу Соединенных Штатов Мира прижмем правительство. Мы их так прижмем. И пусть они там что угодно пищат про то, что после установления камер преступления снизились на семьдесят процентов, а раскрываемость повысилась на девяносто. Что практически исчезли такие преступления как убийства, изнасилования и воровство. Ничего, пару тройку воров мы как-нибудь потерпим на улицах, зато сможем пройти гордо, зная, что за каждым нашим действием не следит бдительное око. Да, мы прижмем их так, что они забудут все свои оправдания про практически сошедшие на нет наркоманию и терроризм и уберут наконец свои камеры и датчики из наших домов, с наших улиц, с наших городов. И мир снова станет таким, как был раньше. Где каждый человек был свободным и гордым. И мы снова станем людьми, а не животными. Жизнь есть свобода, — резко но тихо проговорил он, вскинув вверх кулак.
— Во истину свобода!
Мы все вскочили. Застыли, смотря на Кондрата преданными взглядами. Любой из нас готов был умереть прямо сейчас для приближения этой мечты.
— Нет, ты слышал, — Олег от возмущения уронил наладонник. — Значит будут жертвы, а ему ничего. Сам бы себе в знак протеста ноги оторвал, я бы на него посмотрел. Подонок. Чужими жизнями как семечками распоряжается. И главное, за что? Ладно бы мы людей на улице пачками расстреливали. Ладно бы как фашисты по лагерям гноили. Но всего лишь за то, что ему видите ли мешают кушать. Пацана, помнишь, сожгли на вечном огне. Ну процесс еще такой громкий был. Родители их, тех кто жег, громко так возмущались что к их сыночкам применили слишком строгое наказание. Посадили на десять лет. Так вот, то, что тому пацану могла вовремя приехавшая милиция спасти жизнь, для этого болтуна ни чего не значит. А вот то, что бдительное око компьютера зафиксирует как он какает. Ух ты как много значит.
Я посматривал на распалившегося Олега. Он уже размахивал руками. Лохматый, в помятой куртке и наглаженных брюках он походил на бойкотирующего очередной правительственный указ слесаря. Только руки слишком чистые для этого. Вот это недочет. Надо будет нашим в отделе сказать, что когда будут готовить очередную засаду, при маскировке учитывали даже такие мелочи. Вдруг попадется шибко подозрительный преступник.
— И любовью заниматься для него выше. А то, что раньше по стране каждые пять минут насиловали одну девушку, не выше. Сейчас-то одна попытка в полгода, считается повышением уровня преступности. Молокосос. Жаль, имя мы твое не услышали. Но ничего. Я его и безымянного за шиворот выволоку и мордой об стол поганца, мордой.
— Успокойся, — наконец сказал я.
— А что? — Олега явно задел за живое услышанный разговор. — Он же мечтает жить как раньше. В красноармейском районе был такой случай…
— В каком районе? — не понял я. — В Волгограде таких не знаю?
— Ну в две тысячи шестнадцатом его переименовали в Канальный.
— А, ясно.
— Так вот, — продолжил Олег. — Парень через весь район бежал и кричал — помогите. А за ним гналась банда из девяти человек. Он забежал в аптеку, думал там спрятаться. Ага, как же. Его полчаса били лицом о ручку двери, пока не приехала вызванная фармацевтами милиция. Ему выбили все зубы. А этот говорит про — «гордо пройтись по улицам». Вот жаль нет у нас машины времени. Собрал бы я всех этих болтунов и одной толпой, да во время до принятия указа. Пусть поживут, попробуют, что это такое. Я помню.
— Они тоже помнят, — сказал я.
— Тогда почему, протестуют?
— А вот этого понять невозможно. Люди вроде разумные, а сопоставить факты, не могут. Не могут посчитать плюсы и минусы.
— Жизнь их не била.
— Точно. Помнишь Олег, кто первый отдавал свой голос за принятие указа о постоянном наблюдении?
— Конечно помню. За указ свой голос отдали те, кто пострадал от преступников.
— Ладно, — прервал я его словоизлияния. — Хватит болтать, пора делом заняться. Вызывай наряд.
Кондрат по очереди посмотрел на каждого из нас.
— Я горжусь вами, — спокойно проговорил он. — Исходя из сложившийся ситуации планирование акций отменяю. Надо довести до ума новую систему проведения операций. На сим заседание объявляю закрытым.
Кондрат улыбнулся нам всем.
— Свобода есть жизнь, — сказал он.
— Во истину свобода, — ответили мы.
СИЛА ИСТИННАЯ
Он лежал на волокуше.
Вот уже неделя как Шиста по прозвищу Крепкая рука не в силах был пошевелить даже пальцем ноги. Бесчувственные и обездвиженные они лежали как деревянные обрубки. Когда его принесли в племя, шаман долго натирал их лекарственными травами, потом ткнул костяной иглой в мышцу и спросил, чувствует ли он что нибудь?
— Нет, — рыкнул сначала Шиста, а потом поняв смысл собственного ответа тихонько завыл.
Здоровенного буйвола, что искалечил его, принесли вслед за ним. Вернее принесли вырезки мяса, шкуру, способную накрыть собой сразу несколько шалашей, рога и кости.
Взглянув на массивный череп, Шиста снова как в живую увидел, как огромный зверь несется на него. Учуял ли он, или это была простая случайность, но бык, презрев страх перед загонщиками, бросился на вопящую и громыхающую камень о камень, кость о кость, цепь людей, выбрав самое тонкое место. Сосед Шисты справа, как раз ушел далеко в сторону, обходя заросли колючего кустарника. Сосед слева, молодой сопливый пацан, первый раз вышел в лов. Увидев несущегося на них гиган